– Прожектором? – спросил окончательно сбитый с толку Зимон. – Дьявол, что происходит?

– Прежде чем лодка успела погрузиться, экипаж опознал в ней немецкую подводную лодку седьмой серии. Так и сказали: «лодка бошей».

В центральном посту повисла гнетущая тишина. До всех постепенно начал доходить смысл происходящего, но никто не решался его озвучить.

– Если это не нас… – наконец отважился Бауэр. – То это значит…

– Что мы не одни, – закончил за него Зимон.

– Герр командир, – выкрикнул радист, – дают место лодки своему эсминцу!

Боясь ошибиться хотя бы в одной цифре, Мюллер вжал наушники в уши и строчил карандашом на подвернувшемся клочке бумаги.

– Вот, – протянул он координаты. – Сейчас пошёл повтор, но я уверен, что не ошибся.

Зимон бросился к карте, передав клочок Хартманну.

– Ну? – спросил он нетерпеливо.

Штурман прижал лист линейкой, сделал несколько шагов по карте циркулем, затем ткнул пальцем.

– Сто пятьдесят миль на юго-восток. Рядом с Канарскими островами.

– Ганс, что слышно ещё? – теперь Зимон метался между штурманским столом и люком.

– По очереди отбомбились в предполагаемое место погружения, но на запрос с эсминца поражение цели не подтверждают.

– Они её не достали! – обрадовался Зимон.

– С корабля передают, что лодка наверняка будет прорываться в испанские воды, – продолжал Мюллер. – И требуют от самолётов задержать её до подхода основных сил.

– Отличный ход! – кивнул, склонившись над картой, штурман. – Им осталось дойти всего чуть-чуть до острова Фуэртевентура. А это уже Испания!

– Верно, – согласился Зимон. – Я бы поступил так же. Конечно, янки способны нарушить чужое пространство, ссылаясь на особые обстоятельства, но, чтобы вести боевые действия? Это уже тянет на международный скандал. Им потребуется время на согласование по дипломатическим каналам, а большего и не нужно. Даже выигранный час всё решит. Согласен, Хартманн, – ход прекрасный. Тот, кто командует этой лодкой, – не дурак. Хотел бы я с ним встретиться.

– Герр командир! – обернулся, улыбнувшись, штурман. – Какие будут указания?

– А разве я не сказал? Полным ходом на Фуэртевентуру. Сдаётся мне, что наша борьба только начинается. Вдвоём мы уже сила, вдвоём мы уже стая!

