— Вертолет. Давай быстрее к лесу!
Как назло, луг был широкий, в редких деревцах не спрячешься. Пока бежали, Варламов снова глянул назад: от вертолета отделились две темные полоски, неужели ракеты?
Справа и слева бухнуло, от неприятного запаха запершило в горле. Что-то залепило лицо, дернуло под колени. Варламов упал и проехался по траве, обдирая локти. Перед глазами мельтешило — его всего опутала сетка наподобие рыболовной. Встать было невозможно, рядом пыхтел отец Вениамин.
Гул винтов стал оглушительным. Варламова вдавило в землю, затем стало тише, раздавался только равномерный механический скрежет. Перед глазами появились армейские ботинки, один пнул его в бок. Не сильно, скорее для проформы.
— Попались, пташки.
Голос был самодовольный. Варламов с трудом приподнял голову: человек в камуфляже, без знаков отличия. Волосы ежиком, скособоченный нос, а улыбка прямо радушная.
Он присел (пахнуло едким одеколоном), какими-то хитрыми кусачками разрезал сетку и первым делом вытянул из-под Варламова «Сайгу». Потом встал и обернулся.
— Освободить, и в наручники. Попа тоже.
Два парня в такой же форме освободили от сетки и защелкнули за спиной наручники. Больно, черт! Хотя не впервой: в Америке надевали наручники, потом в Канаде, а теперь вот в России. Или это уже Китай?
Подвели к вертолету и грубо толкнули внутрь. Следом отца Вениамина, наручники пристегнули к стене.
— Потише, — запротестовал отец Вениамин. — Я все-таки монах, духовное лицо.
Скособоченный нос уселся напротив.
— Гы-ы. На бугре стоит монах, долго роется в штанах. То ли вши его кусают, то ли яйца жить мешают.
Парни заржали.
— Не кощунствуйте, сын мой, — скорбно ответствовал отец Вениамин.
Да, культурный уровень у президентских охранников на периферии невысок. Дверь захлопнулась, винты начали разбег, взлетели.
Варламов косился в иллюминатор, благо не запретили. Внизу проплыла голубая лента Катуни, следом лесистый хребет, появились постройки посреди обширной площадки. Линия забора двойная — похоже, опасаются местной фауны.
Вертолет сел. Парни выпрыгнули первыми, подхватили Варламова и, пригнув ему голову, потащили куда-то. Бросили в каморку, исчезли и вернулись с отцом Вениамином. Залезли вместе с ним, и каморка поехала вниз. Лифт!
Внизу оказался скучный коридор с металлическими дверями.
— Лицом к стене, гниды!
Быстро, но тщательно обыскали. Поясной сумки и планшета Варламов лишился вместе с «Сайгой», а теперь забрали карточку «Сидорова» и изумруд из нагрудного кармана. У отца Вениамина тоже изъяли карточку, аметист и даже крест.
Одну дверь открыли и впихнули пленников внутрь. Четыре койки, бетонные стены… хотя нет, одна стена из скальной породы. Очередное подземелье, к этому не привыкать.
— Вот ироды, — расстроено сказал отец Вениамин. Жалел крест или аметист, было непонятно.
Вскоре явились два охранника и забрали попа-расстригу. Долго не держали, через полчаса отец Вениамин явился, поглаживая возвращенный крест. Поманили Варламова.
Идти было рядом, камеры и начальственный кабинет находились в одном коридоре. За обширным столом сидели двое: прежний знакомый со скособоченным носом, и другой, белобрысый, со страдальческим выражением и забинтованной щекой. Не кошечка ли цапнула?
— Фальшивые документы на Сидорова, а на деле, как нам известно, вы гражданин Варламов. Отказ исполнять патриотические обязанности, клевета на Президента, побег из-под стражи, незаконное пересечение границ Московской автономии… тут на несколько пожизненных хватит.
Говорил Скособоченный нос, а второй помалкивал, разок дотронулся до щеки.
— Не желаете чистосердечно раскаяться?
— Вы не господь Бог, чтобы перед вами каяться, — скучно ответил Варламов. Надоели эти мелкие начальники.
