— Уже, — кивнула Светочка. Телодвижения мужчины были интересными, но на эпилепсию не походили.

В комнате обнаружилась мамочка с ребенком на руках. Мальчик хотел спать и совсем не хотел, чтобы на него глазели, готовясь заплакать.

— Ребенка в кровать положите, — попросил Альперович.

— Но он тогда будет делать так! — женщина с ребенком в руках повторила пантомиму, видимо, мужа, вызвав живейший интерес Светланы.

— Тем не менее, мне это нужно увидеть, — настаивал доктор.

Ребенок активно отбивался от доктора и странной железной штуки, прикасавшейся к нему. Ему было щекотно и слегка прохладно.

— Дай-дай-дай, — требовал мальчишка.

— А кому сейчас легко? — улыбнулся ему врач, пока Света расспрашивала родителей. — Так что у тебя случилось?

— А-да-да-да! — ответил ему ребенок, которому хотелось спать и чтобы его оставили в покое.

— Да ты что? — удивился доктор Альперович. — Давай теперь живот посмотрим, — предложил он, спуская ползунки.

— Доктор, он будет жить? — рыдала женщина, видимо, мать.

— Пока ничего страшного не вижу, — откликнулся Виктор. — Живот спокоен, легкие чистые, принесите ложку, я горло посмотрю.

Осмотрев малыша, доктор настоял на том, чтобы ребенка уложили в кроватку. Мальчик капризничал, а потом…

— Вы видели? Видели? Он так сделал! — закричал мужчина, разбудив засыпавшего ребенка.

— Он икнул, — вздохнул Виктор, подумав о мнительных родителях. Что конкретно он подумал, цитированию не поддается.

— Как икнул? — спросила женщина. — Но раньше он так никогда не делал!

— Он еще начнет выбираться из кровати, ходить, говорить, бегать начнет, а там и учиться, — объяснил доктор Альперович. — А потом подрастет и за девочками побежит, еще и невесту в дом приведет. Это нормально и беспокойства не стоит.

***

— Тринадцатая, на вызов! — прохрипел матюгальник. — Тринадцатая! Срочно! На вызов! Разбудите кто-нибудь тринадцатую!

— Да слышим, слышим, — поднялся Виктор, не желая будить свою невесту, поэтому Света продолжила спать прямо у него на руках.

— Смотрю на вас и сердце радуется, — призналась Александра Валерьевна, работавшая на станции начмедом, женщина суровая и никому спуску не дававшая.

— Поехали, Слон, у нас деть не дышит, — сообщил Виктор, забираясь со своей ношей в машину. Светлана открыла свои еще сонные глаза, сразу же обнимая доктора.

— Понял, — кивнул водитель. Машина взревела сиреной и вылетела по темному ночному городу, пробуксовывая на льду асфальта. Они неслись куда-то в сторону окраин, когда Коновалов матерно закричал, выворачивая руль, машина завертелась на льду, что-то очень большое надвинулось на нее и все погасло.

Как потом определили, в машину скорой медицинской помощи тринадцатой бригады кто-то стрелял, видимо, надеясь завладеть наркотиками, но открыть двери взорвавшегося после столкновения с бетонным забором автомобиля не смогли.

Полусонная Светлана даже не сообразила сначала, что случилось, только чувствовала, как ее доктор пытается от чего-то закрыть девушку, а в следующее мгновение Света осознала себя в салоне подстанции, как называлась комната отдыха. Рядом со стоном открыл глаза доктор Витя, а чуть поодаль обнаружился и Слон. Первым, как ни странно, высказался Коновалов. И высказался он именно по поводу таких снов.

— Это был не сон, — раздался детский голосок рядом. Света обернулась — на когда-то светлом линолеуме голыми ступнями стояла маленькая, лет пяти-шести девочка, одетая только в не очень длинную белую рубаху. — Вы действительно умерли, — вздохнул ребенок.

— Ты зачем голыми ногами на грязном и холодном стоишь? — поинтересовалась девушка, одним движением подхватив девочку с пола. — Малышам болеть вредно! — по ощущениям, эта рубаха была единственной одеждой малышки, что для ее возраста было уже странно.

— Малыш, — простонал доктор Витя. Светка прямо так, с ребенком на руках, кинулась к самому родному своему человеку.

— Уже успела? — удивился Альперович. — Только не говори, что у меня из памяти лет десять выпало.

— Говорят, умерли мы, Витя, — девушке захотелось поплакать, но ребенка она держала крепко, а маленькая девочка, не стремясь освободиться, серьезно смотрела на врачей.

