Кэти хмуро глянула от соседнего стола:

– Зато не хватило времени на учебу. Я в подметки не гожусь Селине, а тем более маме. Буду на подхвате… если вообще что-то сумею.

Так что настроение особо не улучшилось, а новости (в конце ужина включили холораму) его еще больше испортили. Мадос выступил с увещеваниями: признайте пришествие Самаэля, прекратите сопротивление, радуйтесь жизни, которая будет долгой и полной наслаждений…

– Сатанинских наслаждений, – тихо добавила Кира.

Начали уже вставать из-за стола, когда Джанет приостановилась:

– Подождите.

Вошла девушка из-за стойки (дисциплинированно там и сидела), на этот раз со смущенным видом.

– Извините, к вам гости, – сказала она.

Разве кто еще, кроме сотрудников, живет в отеле?.. Но девушка посторонилась, и вошли двое знакомых, только не во вретище, а в похожих на монашеские хламидах. Елисей и Даниил! Только Елисей без плеши, а лица у обоих строгие и светлые.

– С днем Господа вас, – сказал Даниил и подошел к Джанет. – Примите хлеб и вино.

Подал небольшой кувшин и что-то, завернутое в салфетку. Джанет быстро встала, поклонилась и поставила все на свободный стол. Следом подошел Елисей и протянул что-то на цепочке.

– Примите камень. Дочь Господа сберегла его для вас.

Джанет просветлела и, благоговейно приняв, повесила цепочку на шею (изумруд после первого дня не носила). Метельский пригляделся: какой-то невзрачный серый камушек.

– Готовьтесь, – сказал Даниил. – День Господа придет как тать ночью, но вы предуведомлены.

Не сказав больше ни слова, оба повернулись и вышли. Хельга тут же бросилась к окну, выходящему на подъездную дорожку.

– Никого, – сказала она разочарованно немного погодя.

Джанет молчала, положив руку на камушек, а потом отняла ее.

– Свершилось, – произнесла она. – Я почти перестала надеяться.

– Что это за камешек? – спросил Метельский.

– Чинтамани, камень мира. Не хотела говорить, но без него наша попытка оказалась бы тщетной. Христос все равно изменил бы мир, а мы остались лишь зрителями. Кто же эта дочь Господа?.. Позже мы узнаем.

Она призадумалась: – Больше не ешьте и не пейте. Для супругов ночь воздержания. Встаем рано и собираемся в нашем номере. Лон, доминиканцы должны быть здесь завтра утром. Всё, попытаемся спать.

Разошлись в молчании. В номере Метельский подошел к окну: синие сумерки упали на Иерусалим, слабо золотился купол мечети Омара.

– Неужели все заканчивается? – сказал он. – Как-то обыденно приходит конец света.

– Ну, – сказала Хельга, – люди настрадались. Нам еще повезло, хотя и мы оба умирали. Как у вас говорят, лучше ужасный конец, чем ужас без конца… Ладно, я в кровать, а ты на оттоманку. Любовью займемся уже в новом эоне.

Выспаться не удалось. Страшно качнуло, в уши ударил грохот. Метельский кое-как продрал глаза: за окнами бушевало пламя. Он скатился с оттоманки и пополз к окну. Стекла остались целы, и он осторожно выглянул. Пламя полыхало не возле отеля, а в стороне, за оградой сада. Ближние дома превратились в руины и горели, стоявшие на склоне освещались адскими красными сполохами.

– Что случилось? – рядом приподняла голову Хельга.

– Похоже, опять удар антиматерией. Заряд не особо мощный, наподобие тех, что мы использовали под Клухором. И похоже, именно по нашему отелю, мы должны были оказаться в эпицентре.

– Увижу какого-нибудь даймона, расцелую, – вздохнула Хельга. – Или они вообще не похожи на людей?

– Почему, я видел одного, когда стоял возле твоего саркофага. Очень высокая белая фигура, но в общем похожа на человека.

Послышался вой пожарной сирены, потом еще несколько, вскоре сквозь клубы дыма стало видно, как подъезжают пожарные машины.

– Надо бы помочь разбирать завалы, – сказал Метельский, – но боюсь, у нас на это не будет времени.

– Пойду умоюсь, – снова вздохнула Хельга. – Я заметила на крыше баки, так что вода должна течь. А потом к Варламовым, три часа будем считать за утро.

В ушах зазвучали хрустальные такты «К Элизе».

