— Ну вот, — вздохнула девушка, слегка прижимаясь к нему. — Ты очень милый.

Окрыленный неожиданной удачей, Толуман поцеловал девушку в прохладные щеки, а помедлив, и в губы. Та не сопротивлялась и понемногу сама стала отвечать на поцелуи — похоже, решила не отказывать себе в удовольствии. Плащ мешал, так что скинула его, и Толуман воспользовался удобным случаем, чтобы раздевать ее дальше. Блузка, а потом и длинная юбка полетели на пол… уже скоро они голышом оказались в постели, и от ощущения горячего тела девушки Толуман так возбудился, что вошел в нее слишком резко, а оргазм случился почти сразу. Елена подождала немного, потом тихонько рассмеялась:

— Отдохни и повтори еще разок, ладно. Я впервые оказалась в постели с мужчиной так быстро, и не успела ничего толком почувствовать. Но не переживай, ты очень хорош.

И действительно, уже вскоре после первого конфуза все получилось просто замечательно, а потом и еще раз. Девушка удовлетворенно потянулась:

— Надо же, как ты меня… (слово явно не вписывалось в учебную программу педагогического колледжа). Так приятно.

Вскоре она уснула, а Толуман не шевелился, глядя на темнеющее в окне небо. Как все здорово получилось, девушку даже уламывать не пришлось! Можно и поработать в этой компании «Россия-Восток».

Незаметно и он уснул…

Они шли, держась за руки, по зеленой долине, и странно — даже стланик не мешал, словно парили над ним. Толуман рассказывал о своем месторождении, о Великой северной магистрали, а Елена улыбалась ему, и временами они останавливались, чтобы целоваться. Вот и заснеженное плоскогорье нависло над ними. Снова долгий поцелуй… но тут сильно заболела голова, и Толуман неохотно оторвался от мягких губ девушки. Он оглянулся.

С плато стремительно стекали щупальца тумана, охватывая их кольцом. От тумана саднило горло, а в груди началось жжение. Показалось, что призрачные кигиляхи, зловеще покашливая, нависли над ними. Толуман попытался схватить «Сайгу», но в руках оказалась пустота.

«Это кошмар, просыпайся!» — с неимоверным трудом приказал он себе.

Наконец очнулся и понял, что от кашля разрывается сам. Серая пелена перед глазами. Отвратительный запах в ноздрях. Словно огонь полыхает в легких.

Толуман скатился с постели и только у пола смог сделать несколько глотков воздуха. Пополз в сторону, где должна была находиться дверь. Нащупал ручку, но она не поддавалась. Проклятие, запер комнату на ключ!

Наконец дверь распахнулась, однако в лицо ударил смерч горячего дыма, а в нем извивались красные змеи. Пожар!

Хотя Толумана качало из стороны в сторону, он сумел захлопнуть дверь обратно. Назад, к окну! Он споткнулся и упал на кровать, на чье-то мягкое тело. Елена! Толуман в исступлении пошарил вокруг, наткнулся на стул и из последних сил швырнул туда, где, как смутно помнилось, было окно.

Звон разбитого стекла. Потянуло холодным свежим воздухом, и стало чуточку видно. Дым уносило в окно, но из-под двери стремительно текла серая пелена. Страшно болела голова, мышцы по всему телу конвульсивно дергались.

Внизу полно пластика, при горении он выделяет ядовитый газ! Скорее наружу, только не через дверь, за нею огонь!

Толуман бросился к окну: слева как раз заканчиваются строительные леса, при известной ловкости можно перебраться на них. Но как быть с Еленой — похоже, что потеряла сознание? Да и сам… Он растерянно глянул на себя — совсем голый!

Нагнулся за брюками, но качнуло так, что растянулся на полу. С трудом встал и, придерживаясь рукой за спинку кровати, все-таки натянул брюки, а потом и свитер — прямо на голое тело. Надеть юбку и блузку на девушку был уже не в силах, а без них обдерется на лесах. На миг растерялся, но потом завернул углы простыни, на которой она лежала, и завязал узлами. Распахнул окно, затащил девушку на подоконник, а потом, напрягая все силы, попытался засунуть куль с нею на площадку лесов. Оба чуть не полетели вниз. Где же пожарные?

