В палате, кроме моей койки, находилась еще пара. На одной лежала незнакомая девчушка, совсем еще подросток. На лице кислородная маска, глаза прикрыты. А на второй постели сидит знакомый парень-храбрец. Всё свое внимание он уделяет смартфону, не замечая ничего вокруг. Судя по звукам, ему кто-то пишет, едва ли не по десятку сообщений в минуту. И именно эта противная трель и разбудила меня! Ему всё пишут и пишут, будто он звезда блогов.

Был и четвертый человек в палате. Сотрудник полиции сидел на стуле у двери, тоже с головой уйдя в свой телефон. Заметив, что я пришел в себя, он отлип от экрана и пулей вылетел в коридор. Не прошло и пяти минут, как в палату вошла группа из пяти человек. Все в белых халатах, поверх полицейской формы. И ни одного врача! Странно. А как же мои близкие? Должен же был меня кто-то искать.

Погонов не видно, но по наглым мордам и так понятно, что как минимум трое из них не рядовые менты. Один из пятерки шепнул кому-то в коридоре, и им мигом организовали в палате еще четыре стула.

Трое полицейских, видимо, более авторитетных в их компании, сели на стулья у дверей. А парочка более «молодых» — лет под сорок — поднесла стулья прямо к моей койке и села рядом.

— Кхе-кхе… я старший следователь Федор Ворошилов из Обнинского района. Веду дело о массовом похищении, — мужчина указал сначала на себя, а потом на более молодого мента, сидящего рядом. — Это сержант Спицын. Он немой, так что прямого участия в разговоре принимать не будет. Его специально из Москвы прислали ради этой… беседы. Уточню! Это не допрос. Мы с тобой просто разговариваем.

Первое, что я почуял, — это вонь. От Ворошилова несло одеколоном так, будто он вылил на себя целую цистерну этой дряни. Даже старухи так не духарятся. Сидящий рядом с ним Спицын стыдливо старался дышать ртом, не поворачивая голову в сторону коллеги.

— От вас… пахнет, — всё же выдавил я из себя. — Сильно пахнет!

Где-то совсем рядом раздался смешок, но я не понял, кто смеялся. Вроде всех людей в палате вижу.

— Потерпи малость, — Ворошилов как назло достал одеколон и еще раз мазнул себя им. — У меня аллергия на воду, уж пятый год как. Мыться нормально не могу. Приходится проводить длительную процедуру очистки иными средствами. А я тут, понимаешь ли, неделю на работе жил безвылазно. Начальство в темечко долбит. Жене на работе прохода не дают. Так что приходится этой пахучей дурью заливаться, чтобы ты вообще мог дышать рядом со мной. Так что терпи, боец.

От ударившего в нос запаха Спицын повернул голову, начал моргать и тихо беззвучно ржать. Федор недовольно поморщился, видя полное непонимание его проблемы. А чего они собственно хотят?! Зачем-то пришли, да и пахнут так, что цветы в палате скоро завянут. Вон храбрец на соседней койке нос зажимает.

Спицын улыбнулся и показал коллеге какой-то знак рукой, будто давая свое согласие. И следователь нехотя добавил.

— Спицын служит в ОВР, «Отдел внутренних расследований». Он одаренный, и у него крайне редкая способность «Детектор лжи».

— Так он из Тальзеура? — впервые подал я голос, стараясь дышать ртом а не носом. Ох уж этот запах одеколона!

— Он не сел на Поезд. Билет сгорел, — Ворошилов кивнул на коллегу. — Как видишь, эта заноза осталась жить на Земле, отказываясь присягать на верность Российской Империи. Повезло, что способность слабая, нулевой ранг силы, и может работать даже в нашем разряженном магофоне.

Так у способностей есть ранги силы?! Прежний я наверняка знал больше, но пока довольствуемся тем, что имеем.

— И зачем вы его в больницу ко мне вызвали?

— Я буду задавать тебе вопросы. А Спицын показывать, говоришь ты правду или ложь. Один палец — правда. Два пальца — ложь. Три пальца — сомнения или полуправда.

Прочтя по взгляду, что я готов к сотрудничеству, Спицын снова показал Ворошилову тот же жест рукой и следователь начал рассказывать о том, что им уже известно, предупредив, что многое рассказать не сможет из-за тайны следствия.

