Редкие экипажи колесили по абсолютно пустым мостовым, что начинали напоминать мелкие реки, а фонари вдоль тротуаров, то и дело гасли залитые водой, погружая ещё больше во мрак и улицы Петербурга.
Под очередной мощный раскат грома и ослепительный блеск молнии, в небе появился на краткий миг вспышки чёрный ворон, что летел под ураганным ветром и проливным дождём.
Птица, что, словно не испытывая противостояния разыгравшейся стихии, сделала вираж над крышей главной царской канцелярии, и приземлившись на здание под козырёк каминной трубы, пала камнем в дымоход.
В тёмной комнате, где расположился средних размеров камин, в кресле дремал один из охранников здания, что недавно завалился сюда, дабы отдохнуть.
До ушей усатого мужчины за тридцать донеслись тихие шуршащие звуки, что шли из камина.
Охранник, открыв глаза, уставился на каменную арку портала, из которой вырвалось небольшое облачко сажи и, на краткий миг проявился мокрая птица, напоминающая ворона.
— Что за чёрт? — Только и успел спросонья удивлённо произнести охранник, распахивая от удивления глаза, как увидел перед собой силуэт мужчины и два красных глаза, после чего повалился без чувств обратно в кресло.
В темноте комнаты главной царской канцелярии рядом с креслом, в котором развалился в нелепой позе охранник, стоял молодой мужчина, поправляя высокий ворот мокрого пальто.
— Больше двух лет ведь уже прошло, — улыбнулся Григорий сам себе, делая шаг к двери. — Как я впервые хотел проникнуть в тайную царскую канцелярию.
Глава 23
Мой ход господа
Среда в Петербурге выдалась пасмурной. Мелкий дождь, начавшийся с самого утра, то и дело начинал моросить, давая людям только краткие передышки.
Но, не смотря на промозглую ветреную погоду, город гудел как разворошённый осиный улей.
Центральная газета империи вышла утренним выпуском с ошеломляющей новостью, что сотрясла Петербург. Издание несло просто ужасающее для народа послание. Князь имперской крови Романин Роман Алексеевич, может оказаться предателем родины, что вступил в сговор с врагом, дабы заманить имперские полки в якобы освобождаемую Молдавию, где бы их поджидали армии неприятеля. В связи с такой информацией, Романин и Оражен должны на время разбирательства, сложить все полномочия, а его полк и Ораженское ополчение обязано сложить оружие и перейти под стражу командующего второй армией князя Анатолия Васильевича Бултолова.
После этой новости, у особняка Романиных в Петербурге появились полицейские, что оцепили дом на время расследования.
В одном же из императорских дворцов, вечером должен был собраться весь свет имперской аристократии, и на этом званом вечере ожидалось выступление канцлера.
Часы пробили два часа дня, когда Александра, чуть отодвинув тяжёлую штору, смотрела из своего окна на улицу, где за забором стояли полицейские, что оцепили особняк, а перед самым окном на ветки сидел ворон.
Опухшие от слёз глаза, вновь наполнялись слезами, отчего княжна отошла от окна и села на пол у изножья кровати, и обняла руками колени, что подтянула к груди.
Горячие слёзы впитывались в подол платья, а в груди холодной костлявой рукой сжималось сердце от безысходности.
Александра уже даже не понимала, сколько дней прошло с того момента, как её придали позору, что нельзя было смыть. Общество аристократов буквально устроило травлю, как голодная стая, что истекала слюной и ядом в предвкушении добычи, что была ими загнана в угол.
В придачу ко всему этому брат Александры был сильно избит и вызван на дуэль, которая могла состояться по имперским правилам аристократов, после разрешения на сатисфакцию от совета, а что это случится, Александра не сомневалась.
Даже родные стены не могли укрыть Александру от нападок в её сторону. Ведь на третьи сутки после обвинений в бесчестье, дом княжны имперской крови также подвергся нападкам. Неизвестные личности исписывали каменные колонны забора оскорблениями.