Остров Фуэртевентура, название которого в переводе с испанского означало «крепкая удача», резко отличается от своих собратьев по Канарскому архипелагу. Вулканического происхождения, пустынный, где дождь – явление очень редкое, продуваемый всеми ветрами, с огромными засыпанными песком и галькой пустошами. Даже вдали от побережья на нём полностью отсутствует растительность, а на берегу создается впечатление, что приплыл в Сахару. А чтобы не было сомнения в его самобытности, в отличие от остальных островов, где на гербе обязательно присутствовала пальма, на гербе Фуэртевентуры красовался кактус. Всё это Зимон почерпнул из лоции, с удивлением заметив, что, не в пример другим заселённым рыбаками островам, этот довольно малолюден. Да и при близком изучении побережья в перископ он не заметил ни одного строения или дома. Хотя лоция и утверждала, что на севере острова есть несколько небольших портовых посёлков, но пока что в это верилось с трудом. Единственное, чего Зимон не знал, да и не мог знать, – на юге острова всю войну существовала немецкая военная база. Замаскированная под небольшую виллу, прозванную местными по имени владельца, немца, «Каса Винтер», и невероятным образом прилепившуюся на склоне холма на пустынном труднодоступном пляже. Фундамент под домом был сплошь изрыт тоннелями и труднодоступными шурфами. Ещё в тысяча девятьсот тридцать девятом году этот клочок суши выкупил коммерсант средней руки из Мюнхена Густав Винтер, по образованию инженер, да к тому же филантроп, всеми силами желающий отгородиться от внешнего мира. Что ж, каждый имеет право на уединение, если это позволяют деньги. В узком окружении пришедшего к власти Франко догадывались о двойной роли виллы, но никому не могло даже в голову прийти поинтересоваться её истинным назначением. Истерзанная гражданской бойней Испания не могла открыто вступить во Вторую мировую войну. Франко всеми силами старался сохранить внешний нейтралитет, но за помощь в приходе к власти был обязан возвращать долги Италии и Германии, и делал это как мог. Потому вопрос любого любопытного испанца о том, что на его земле делают немцы, стоил бы тому свободы. Даже в последние дни войны из виллы «Каса Винтер» в Германию летели сводки погоды, информация о появлявшихся в поле зрения судах противника, анализ перехваченных в эфире сообщений, а на случай тайного захода в порт повреждённого немецкого корабля в подземных складах хранились ящики с запчастями. Иногда здесь появлялись тайные агенты, где их снабжали документами и по нейтральным каналам забрасывали дальше в тыл противника. Всего этого Зимон не знал и потому вёл лодку вдоль побережья скорее по наитию, предполагая, как сам бы поступил, скрываясь от погони, а при необходимости – в поисках лежбища, чтобы зализать раны. На карте северная часть острова была покрыта сетью дорог и квадратами населённых пунктов, а вот южная – лишь линиями рельефа и скалистыми бухтами. Он был бы искренне изумлён, если бы узнал, что точно из таких же соображений выбирал место неизвестный ему инженер Густав Винтер. Ограждённые каменными утёсами узкие безлюдные заливы, отпугивающее корабли сильное подводное течение, норовившее вынести зазевавшихся на камни, коварные песчаные отмели – всё это делало побережье проклятьем для проходивших мимо кораблей. Зимон ничуть не удивился, что за несколько часов плавания не встретил ни один из них. Он даже рискнул периодически всплывать, чтобы Хартманн мог точно определять по солнцу место. В одно из таких всплытий и был обнаружен тонкий столб поднимавшегося в небо дыма. Пять человек на мостике долго смотрели в бинокли в том направлении, соревнуясь, у кого острее зрение. Оказалось, у Бауэра. Первый помощник неожиданно уверенно заявил:

– Гражданское судно. Тоннаж тысяч на пять.

Зимон подозрительно покосился в его сторону и, протерев рукавом окуляры, снова припал к биноклю. Сам он пока лишь видел тёмную жирную точку.

«Бауэр тычет пальцем в небо и строит догадки, – пришёл к выводу Зимон, – по округлым формам судна, потому что военным кораблям больше свойственны резкие углы. Но под определённым углом легко ошибиться».

– Приближается, – доложил первый помощник.

С этим Зимон был согласен. Судно постепенно росло в размерах, понемногу обретая всё новые детали.

– Средний танкер, идёт вдоль острова, – продолжал докладывать Бауэр.

– С чего ты взял? – не выдержал на этот раз Зимон. – Наверняка обычный сухогруз, из тех, что чаще всего и встречаются.

– Хотите поспорить?

– Поспорить?

– Почему бы нет? – первый помощник улыбался во весь рот, глядя командиру поверх головы. – На вашу фуражку.

– Что? – Зимону показалось, что он ослышался. – Обер-лейтенант, ты дерьма наелся? Фуражку? Бесхребетный червяк, ты захотел мою фуражку?!

– Это была шутка, – побледнев, спохватился Бауэр. – Герр командир, всего лишь неудачная шутка. Прошу меня простить.

– Ты решил, что готов напялить на свой безмозглый кочан белую командирскую фуражку? Ты уже возомнил себя командиром? – потемнев лицом, Зимон сверлил помощника испепеляющим взглядом. – Да я тебя сгною на цепи в гальюне!

– Герр командир, нас слышат вахтенные, – теперь лицо Бауэра претерпело цветовые метаморфозы и залилось пунцовой краской. – Прошу вас, придите в себя, я всего лишь предложил, шутя, поспорить на вашу фуражку, а не на должность.

К удивлению первого помощника, Зимон неожиданно успокоился. Взглянув на видневшееся уже и без бинокля судно, он процедил сквозь зубы:

– Всем вниз, погружение.

Вопреки здравой логике, корабль не шёл в обход опасного побережья, а нацелился прямиком на гребень скалистого хребта, закрывавшего вход в небольшую бухту. Зимон медленно вёл лодку ему наперерез, разглядывая в перископ единственную дымившую трубу.