— Я вас выбрала… — сказала она. — Потому что вы Тринадцатая, и я Тринадцатая, ну иногда еще «горе мое», это когда по попе будет, хотя по попе я не люблю.

— По попе никто не любит, — улыбнулась Светлана, погладив ребенка. — Ну, рассказывай.

— Хм… какое-то странное ощущение, — признался Виктор, обнимая возлюбленную. — И Слон молчаливый какой-то.

— А мне что? — Коновалов пытался осознать тот факт, что умер. — Виктор Семеныч говорил, что сначала надо все правильно оценить и только потом вязать. Так что я жду команду.

— Я гуляла по мирам, — начала свой рассказ девчушка, назвавшаяся Тринадцатой. — И увидела этот… Тут нет своего творца, потому что тот, кто его создал, был злым, а злые развеиваются.

— А почему он был злым? — мягко спросила Светлана, привычно находя контакт с ребенком. Осмотреть Тринадцатую она уже осмотрела — вполне здоровая девчонка, насколько могла судить без двух экзаменов педиатр.

— Он хотел, чтобы детям было плохо и страшно, — не очень понятно объяснила девочка. — А потом пух — и исчез, а тут же история, а они умерли…

— Какая история, малышка, и кто умер? — поинтересовался Виктор Шулимович.

— Ой… Жила-была такая женщина, ее звали Роулинг, она в вашем мире жила, — рассказывала девочка. — Она написала детскую сказку, которая была настолько нечестной и страшной, что много-много людей начали писать свое, создавая миры своей силой и верой, понимаете?

— Не очень, но ты продолжай, — Света растерянно оглянулась на Витю, успокаивающе погладившего ее по плечу.

— Ну вот, а этот мир сделала девочка, которую лупили, и она хотела, чтобы всем было плохо, но умерла, а мир остался, — далеко не все можно понять из потока сознания ребенка, но доктор Витя честно старался. А слегка робеющая девочка махнула рукой.

Чуть поодаль появились три колеблющиеся тени, выглядевшие, как изображения призраков в кино. Они медленно подплыли поближе, давая возможность разглядеть себя. Полупрозрачные подростки — двое пацанов и девчонка — с тоской и внутренней болью, как покинутые всеми дети в хосписе, смотрели на взрослых. Светлана тихо всхлипнула.

— Они расскажут вам все, что происходило, но стать вами не смогут, потому что вы большие, — совсем непонятно объяснила малышка Тринадцатая. — А потом я покажу вам этот мир, и мы немножко поучимся, хорошо?

— А чему мы поучимся, малышка? — поинтересовалась Светочка, мягко поцеловав ребенка в лоб.

— Волшебству, — хихикнула девочка, которой очень нравилось, когда ее обнимали. — Ну и правилам…

— Хорошо, — кивнул Виктор, чему-то улыбнувшись. — Тогда я беру лохматого, ты — девчонку, а Слон — рыжего, ему по комплекции подходит.

— Договорились, — кивнул Коновалов, поманив к себе призрака.

***

Сначала Виктор подумал, что семья у мальчишки была очень бедной. Этим объяснялось и скудное питание, и чулан в качестве комнаты, и работа по дому с детства — если родители работают, то больше просто некому. Но вот когда он рассказывал и каким-то непонятным Альперовичу способом показывал картины семейных торжеств, в которых пацану места не было, Виктор понял, что мальчишку по имени Гарри просто гнобили. Почему было не сдать в детский дом? Странно…

«Волшебный мир», показавшийся сказкой, оказался очень опасным местом для ребенка, в жизни которого не было тепла. Вместо того, чтобы лечить посттравматику, ее углубляли и усиливали, делая из пацана боевика без мозгов. Виктор помнил таких среди чеченцев, наводнивших в последнее время город. Не рассуждая, мальчишка бросался в «приключения», за которыми взрослому мужчине, реаниматологу, виделась чья-то уверенная рука. Ну и смерть… Брошенные взрослыми в ситуации нападения бандитов, дети и не могли выжить, учитывая отсутствие навыков такого выживания. Судя по памяти ребенка, другие взрослые будто не видели троих растерявшихся подростков. Ну да и к рассказу претензии были — он выглядел во многом недостоверным. Впрочем, основное Виктор понял — возвращаться мальчонке было просто некуда, его и на свете-то держала только девчонка, хотя ни он, ни она этого не понимали.