– И этот туда же, – проворчал Зимон. – Скажи ему, что он ошибается. А если он ещё напомнит мне, что именно Германия проиграла эту войну, то я сам пущу ему пулю в лоб. Поинтересуйся, что известно о нашей лодке? Он что-нибудь слышал о нас?

– Перед выходом в море капитан получил предупреждение о пиратствующей немецкой подводной лодке, – перевёл Клим. – Но это касалось только кораблей, которые шли в Исландию и Америку. Флот Британии ищет лодку гораздо западней. Однако, когда капитан Деррик оказался у нас, то сразу догадался, с кем имеет дело.

– Пиратствующей… – улыбнулся Зимон. – Как интересно сказал. Значит, ищут.

Над головой грохнул металлом люк, и в центральный пост спустились Адэхи с командой механиков и Бауэр с бряцающей автоматами абордажной группой.

– Дело сделано, – доложил индеец, вытирая ветошью руки. – Мы высосали их, как паук муху.

– И? – взглянул ему в лицо Зимон.

– Баки под крышку. Я закачал даже в резервную цистерну.

– Прекрасно! – повеселев, Зимон встал и, откинув рукоятки перископа, припал к окуляру. – Прекрасно, прекрасно… инженер, всех по местам, отдадим должок этому плавучему кладбищу. А ты, русский, скажи нашему борову, что у меня всего четыре торпеды, но мне не жаль даже четырёх для его посудины, будь в том необходимость. Однако она пустит пузыри и от одной. Я дам ему посмотреть.

Как тонет его судно, капитан смотреть не захотел. Лодка медленно отошла от борта задним ходом, не спеша, словно наслаждаясь моментом, командир Зимон лениво отдавал команды на расчётный пост и также лениво скомандовал: «Пли!» Всё это время капитан Деррик отрешённо смотрел в пол, и только когда лодку тряхнуло близким взрывом, он очнулся.

– Это была большая ошибка. Теперь лагерь военнопленных не для вас. Вы будете осуждены как преступник.

– А с чего вы взяли, что я рвусь в лагерь военнопленных? – удивился Зимон, не забывая дать команду двигателям на полный ход и уводя лодку на максимальной скорости далеко в море. – Вы собрались меня учить, вы – капитан без корабля? Что же мешало такому умному капитану в штормовую погоду и экипаж держать по-штормовому? Разве смог бы я тогда взять вас голыми руками? Но вы предпочли спать, закрывшись в тёплой каюте, и смотреть сны о грудастой Мэри. Или кто там у вас? Деррик, вы меня банально проспали, а теперь взяли на себя роль оракула, предсказывая моё будущее? Я заметил, что с судна снято носовое орудие. Остался лишь лафет. Как же быстро к вам пришло расслабление! Не прошло и месяца с тех пор, когда от страха моряки флота её величества, стуча зубами, просиживали ночи на палубе в спасательных жилетах, боясь спуститься в трюм и каждую минуту ожидая в борт торпеду. Но правду говорят – один взгляд на миллионы пузырьков, мельтешащих в стакане, уже успокаивает. Вам было достаточно и того меньше. Может, попытаетесь предсказать теперь своё будущее?

– Я ваш пленник и не жду ничего хорошего, – капитан Деррик с достоинством склонил голову, выражая полную покорность и спокойствие. – Я ко всему готов.

– Пленник? – засмеялся Зимон. – Да зачем вы мне нужны?

– Простите? Я не пленник? Не могли бы вы объясниться, господин командир? Как вас понимать?

– А так и понимайте – проваливайте на все четыре стороны!

– Я свободен?

– Абсолютно. Вы свободнее любого из нас. Бауэр, покажите капитану выход и проводите на мостик.

Примерив на себя роль вышколенного дворецкого и догадавшись о затеянной игре, обер-лейтенант Бауэр учтиво склонился и широким жестом указал на трап.

– Будьте любезны, сэр, проследовать сюда. Я вам помогу. Ногу лучше ставить вот так, а рукой беритесь за поручни.

– Однако… – почувствовав подвох, заартачился капитан. – Мы же…

– Пусть это вас не беспокоит. Герр командир не любит повторять, пользуйтесь его добротой. Бартольд, окажи нашему английскому гостю гостеприимство и подтолкни его в зад, а то господин капитан начинает злоупотреблять нашим радушием.

Капитан Деррик всё понял. Он обречённо полез по трапу, тяжело перебирая ботинками и не с первого раза попадая на ступени. Климу бросилось в глаза, что ботинки у капитана блестели новизной. Наверняка впервые он надел их перед выходом в море. Ещё они были на босу ногу. Штурман Хартманн не оказался настолько любезен, чтобы позволить поискать носки. Поднимавшийся следом Бауэр дождался, когда англичанин выберется из рубки на мостик, с грохотом захлопнул люк, завинтил штурвал, и выкрикнул в центральный пост:

– Готово! Их сиятельство нас покинули! И как теперь я буду с этим жить?