Скособоченный нос привстал, нависая над столом. Хотя для грозной позы не хватило росту.
— Да я тебя!..
Слушать было любопытно. Поотвык от русского мата, а некоторые выражения вообще слышал впервые.
— Ничего, приедут спецы с оборудованием, всё из тебя вытянут. Вместе с кишками. — Допросчик сел и достал из стола изумруд с аметистом. — Камешки откуда? Плата за государственную измену?
— Подарок, — так же скучно сказал Варламов. — Лучше бы вернули. Вам же хуже будет.
— Что?! — Скособоченный нос побагровел и снова привстал…
Белобрысый помалкивал, только вскользь глянул на Варламова и снова коснулся щеки.
Бить все же не стали, вернули в камеру. Позже принесли две миски с китайской лапшой быстрого приготовления, видимо настало время обеда. Через какое-то время снова забрали отца Вениамина. Его долго не было, наконец вернулся с красным лицом и масляными глазами. Искательно улыбнулся:
— Всё расспрашивали, водкой угощали. А чего я знаю? Рассказал, что было. Только про Хозяйку не стал, боязно.
Варламов лишь рукой махнул: узнали об их похождениях, и что с того?.. Наверное, наступил вечер, но вместо ужина пришлось попить воды из-под крана. Яркий свет горел по-прежнему, Варламов то засыпал, то просыпался. Являлась Джанет — с укором, что не скосил траву на лужайке. Потом Хозяйка Медной горы смотрела с молчаливой угрозой. По стене скользнула тень огромного пса…
Наконец Варламов очнулся: в глаза будто насыпали песка, голоса болела. Тут же вздрогнул — рядом на стуле сидел белобрысый.
— С добрым утром, — выговорил он с трудом. — Хотя не для всех оно доброе. Что случилось с полковником Власовым?
— Это кто? — не понял Варламов.
— Начальник охраны. У него еще нос переломан. Вы ему угрожали из-за камней. Пропал, и нигде нет.
У Варламова холодок прошел по спине.
— Ну, я отсюда не выходил.
— Это мы знаем, — терпеливо сказал белобрысый, ему явно было больно говорить. — Кто подарил камни?
Извини, Хозяйка!
— Хозяйка Медной горы, — скучно ответил Варламов. — Один, вроде вас, уже отбирал. Потом жаловался, что Хозяйка показала ему некий зал, где сидят люди, обращенные в камень. Возможно, и вашего начальника забрала туда. Она не любит, когда ей перечат.
Белобрысый помолчал.
— Бред какой-то. Но камни все-таки возьмите.
Он выложил на тумбочку изумруд с аметистом, страдальчески поморщился и ушел.
Проснулся отец Вениамин. Он углядел аметист, шустро схватил его и пропел:
«Ох, мать, моя мать,
Разреши монаху дать.
Я монаху одному –
Он не скажет никому…».
Вот кому жить хорошо. Водочки хлебнул, похабные стишки прочитал, и жить стало веселее. А что делать ему? Ведь не отстанут, хотя уже знают, что ничего не выбьют. Видно, сам президент Московской автономии недоволен. Секрет «черного света» ему не раскрыл, да еще бежать осмелился. Российские тираны часто бывают мстительны. Как фамилия поэта, который написал стихи про Сталина?
«Мы живем, под собою не чуя страны.
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца…»
[40] Вроде, ничего особенного. И за эти стихи его отправили в колымские лагеря, где он и погиб… Практический вывод из этого один — надо бежать от Московии подальше.
Пожалуй впервые, пусть и про себя, он произнес это название. За сказанное вслух наказывали, даже в Карельской автономии. Допускалось только официальное — Московская автономия. И то временно, до возрождения Российской державы…
Он встал с койки и умылся, а вскоре принесли завтрак, такую же китайскую лапшу. Поев, Варламов выкинул посуду в мусорное ведро, пластиковой ложкой каменную стену не расковыряешь. К счастью, есть и другой вариант — за ночь в голове прояснилось. Что Хозяйка сказала про ключ?