– Я же сказал – не закрывать! Хартманн, есть новости?

– Всё по-прежнему, герр командир, – отзывается заступивший на вахту штурман. – Испанец закончил погрузку, но не уходит. У вас будут новые указания?

– Ждать!

Зимон откинулся на подушку и закрыл глаза. «Нетерпение – признак молодости», пришло на ум известное выражение. В свои двадцать девять Зимон давно уже не считал себя юнцом. Война ведёт особое летоисчисление, и двадцатипятилетний, рано поседевший сломленный старик уже давно перестал быть какой-то диковинкой, но он сейчас волновался, как перед первым свиданием. Кто-то ещё, как и он, решился на такой же безрассудный шаг, объявив войну всему миру! И этот кто-то совсем рядом. Нужно лишь дождаться, когда исчезнет судно, и встретиться. А может, они уже знакомы? «Вряд ли, – улыбнулся собственным мыслям Зимон. – За всю войну Германия успела построить тысячу подводных лодок. Больше восьмисот приняли участие в боевых действиях. Через некоторые лодки прошло по несколько командиров. Шанс на то, что они могут быть знакомы, слишком мал». Зимон снова взглянул на часы и, о чудо, не поверил собственным глазам! Стрелки показывали поздний вечер. Значит, он всё-таки уснул? Недоверчиво покосившись на дремавшего на противоположном диване Адэхи, Зимон осторожно заглянул в центральный пост. Штурмана уже сменил Мацуда и, увидев командира, приветливо кивнул.

– Хильмар-сан, я как раз хотел вас будить. Испанцы поднимают якорь.

Сомнений нет – судно собирается уходить. Дым из трубы теперь валит негнущимся чёрным столбом. Поверхность моря сменилась с бутылочного цвета на по-вечернему тёмно-синее. Набежавшие облака заслоняют клонящееся к горизонту солнце, и их тени ползут по воде чернильными пятнами. На судне зажгли ходовые огни, затем оно медленно двинулось на выход из бухты, постепенно набирая ход и вытягивая из-под кормы длинный пенящийся хвост. К чёрту судно! Всё внимание Зимона теперь приковано к лодке. Что делает её экипаж? Но там пока что никаких изменений. На мостике с биноклями вахта, на палубе пара матросов возятся с грузовыми люками. Темнеет очень быстро. Быстрее, чем испанец успевает скрыться из глаз. И уже с трудом скрывая натянутые, как струны, нервы, Зимон смотрит то ему вслед, то снова на лодку. В закрытой с трёх сторон бухте стемнело быстро. Но кажется, что на лодке усилилась активность. На палубе теперь мелькали с десяток тёмных фигурок матросов. Зимон вертел окуляры, стараясь рассмотреть, чем они заняты. Так и есть – кнехты с намотанными леерами опускают, кранцы убирают в пустоты под решетчатый настил – лодка готовится к выходу в море!

– Всплываем! – щёлкнув рукоятками, потянул вниз перископ Зимон. – Сигнальщика на мостик!

День потух, словно выключили свет, – щелчок, и кромешная тьма. Если ещё недавно Зимон в окуляры видел скалы, обрамляющие вход в бухту, то когда всплыли, не смог рассмотреть нос собственной лодки.

– Тропики, – объяснил штурман. – Не сумерки – одно название.

– Всем быть готовыми к срочному погружению, – прежде чем дать сигнальщику команду включить прожектор-семафор, Зимон ещё раз взвесил все «за» и «против» и, наконец, решился. – Передавай: «U-396 вызывает на связь неизвестную лодку. Прошу обозначить государственную принадлежность и сообщить ваши действия».

Сигнальщик послушно отсемафорил вспышками света, и когда вновь стало темно, все уставились в сторону острова. Слишком долгая тревожная пауза, в ответ ни единого проблеска. Тогда, не выдержав, Зимон нервно ударил кулаком по ограждению.

– Повтори ещё раз!

– Ничего удивительного, что молчат, – спокойно заметил Мацуда. – Представляю, какой у них сейчас переполох.

Прожектор ослепил глаза, а когда они вновь привыкли к темноте, Хартманн вскрикнул, указав на далёкий огонёк.

– Отвечают!

– «Здесь U-977! – начали читать вслух сразу несколько глоток. – Приветствуем братьев по крови. Приглашаем отважного командира на борт».

– Довольно пафосно, – хмыкнул японец. – Странно даже для немцев.