«Доброе утро, Лон, – сказала "Сивилла". – Лучше тебя разбужу я, чем Гедеон. Конница врага выступила с поля у Мегиддо, в вашем направлении».

«Спасибо. Нас уже разбудили, но приятно услышать твою музыку. Передай Гедеону, что мы ждем доминиканцев».

Наскоро собрались и пошли к номеру Варламовых. Дверь оказалась открытой, Андрей с Кирой уже подошли. Сели вокруг стола: рядом с Джанет была чаша и что-то, завернутое в салфетку. Варламов поставил на стол занятную вещицу – плоский волчок с нарисованной стрелкой.

– Попросил взаймы детскую игрушку, – сказал он. – В Единой церкви равны мужчины и женщины, так что волчок укажет, кто совершит таинство.

Он раскрутил игрушку, и когда остановилась, стрелка указала на Джанет.

– Опять я, – вздохнула она. Но тут же посерьезнела и встала.

– Давно начался наш путь. Я понимаю, почему стрелка указала на меня: с нас началось, и нами заканчивается. Во имя Отца, и Предвечного света, и Сына, приступим… Не вставайте, мы сотрудники Христа, а он возлежал с такими же, как равными, на последней трапезе.

Она развернула салфетку, где оказался хлебец, отломила себе кусочек и передала хлеб дальше.

– Примите и вкусите, это претворённое тело Его.

Приложила к губам чашу, и тоже передала следующему.

– Пейте из нее, это претворённая кровь Его.

Всё передали по кругу, Метельский перекрестился по католическому образцу, и Хельга неумело повторила.

– Выходим с рассветом, – объявил Варламов. – Лон и Хельга, берите оружие, остальным нельзя. Одевайтесь теплее: если придется включить стасис-поле, в нем будет холодно. Мета-пояса не годятся: в стасис-поле они перестанут работать, и окажетесь голыми в самый неподходящий момент.

Хельга слегка фыркнула, а Варламов улыбнулся:

– Лон, возьмите аптечки, – он кивнул на футляры у стены. – И еще налейте воды в канистру, они есть на кухне.

В номере Метельский постоял у окна. Еще вскидывались отдельные языки пламени, над ближними руинами поднимался дым и пар. Суетились пожарные, подъехало несколько машин «скорой помощи». Подошла Хельга с двумя куртками.

– Еле поместились в тот ящичек. – сказала она и вздохнула. – Вот и наступил Рагнарок, о котором когда-то грезила. Но теперь я не хочу быть валькирией и уносить павших воинов в Вальхаллу. Я хочу жить и растить детей.

Метельский обнял ее. Небо у горизонта краснело, над Иерусалимом занимался кровавый рассвет.

Хельга ушла в спальню и вернулась в короткой юбке поверх колготок. – Пусть сразу видят, что я женщина. Не станут принимать меня всерьез, а двигаться удобнее, чем в штанах.

Спустились вниз. Сильно пахло гарью, и было странно видеть цветущее дерево на фоне клубов дыма. Хаос не коснулся территории отеля, глайдеры мирно стояли на парковке.

– Если бы проход в воротах был открыт, досталось и нам, – сказал Андрей. – Мы теперь знаем, что на Алтае случилось именно так.

«Лон, – сказала "Сивилла", – Гедеон передает новости».

Возникла картинка: ползущая колонна, какие-то транспортные механизмы, но масштаб был мелковат, лучше посмотреть на дисплее в глайдере. Появилась и картосхема, красная змея доползла уже до границы Самарии… Тут из дыма вынырнул ховер, прошел над улицей и опустился за воротами. Эмблема собаки с факелом в зубах – свои.

– Пусть заезжают внутрь, – сказал Варламов, – поедут на наших глайдерах. Андрей, открывай проход.

В воротах заискрилось. «Заезжайте сюда», – сказал Метельский по тактической сети. Глайдер въехал и тоже остановился на парковке.

– Может, надо было подождать их, чтобы тоже приняли причастие? – тихо спросила Кира.

– Нет, – сказала Джанет. – Думаю, у доминиканцев с этим всё в порядке, а наш простой обряд мог показаться им чуть не кощунством.

Вышли двое, в темных комбинезонах с изображением той же собаки. Представились не именами, а тактическими позывными: Ор и Уза[6]. Метельский сохранил свое имя, а Хельгу укоротили до Хель.