Но Ася не сводила с алкашей внимательного взгляда.

— Мне кажется, они из него никогда не выходили.

— Поэтому я их и выбрал.

— Ой, как интересно! — захлопала в ладоши девчонка. — А вы подробнее расскажете?

— Про служебную собаку расскажу, а про них — извините, не могу.

— Почему?

— Тайна следствия… Ася.

— А-а… Понимаю…

Пока Ася гладила Мухтара (я никому не позволял его гладить, кроме Серого, служебная собака не для глажек, но один раз в жизни можно, когда для статьи надо) я подошел к своим гаврикам.

— Нету-ти очкарика. Как сквозь землю провалился, — развел руками Пистон. — Какие будут указания, Начальник?

Слово «начальник» он уже произнес не как безликое обращение ко всей ментовско-прокурорской общности, а этак с большой буквы, произнеся как погоняло, которое стало ко мне уже прилипать с легкой руки Пистона.

— Дальше бдить… — приказал я. — Походите по гаражам, с мужиками перетрите, мол, видел кто или нет эту рожу. Только аккуратно. Вот вам его фотки.

Я протянул пару фотографий Интеллигента, которые мне уже успел сделать криминалист Загоруйко. Они, кстати, вышли неплохими, я даже такого результата не ждал.

Копии в СССР — хоть документов, хоть чертежей, хоть фото — делались, в основном, методом фотокопирования. Копировальные аппараты, конечно, уже были. Но это была огромная редкость. Они стояли на учете в КГБ, и, чтобы сделать паршивенькую копию, следовало столько препон пройти — проще было станцевать с бубном у костра. Чем записаться в кучу журналов и собрать кучу подписей, а потом ещё составить акт использования копировальной техники. Мало этого, с конторы товарищи в серых костюмах могли прийти и проверить, как выполняется порядок копирования. Но в Зарыбинском ГОВД такого аппарата всё равно не было, а был лейтенант Загоруйко. Он копировал не так быстро, но зато мог подкорректировать яркость и контрастность, еще и увеличить или уменьшить.

— Нам это… Начальник… — Пистон снова зашелестел невидимыми купюрами, перебирая пальцами воздух.

— Не заслужили пока, нет результата — нет награды.

Тот со звуком вдохнул, будто бы оскорбленно.

— Да не для себя… Как мы в гаражи к мужикам пойдем с пустыми руками? Сам подумай… Пузырь хоть взять и шпрот. А то не по-человечески как-то… И разговор сподручней завязать, сам знаешь, что человек с беленькой в кармане — уважаем и желанен в любой компании. Не за себя просим, для дела надо. А?

— Ладно, — вытащил я из кармана предпоследнюю пятерку (мелочь еще в общаге оставалась, но на днях надо будет всерьез озадачиться — где деньгу зашибить, чтобы до зарплаты дотянуть, занимать как-то совсем не хотелось), — Смотрите мне, вдвоем не пропейте!

— Не-е! Ты что, Начальник⁈ Мы прям щас в гаражи! Налаживать, так сказать, оперативные связи, — Пистон щелкнул себя пальцем по горлу, и гаврики смылись.

А мы с Пичугиной уселись на лавку в теньке тополей (лавку я тоже смастерил возле вольера) и стали сочинять статью. Написали о том, как собака с милицией выезжает на любое, даже незначительное преступление, вникает в следственный процесс, в полный свой собачий рост участвует в поисковых мероприятиях и вообще является чуть ли ни главным винтиком следственно-оперативной группы. Чего-чего, а пафоса и значительности советская пресса умела нагнать даже на обыденные с виду вещи. Добрая получилась статья. Душевная…

— До свидания, Саша, — снова протянула мне руку Пичугина.

Меня, честно говоря, немного коробило — пожимать руки женскому полу. Хотя сейчас это норма. Но я не стал жать руку, а поцеловал ее. Чмокнул так по-юношески — споро и легонько. Не как джентльмен, все-таки не на балу мы. Но и такой знак внимания поверг комсомолку в краску.

Это вам не Мария Антиповна…

— Ой! — пискнула она и выдернула руку. — Но тут же замедлилась, будто хотела, чтобы я повторил. Но было поздно.

— До свидания, Ася, — улыбнулся я.