А теперь стало ещё хуже. Отца Александры обвинили в подозрении предательства, и их с братом посадили под домашний арест, ожидать хода расследования.
Александра сидела у кровати, и её накрывали волны безысходности и отчаяния. Она неосознанно постоянно возвращалась в свои воспоминания о званом вечере, где ей вынесли жестокий приговор.
Слова Анастасии Полозовой и её подруг, преследовали Александру постоянно, разрывая душу на части.
И вот сейчас находясь в тёмной комнате, куда не практически пускали свет тяжёлые шторы, что были только слегка отдёрнуты, Александра вновь настигли те самые слова:
— «Держись подальше от Григория. Не смей позорить его своим присутствием. Да Григорий на пушечный выстрел сам не подойдёт к этой княжне».
Чужие женские голоса звучали набатом в голове Александры, отчего она зарыдала навзрыд, утыкаясь лицом в колени, сжимая руками платье.
Внезапно Романина вскинула залитое слезами лицо и сжала до скрипа зубы.
Враги, что опорочили Александру. Что хотят навредить отцу и её любимому, обвинив в измене, не смогут использовать её в своих кознях. Пусть она не сможет отвести полностью угрозу от отца, но от Григория сможет. Если её не станет, то и манипулировать ей во вред Григорию враги не смогут.
Александра попыталась утереть слёзы, что не желали прекращать течь и, засунула руку под кровать, нащупывая рукоять ножа.
Стоило холодному оружию очутиться в ладони княжны, как из её глаз ещё сильнее потекли слёзы, а руки предательски задрожали.
Александра вновь обняла ноги, подтягивая их к груди, утыкаясь лицом в колени. В груди Романиной бушевала решимость, что сливалась со страхом и обречённостью, а перед глазами всплывали образы Григория и отца.
За своими мыслями и чувствами Александра не услышала, как дверь в комнату открылась.
Горячие слёзы все текли по лицу молодой аристократки, а дрожащая рука, что сжимала нож, сжала рукоять ещё сильнее, а свободная от оружия рука Александры сжалась в кулак, поворачиваясь тыльной стороной вверх.
Княжна всхлипнула, откидывая последние сомнения, и в этот момент на подготовленную для лезвия ножа руку, легла ладонь.
Александра дёрнулась всем телом, поднимая рывком голову, и не могла понять реально ли, то, что она сейчас видела перед собой.
Напротив девушки стоял на одном колене Григорий, держа её за руку.
— Это тебе не понадобится, — с непоколебимым лицом, словно высеченным из камня, произнёс Григорий, и забрал из руки Александры нож. — Всё будет хорошо.
Услышав голос Гриши. Александра, словно боясь развеять наваждение, смотря в лицо Григория глазами, из которых лились слёзы и мешали видеть, потянулась рукой к парню, и дотронулась пальцами до его груди.
Стоило пальцам девушки, робко коснутся тела, как Григорий потянул Александру на себя и прижал её к своей груди.
Женский плач, ударил по ушам Григория, а через пару секунд он слегка отстранился и, заглянув в зарёванное испуганное лицо, мимолётно поцеловал княжну в губы, после чего вновь прижал к своей груди, начиная поглаживать Александру по спине.
Княжна же крепко обняла Григория, и дрожащим голосом, которому мешал плач:
— Я… Это, это всё неправда.
— Знаю. Успокойся, — всё гладил по голове и спине я Александру. — Соберись. У тебя есть чуть больше часа, чтобы привести себя в порядок. — Отстранился я от княжны и, встав, поднял за собой аристократку.
Александра кивнула, вытирая руками слёзы и, сделала шаг к прикроватной тумбочке и взяла с поверхности полотенце и вдруг непонимающе посмотрела на меня.
— На что чуть больше часа? — Александра шмыгнула носом, утерев лицо полотенцем.
— На то, чтобы собраться. Нас ожидает выход в свет. — Улыбнулся я княжне, стоя рядом с кроватью.
Александра вздрогнула от моих слов.
— Что? Зачем? Я же под стражей. — С явной нерешительностью, с нотками испуга произнесла княжна имперской крови.