— Можешь свериться со своим трансидом, мы по-прежнему в счастливом браке.

— Хоть это утешает. А ты не можешь просто заказать поиск?

— Боюсь засветиться. Опять угодим в лагерь, а они уже надоели. Сивилла, просчитай курс на Альфавиль. Самолетом нет смысла, даже если летают… Так, две тысячи километров. Первая подзарядка в Литве, потом в Баварии. Не твои родные места?

— Нет, я с севера. Как я понимаю, это пять-шесть часов, можно и поспать. Здорово меня вымотали.

Да, вид у Хельги усталый, похоже в этот раз не до секса.

— Поспи дорогая. Я пообщаюсь с Сивиллой.

Хельга сползла пониже, закрыла глаза и вскоре стала посвистывать носом. Ворон прошуршал крыльями и тоже затих.

«Сивилла, нам дают разрешение на полет?»

«Вообще-то полеты запрещены. Но мы прикидываемся сейсморазведкой».

«Как с моими счетами?»

Сивилла вывела в поле зрения табличку: «Слева, красным, заблокированные. Справа, зеленым, те, что Кводрион вывел из-под контроля. Я запоминаю номера и коды доступа: если с Кводрионом что-то случится, тебе придется управлять в ручном режиме. На семейное гнездышко пока хватает».

«Опять, спасибо. Что бы я без вас делал?..»

Постепенно он задремал, и проснулся только, когда глайдер приземлился для заправки. Литва не пострадала — тоже Русская платформа. Пока меняли аккумуляторы, купил Хагену за неимением другого собачьего корма, и полетели дальше. Понемногу стало светать.

Баварию тряхануло сильно, заправку пришлось поискать и обошлось втридорога. Проснувшаяся Хельга мрачно смотрела на разрушения.

— Нам, немцам, вообще-то не привыкать, но уже надоело. В Асгарде все казалось игрой.

Полетели низко, и хорошо были видны трещины поперек дорог, обвалившиеся здания и мосты. Впереди показались Альпы, хаоса внизу стало еще больше.

— Долго придется восстанавливать, — сказала Хельга. — Жителям придется забыть про сосиски и пиво.

Миновали грязно-бурый водный поток, в водоворотах ныряли и снова всплывали целые дома. Внизу проплыло селение — ни одного целого здания. Хельга зябко передернула плечами:

— Хорошо, что зима кончилась. Однако выживать будет трудно.

Горы всё выше, пролетели над ущельем, заваленным битым льдом. Выше уже образовалось озеро с грязно-зеленой водой.

— Сообщу-ка я в спасательную службу, — сказала Хельга. — Жителей ниже по долине надо срочно эвакуировать, вода может прорваться.

Снова долина, а потом заснеженный горный хребет…

«Лон, — сказала „Сивилла“, — в сам Альфавиль нельзя. Требуют приземлиться в загородной зоне, а по городу только в ховере под контролем аварийных служб».

Этого следовало ожидать. Сели в указанном месте, и Метельский запросил ховер. Подумав, оставил оружие в глайдере, взял только трость Морихеи.

— Жаль, что у меня больше нет сюрикенов, — вздохнула Хельга.

— Совсем забыл! — Метельский хлопнул себя по лбу. — Я же вызволил старый глайдер, они так и лежали в багажнике. Случайно наткнулся, футляр по цвету сливается с обивкой. Вот, возьми.

— Да ну! — Хельга радостно схватила футляр и стала приспосабливать к поясу комбинезона. — Юкико говорила, что он сделан из какого-то особого материала… — она запнулась и тоже потерла лоб. — Никак не пойму, были мы в Японии или это сон?

— Были наверное. — Метельский помог Хельге сесть в опустившуюся машину. — Ховер, нам на террасу Эдельвейсов, номер 42.

— Эдельвейсы, это ведь цветы? Должно быть, красивые.

— Нет, довольно невзрачные, просто редкие. Тут других цветов пропасть.

Но время, когда можно было беззаботно любоваться цветами, для жителей города явно закончилось. Как и время для любовные утех в изящных беседках. Опять руины, шлейфы дыма, кое-какие небоскребы наклонились, а некоторые как видно рухнули — по развалинам ползают какие-то белые личинки, но не рассмотреть…

— Ховер, ниже!

Машина снизилась, однако ненамного. «Ниже запрещено!»