— Ой, а возьмите мой телефон служебный, — она протянула мне отпечатанную в типографии простенькую визитку (скорее всего, у газеты «Красный Зарыбинск» была своя типография) если что — звоните, вдруг Мухтар подвиг совершит или что-то еще интересное случится. Мне редактор колонку пятничную выделил. Теперь у меня свое местечко в газете есть!

— Обязательно позвоню.

Я не лукавил, с прессой надо дружить, если я собрался бодаться с сильными областного центра сего.

— Морозов! — свесился из окна начальник. — Зайди ко мне!

Я задрал голову на окошко, а начальник, понизив голос, многозначительно и тихо добавил:

— Тут один уважаемый человек с тобой познакомиться желает.

За спиной начальника в оконном проеме я разглядел силуэт в темном костюме.

Это что еще за гость? Так недоумевал я, вглядываясь в окошко. Определенно, я становлюсь популярным. Не сказать, что желал этого, ну да ладно…

Я поднялся на второй этаж, застал дверь кабинета Кулебякина открытой настежь.

— Разрешите?

— Вот он, наш герой! — махнул растопыренной пятерней в мою сторону майор, а рядом с ним стоял солидный, но улыбчивый дядечка с холеным и масляным, как блин лицом. Челка тщательно зализана набок, прилепилась к голове, чтобы скрыть лысину. На мясистой переносице — круглые очки в стиле пенсне, под носом аккуратные черные усики а-ля Эркюль Пуаро, даже с чуть подвитыми вверх кончиками-крючочками.

— Матвей Исаакович Миль, — гость протянул мне широкую, как доска, но мягкую, как шерстяная варежка, ладонь.

— Морозов Александр Александрович, — пожал я совершенно безмозолистую руку.

— Матвей Исаакович у нас человек уважаемый, директор «Гастронома», — пояснил Кулебякин.

— Товарищ Морозов, наиогромнейшее вам спасибо, что вернули мне телевизор, — чувственно и немного театрально приложил руку к сердцу Матвей Исаакович.

— Это моя работа, — пожал я плечами.

— Вы знаете, супруга очень прикипела к этой буржуйской технике, любит больше мужа! Когда телевизор украли, думал, все — развод! Ведь такого второго не купишь у нас.

— Ага, — усмехнулся шеф. — Разве что у Витьки изъять! У них тоже «Соня». Кхе! Кхе!

— Типун вам на язык, Петр Петрович, — всплеснул тот мягкими, как набитые песком мешочки, руками. — Наш Виктор Ефремович пусть таки живет и здравствует. Дай бог ему звезд на петлицы и оклад как у академика. Золото, а не прокурор. Вы со мной согласны?

— Да я же шуткой, — хитро щурился Кулебякин. — Кстати, новый анекдот хотите? Уважаемый, не знаете ли, как закончился процесс, где судились еврей с армянином? Знаю. Прокурору 10 лет дали. Ха-ха!..

— Смешно… — зажевал нижнюю губу гость.

— Прости, Матвей Исаакович, — хохотнул Кулебякин. — Не в твой камень огород. То есть в огород камень. Ха-ха… Не обижайся.

Тот снова благодушно улыбнулся — мол, ну что с вами делать.

— Ой, я вас умоляю, если бы я каждый раз обижался, когда рассказывают анекдот про еврея, я был бы самым злым и обиженным человеком на свете. Скажите, Петр Петрович, я разве похож на злого человека?

— Отнюдь, Матвей Исаакович, вы самый добрый и честный директор «Гастронома».

— А вы, Александр, — повернулся ко мне Миль, — прошу, заходите за деликатесами к столу в магазин на Ленина. Думаю, знаете где…

— Спасибо, но я как-то был там, в основном консервы и брикеты.

Я пожал плечами, стараясь ни на что не намекать. Но тот повёл рукой, будто фокусник.

— Это для обычных посетителей ассортимент, а вы вот, что, вы вот это возьмите с собой и покажите продавцам, — он протянул мне аккуратный кусочек картона, похожий на самодельную визитку, на котором рукописно был выполнен короткий текст: «Прошу оказать содействие». И витиеватая подпись с загогулинами.

— Что это?

— Это ваша продуктовая карточка, так сказать, многоразового использования. Для вас найдутся хорошие продукты, уважаемый Александр. Если вдруг стол накрыть или просто — балычок, буженину или икорку вам захочется, то обозначьте свое желание продавцу. Не стесняйтесь.