– Да, подозрительно.

– И почему рядом с ними были испанцы?

– А вот в этом как раз ничего подозрительного нет.

– Что прикажете делать? – спросил штурман.

– U-977? – задумался Зимон. И вдруг выкрикнул: – Так это же Шеффер!

– Вы его знаете? – удивился Мацуда.

– Конечно! Учились вместе в Мюрвике. Удивительно, но Шеффер получил свою рыбку в марте, когда все уже думали, что он так и закончит первым помощником. А ведь он из нас был самым смышлёным. Да, бывает, что не везёт, и это как раз про Гейнца Шеффера.

– Вы уверены, что это не ловушка? – охладил его пыл японец.

– Раньше мы бы обменялись цифровым паролем, но сейчас придётся рассчитывать на экспромт. Передай! – хлопнул по плечу сигнальщика Зимон. – «Гейнц, это Хильмар Зимон. Дружище, напомни, как звали нашего Локи.

– Локи? – переспросил Мацуда.

– Вот именно – Локи из учебного центра в Мюрвике. Если это Шеффер, то он не может его не помнить. Наш преподаватель на минно-торпедном курсе. Колоритный бульдог с причёской римского легионера. Такого запомнишь на всю жизнь. Кровь пил из нас вёдрами, но и в ответ много дал. Слабость имел одну – был помешан на скандинавской мифологии. Мы его потому и прозвали – Локи. Бог, в котором не поймёшь, чего больше: хорошего или плохого.

– Отвечают! – прервал сигнальщик. – «Капитан первого ранга Вильгельм Мейендорф!»

– Всё верно, – улыбнулся Зимон. – Готовьте шлюпку.

В темноте он осмотрел себя со всех сторон, и вдруг огорошил находящихся на мостике неожиданным вопросом:

– Господа, как я выгляжу?

Японец со штурманом переглянулись.

– Простите?

– Свитер, пожалуй, сменю, а то уже лоснится от грязи.

Рубка U-977 мягко выплыла из темноты чёрной квадратной глыбой. На лодке включили тусклый сигнальный огонь, и боцман направлял нос спасательной шлюпки строго на него. С палубы бросили концы, резина заскрипела по борту, и Зимон протянул руку пытавшемуся помочь матросу. Он вгляделся в едва различимые силуэты, но не разглядел ни одной офицерской фуражки.

– Где командир? – спросил он тихо. – Почему не встречает?

– Господин капитан-лейтенант, герр командир ожидает вас в центральном посту.

«Довольно странно, – подумал Зимон. По неписаному закону командиры встречаются у трапа. Но матросы, безусловно, немцы, и хотя бы это уже вселяет надежду, что на лодке нет ловушки». Он оглянулся на боцмана.

– Рикен, ожидайте здесь и будьте внимательны.

– Есть, герр командир, – шепнул боцман, исподволь перетянув автомат со спины на живот. – Удачи вам.

В сопровождении двух матросов Зимон прошёл вдоль палубы, обратив внимание, что с лодки снято орудие. В конце войны ничего удивительного в этом уже не было – редко кому предоставлялась возможность стрелять по противнику из пушки, а сопротивление на подводном ходу она добавляла существенное. Воевали исключительно торпедами, из подводного положения, да и чаще с максимальной дистанции. Но показалось странным, что от орудия осталась станина. Снять её возможно только на верфи, в то время как разобрать пушку несложно и в море. И всё выглядело так, как будто орудие сняли совсем недавно. Возможно, даже с помощью крана на испанском судне.

– Напрасно, – указал кивком на станину Зимон, ни к кому не обращаясь, но искоса взглянув на сопровождавшего матроса. – Иной раз от зажигательного снаряда эффекта куда больше чем от торпеды.

Ему никто не ответил, и даже показалось, что матросы отстали, увеличивая расстояние и не давая возможности задавать новые вопросы. Словно им строго-настрого приказали молчать. В душе шевельнулся червячок тревоги. Зимон взглянул в сторону невидимой шлюпки и скрепя сердце полез по трапу внутрь лодки. Отлегло у него, когда, гулко спрыгнув на палубу, первым он увидел Шеффера. Гейнц стоял манекеном и безучастно взирал на Зимона, будто они простились всего минуту назад. И лишь когда Зимон протянул ему руку, он натянуто улыбнулся.

– Хильмар, как же я рад нашей встрече!