Соберись! Толуман схватил девушку в охапку, взгромоздился на подоконник и отчаянным усилием все же затолкал верхнюю часть ее тела на площадку лесов. Сам чуть не упал, но успел схватиться за арматурную трубу. Рывок, мышцы рук онемели от боли, однако сумел подтянуться, хотя и ударившись головой о другую трубу. Искры из глаз, но это неважно. Хватая ртом изумительно свежий воздух, распростерся рядом с девушкой.

Дышит ли она? Непонятно. Он попытался нащупать пульс на сонной артерии — очень слабый. Вдруг ее тело задергалось от судорог, и ее стало рвать. Толуман поспешно повернул голову на бок, чтобы девушка не захлебнулась. Рвота скоро прекратилась, но Елена засипела, а лицо приобрело синюшный оттенок. Задыхается!

Что же делать?.. Вот оно, учили на курсах выживания! Толуман раскрыл девушке рот, который так недавно целовал, засунул туда пальцы и стал выгребать блевотину, хотя и тошнило от омерзения. Он плакал, делая это, но Елена как будто стала слабо дышать. Вой пожарной машины донесся издалека, и вдруг все стало быстро темнеть…

Темный инок

Он долго был непонятно где, а потом очнулся другим. Чужими мосластыми руками вытаскивал какую-то девочку из фургона, и еще один, послушник в сутане, еле удерживал ее за ноги. Девочка явно ослабела — заплаканное лицо, вытаращенные голубые глаза и заклеенный скотчем рот на миг вызвали жалость. Но это прошло при взгляде на искусанные руки. У послушника вид и того хуже: лицо в волдырях, сутана обгорела.

— Держи ее! — прохрипел другой. Как клещами сдавил одну руку маленькой пленницы, а послушник схватил за вторую.

Оставалось втащить девочку под портик храма, и тут это произошло. Воздух сгустился, замерцал, а в лица ударил холодный вихрь. Впереди появилась женская фигура: черный плащ, изможденное лицо, яростные голубые глаза.

Голос будто скрежетал по стеклу: — Отпусти ее, темный инок! Ты зашел слишком далеко.

Он содрогнулся, но тут же пришел в себя.

— Не вздумай отнять рук! — приказал послушнику. — Если перестанешь касаться маленькой ведьмы, тебя сожгут в один миг. А так старшая побоится, что огонь перекинется на их отродье.

Удерживая девочку, он повернулся к старшей рогне:

— Мы не причиним ей вреда. Только доставим в монастырь, чтобы спасти ее душу. Уйди с дороги!

Рогна не двинулась с места. Другой приказал в микрофон на вороте: — Двое сюда! Уберите старую каргу.

Из фургона выпрыгнули двое. Эти были не в монашеских одеяниях, а в форме и с кобурами на поясах. Лица бледные от страха, из-под фуражек стекают капли пота.

— Конечно, ты можешь сжечь их невидимым огнем, — с вызовом сказал другой, — но я позову еще. Сколько невинных людей ты посмеешь убить?

— Среди вас нет невинных, — голос прозвучал как свист пурги, — но ты рассчитал верно, Темный. Только берегись причинить ей больший вред. И будь проклят!

— Спасибо, — серьезно отозвался тот, и опять холодный ветер хлестнул по лицу. Фигура в черном плаще исчезла, а двое поволокли девочку по ступеням храма.

Не совсем обычного храма: два придела по сторонам центрального, а над ним крест с тремя горизонтальными перекладинами.

Девочку втащили в распахнутые двери и вздернули на ноги перед приоткрытыми царскими вратами. Над ними изображение Бога Саваофа, Повелителя воинств, в белых одеждах и на облаках. Справа от царских врат — Христос с земным глобусом в одной руке и мечом в другой, а слева — женщина в синем одеянии и со скрытым капюшоном лицом. Не крестясь, тот, кого назвали темным иноком, склонил голову.

— Ты сказал: «Ворожеи не оставляй в живых»[59]. Хотя твои законы не соблюдаются ныне, и мы вынуждены не лишать колдуний жизни, но одну мы привели, дабы покаялась.

Он толкнул девочку на пол и придавил спину, чтобы лицо уткнулось в каменные плиты. Тонкие ребра прогнулись под его ладонью, и он надавил сильнее, пока девочка не захрипела… Потом с неохотой вздернул ее на подгибающиеся ноги.