Не оценив шутку первого помощника, Зимон недовольно скривился, но пресекать не стал.

– Глубина тридцать метров, – скомандовал он рулевым.

Бауэр внимательно прислушался к стукам и крикам извне, но звуки заглушили хрипы выдуваемого воздуха. Он разочарованно спустился в центральный пост и заглянул штурману в карту.

– Рольф, сколько сейчас до суши?

– Уже пять миль.

– Не доплывёт, – подчёркнуто участливо вздохнул Бауэр. – В такой-то собачий холод. Да и ветер от берега. Нет, не доплывёт.

– Все по местам, – подвёл черту Зимон. – Рольф, черти линию пути к Канарским островам. Пора просушить наши отсыревшие задницы.

Клим с трудом дождался, когда его отпустят, и с облегчением покинул центральный пост. Время его вахты закончилось, и, не доходя до машинного отделения, он рухнул на нижнюю койку в старшинском кубрике. Откинувшись на спинку, Клим закрыл глаза. «Что я здесь делаю?» Эта мысль жгла, как воткнутый в грудь раскалённый гвоздь. «Почему я ещё здесь? Почему я в этом участвую? Почему не открыл люк, не устроил пожар, почему ничего не сделал, чтобы уничтожить эту банку пауков, пустив её на дно? Я цепляюсь за жизнь и становлюсь таким же, как и они, преступником».

С трудом открыв глаза, Клим посмотрел на загородившие проход спины. В центре внимания вертелся Олаф. Хвастаясь, он по очереди совал каждому в лицо кулак и требовал оценить его перстень. Кажется, это уже был не первый круг, и от него начали отворачиваться. Встретившись взглядом с Климом, Олаф ринулся со своим трофеем к нему.

– Видал? Сигард говорит, что в нём не меньше тридцати грамм!

– «Эриния», – прочитал надпись Клим.

– Так написано?

– Древнегреческая богиня мести.

– Ух ты! – восхитился Олаф. – А я же говорил, что это не девочка из борделя.

– Эриния наказывает свои жертвы, ввергая в безумие.

– Слыхал, Сигард? Богиня! Образованный человек говорит. Врать не будет. Моя красотка благородных кровей. А что ты ещё о ней знаешь?

– Ничего, – отвернулся Клим.

Больше всего ему сейчас хотелось проснуться. Чтобы на него вылили ведро ледяной воды, он очнулся, а всё происходящее оказалось жутким кошмаром.

– Как ничего? – не унимался Олаф. – Ты уж давай, выкладывай. Я в неё влюбился с первого взгляда и теперь хочу знать о моей красавице всю подноготную. Я с ней был аккуратен. Палец хрясь, а на ней ни царапины. Эй, русский, я с тобой разговариваю!

– Пошёл вон! – вдруг взорвался Клим.

Ему катастрофически требовалось дать выход чувствам, и Тапперт оказался как нельзя кстати.

– Что?! – опешил Олаф.

Однако его растерянность длилась всего лишь мгновение. Не успел Клим встать, как ему в грудь врезался кулак. Рухнув на койку, он ответил удачным ударом ногой в живот. Охнув, Тапперт отлетел на противоположный ряд коек, завалив попутно не успевшего отскочить Майера. От восторга толпа взвыла. Предчувствуя стоящее зрелище, все расступились, прижимаясь к двери и переборкам. На этот раз Клим занял вертикальное положение первым. Стоило Олафу поднять голову, как она тут же откинулась назад, щёлкнув зубами после воткнувшегося в челюсть кулака. Но Олаф был закалённым уличным бойцом и так легко сдаваться не собирался. И даже несмотря на то, что за ударом левой последовал хук правой, он устоял на ногах. Тесный проход мешал Климу вложить в удар всю силу, зато Олаф хорошо знал, как недостаток простора превратить в преимущество. Подтянувшись рывком на поручнях верхних коек, словно на брусьях, он выбросил тело вперёд, целясь ногами сопернику в грудь. Увернуться Клим не успел, и теперь настал его черёд сметать всё на своём пути. Не желая упустить вдруг возникшее преимущество, Олаф бросился вдоль прохода, дабы не дать противнику встать. Он уже предвкушал, как вобьёт русского в пол. Под ликующий рёв толпы. Но что-то пошло не так. Из глаз вдруг брызнули искры, рот мгновенно наполнился кровью, и, ослеплённый, он замер, сжавшись, ожидая следующий добивающий удар. Однако ничего не происходило, и он осторожно открыл глаза. Толпа умолкла, русский тяжело поднимался, опираясь на чьи-то руки, а напротив стоял Адэхи, всё ещё держа у лица Олафа кулак с замысловато скрюченными пальцами.