— И так видно, — сказала Хельга. — Это хэ-ути, откуда Мадос нагнал их столько? Похоже, разбирают завалы. И техники хватает, этак скоро он восстановит свою столицу.

Миновали уютную долинку, над ней сломанным крылом повис мост. На другой стороне раньше тянулись террасы с садами, фонтанами, изысканными жилыми комплексами, а над всем высились живописные утесы, поросшие соснами.

— Ну и ну! — выдохнула Хельга.

Большая часть утесов рухнула, разворотив террасу, по склону стекала огромная осыпь из камней, груд земли и обломков. Часть домов была сметена, оставшиеся сильно разрушены.

— Вон и наш дом, — с трудом выговорил Метельский. — Хотя сам я редко тут бывал.

От дома осталась только половина, она накренилась и зияла пустотами квартир. И тут суетились белые мураши.

«Дом номер 42. Доступ запрещен. Посадка возможна только в стороне, на обозначенной площадке».

— Садимся, — сквозь зубы сказал Метельский. — Сивилла, ИИ города должен располагать какой-то информацией о моих родителях.

«Отец, Войцех Метельский, погиб. Мать, Агата Метельская, в списках погибших не числится. В базе данных произошли сбои, делается попытка установить связь с ее трансидом».

Ховер слегка качнулся, сели.

— Отец погиб, — сказал Метельский Хельге. — Я и не знал, что он вернулся. Мать как будто жива…

— Лон, — раздался знакомый голос. Мама! — Ты в Альфавиле? Отец погиб… — Она всхлипнула. — Мы спали в разных комнатах, ту половину квартиры снесло оползнем. Отца выбросило и придавило обломками. Вскоре появились хэ-ути, его вытащили, но сделать уже ничего было нельзя. Ты как, я не могла дозвониться?..

Метельский скрипнул зубами, из-за игр с Кводрионом мать потеряла его из виду.

— Я в порядке. А ты где?

— Я в Риме. Отвезла сюда отца, он хотел быть похоронен в священной земле. Может, и не был примерным католиком, но у него здесь место на католическом кладбище. Ты сможешь прилететь?

— Во сколько похороны?.. В три? Постараюсь успеть.

Метельский наскоро проконсультировался с Сивиллой и повернулся к Хельге:

— Всё слышала? Летим в Рим, тут всего два часа, если через перевал Сен-Готард.

— Я сочувствую тебе, Лон, — грустно сказала Хельга.

— Ховер, обратно к месту, откуда вылетели… У меня с отцом были прохладные отношения, но в детстве он со мной много возился. Все хотел воспитать из меня настоящего шляхтича. Постепенно мне надоело, да и делал он это в свободное от любовных похождений время… Ох, что же я о плохом.

— У родителей и детей сейчас своя жизнь, Лон. Меня, так просто выбросили из семьи, и сколько таких в легионе. Для них Мадос, как отец родной — порой наказывает, но и дает конфетки.

Вернулись к глайдеру. Хельга потрепала ворону перышки: — Вот и я с Мунином. Как у вас говорят, ни кола, ни двора.

— Да ладно, — сказал Метельский. — Ты моя жена.

— Просто запись в памяти Кводриона. Сотрут ее, а к этому все идет, и где наш брак?.. Ладно, извини. У тебя горе, а тут я со своим нытьем.

Метельский вздохнул: — Я узнавал, в Риме все спокойно, вечный город. Даже удивительно, там сейсмически активная зона. Но полеты разрешены только в автоматическом режиме.

Удалился в голубую дымку Альфавиль, внизу снежные горы, ленточки рек. Справа вдали как белое облако — думал, что Монблан, но оказался Финстерархорн. Горы подошли слева и справа, перевал Сен-Готард. Потом впереди появилась синяя полоса — озеро Лаго-Маджоре, домики забелели на берегу. Хельга тоскливо поглядела вниз:

— Хорошо бы тут пожить. Все-таки у тебя на Телецком озере глухомань. Кстати, как там Асэми?

Метельский пожал плечами: — Забрала назад фирма, у которой брал напрокат. Существенных повреждений при использовании не получила.

Хельга фыркнула: — Надо думать, при очень интенсивном использовании. Легионерам редко достаются такие игрушки. Ну и черт с ней.

Метельский не стал комментировать, все ушло. Предгорья, зеленые равнины — это уже Италия. Наконец добрались до Рима. Позвонила мама: заупокойная месса кончилась, гроб доставляют на кладбище Верано, подлетай прямо туда.