Нас и впрямь держали в здании заброшенного автовокзала рядом с заброшенной железнодорожной станцией. Прибывшие на возгорание медики и пожарные оказали первую медицинскую помощь всем тридцати семи выжившим. Пожарные успели найти даже тех, кто ушел далеко.

Лежащую на соседней койке девушку-подростка кинологи нашли в яме, куда похитители стаскивали трупы. Из-за побоев она впала в кому. Дыхание и пульс почти не прощупывались, и избивавшие нас уроды сочли её мертвой. На осенней прохладе она выжила только потому, что оказалась одаренной и пробудилась, находясь уже в коме.

Знакомый мне храбрец пробудился, когда на себе вытаскивал пленных из горящего здания. Ну, тех, кто уже сам не мог ходить. И я — третий и самый непонятный в их компании — пробудился, видимо, когда убивал бугая и тощего.

Хмурый и бубнящий себе под нос Ворошилов не сказал, ни сколько всего людей было похищено, ни сколько трупов нашли в той яме. В какой-то момент бубнеж следователя взбесил меня настолько, что я непроизвольно дернул рукой и заметил на запястье наручник.

— Какого хрена?! — поднял руку еще раз и убедился, что наручники прицеплены к поручню койки.

Накатил гнев, ненормально сильный, а потом пришел и страх. Меня что, снова лишают свободы?! Внимательно следивший за мной Спицын снова дал знак Ворошилову, и тот остановился.

— Вы нашли Корзу или нет?! — вопрос прозвучал громче положенного, но меня уже всего трясло от злости. — Чего молчите?

Ворошилов, нахмурившись, достал из своей рабочей папки лист с распечаткой лиц девяти разных человек.

— Вам знаком кто-то из этих людей? Подумайте…

Под каждым фото было имя. Тимур Саидов, Артур Костров, Роберт Кхан и другие имена.

— Нет, — я сглотнул и перевернул лист, но там ничего не было написано. — Никого из них не знаю.

Спицын повторил жест рукой [Правда].

Следователь протянул пачку цветных фотографий. На них были всё те же девять человек, пусть и с трудом узнаваемых после их вида на распечатке. Я просмотрел фото, но снова никаких ассоциаций в голове не всплыло.

— Здесь тоже никого не знаю.

Ворошилов от такого ответа аж приподнял брови, не обращая внимания на Спицына и его знак [Правда].

— Что, и даже вот этого человека не узнаёте? — следователь выделил фотографии крепкого парня лет за двадцать.

На первом фото он обнимает какую-то девушку за плечо. Черты лица схожи, оба корчат рожицы и явно радуются жизни. Видимо, брат и сестра, причем в хороших отношениях друг с другом. На втором тот же парень стоит у ночного клуба, но почему-то с парой книг в руках. На третьем… это фото явно делали в полицейском участке при задержании.

— Нет, не узнаю. А должен?

Ворошилов смотрит на меня, как на идиота. Спицын снова показывает ему тот же знак рукой [Правда].

Откуда-то позади меня раздался хриплый, пробирающий до костей голос:

— На фотографиях изображен ты, Роберт Кхан, — у меня аж волосы дыбом встали. — Возраст двадцать четыре года. Прозвища нет. Тебя все просто Кханом звали. Есть еще младшая сестра, Камилла, работает барменом в ночном клубе. И мать, Маргарита, бухгалтер на пол ставки. Отец числится пропавшим без вести уже больше десяти лет. А сидящие перед тобой господа в форме всё никак не могут понять, что у тебя украли имя. А с ними и память того, кем ты был раньше. Даже посмотри ты в зеркало, сам себя бы не узнал.

Как бы я ни пытался повернуться и посмотреть на обладателя хриплого голоса, у меня это не получалось. Да еще и раненное плечо болью отзывалось. А неизвестный, видимо, специально сел так, чтобы я и входящие в палату люди не могли сразу его увидеть. И еще я понял, что это он тихо хохотнул, когда я упомянул вонь, исходящую от Ворошилова. Полицейские же реагировали спокойно и явно знали, кто там сидит.

— То есть на этих фотографиях я изображен?

— Да, — отвечает хриплый голос. — Зови меня Хриплый или мундирник. Без разницы. Ваши меня и так и так кличут. Сам понимаешь почему, имени своего называть не стану. Я офицер Имперской службы поиска одаренных, прикомандированный к посольству Империи в Сибири. То бишь в вашей России. Прозвище «мундирник» ваши дают таким как я за то, что мы всё ещё чтим честь мундира и служим императору Российской Империи.