Когда Анжелика с трудом вспомнила, что было в этом рецепте — смола, древесный уголь, пепел, — то поняла, что полученный эликсир может быть так же опасен, как каустическая сода или скипидар, поэтому он и был назван «лесная стирка».

— Вы совсем неблагоразумны, Аристид Бомаршан, — рассердилась она. — Из-за вас мне нет покоя.

— Вы видите, Господь вас покарал, Бомаршан, — добавила мать Сент Шарль Борроме, грозя ему пальчиком. Отравленный уже быстро поправлялся.

— Он живуч, как кошка, — сказала Анжелика. Монахини спросили, в каких обстоятельствах и каким оружием была нанесена ему ужасная рана, которую когда-то вылечила Анжелика.

Анжелика и пациент обменялись взглядами.

— Тогда его тоже покарал Господь, — сказала она. Аристид был в восторге от больничного ухода и примирился с Квебеком. На пиратских кораблях так не обхаживали больных и лекари больше походили на мясников, чем на монахинь с пальчиками фей.

При следующем визите Анжелика обнаружила, что он уже ходит и находится в сильном волнении.

— Я надеюсь, что это получится, — доверительно сказал он, — монахини хорошо ко мне относятся и хотят взять меня, как подручного, для тяжелых работ.

— Каких тяжелых работ? Вы такой тщедушный тип, и я не представляю, как вы можете поднять даже полено?

— Не бойтесь! Я сумею быть полезным… и потом, пойдемте, я кое-что вам покажу.

Тощий, слабый, закрывающий живот руками, чтобы не задеть его чем-нибудь, он увлек ее внутрь монастыря, который он, видимо, уже изучил, до дверей аптекарской.

От порога он попросил ее посмотреть на соблазнительное зрелище, которое представляло собрание многочисленных колб и реторт и медных перегонных аппаратов.

— Они прекрасно разбираются в алхимии, эти монашенки! Они умеют даже приготовлять «живую воду».

В этой комнате он считал себя на передовой линии своей битвы. Он мог даже мечтать когда-нибудь работать в ней. Все устраивалось к лучшему. Жюльена будет помогать монахиням ухаживать за больными. Она была предана делу, сильная, и при взгляде на нее даже умирающим хотелось выздороветь. В распоряжение этой пары будет предоставлено небольшое жилище недалеко от места, где семьи заболевших индейцев строили свое жилье из шкур. Около больницы всегда было много вигвамов. Аристиду будет поручено наблюдать за этим лагерем и за поведением индейцев, часто ссорившихся, вороватых и причиняющих беспокойство окружающим.

— Правда, это лучше, чем бордель Гонфарель?

На следующий день он с торжеством показал Анжелике свое имя в списке обслуживающего персонала больницы. Напротив него было написано по-латыни «подручный», чем он очень гордился Квебек оставался городом фантастических и парадоксальных решений возникающих вопросов. Мать Мария из монастыря Рождества с радостью показывала свою мастерскую искусственных цветов, которая возникла из-за необходимости добавить какие-то доходы обители. Ей всегда не хватало денег для помощи бедным. Кроме того, первое время ими привлекали дикарей, которые радовались этим букетикам, напоминавшим их собственные украшения из железа и цветного волоса лосей.

Но можно было догадаться, что тайным мотивом начала этого ремесла, привезенного из Франции, было то, что монахини были лишены радости украшать свою часовню живыми цветами — ведь зима здесь длилась восемь месяцев из двенадцати.

То, что они не могли выразить свое поклонение, почитание и хвалу Богу, украшая цветами его святилище, было для них тяжким лишением.

В это столетие контрреформации существовала мания украшения алтарей. Ничто не было слишком красивым, богатым и пышным для культа Всевышнего.

Когда они уступили часть своей территории одному из соседей, то поставили в контракте следующее условие: «он будет поставлять монахиням больницы города Квебека ежегодно букет цветов в их часовню в праздники Рождества Богородицы и в день Святого Реми, первого октября».

Кроме этих двух ежегодных букетов естественных цветов, всюду были букеты искусственных, созданных их руками настолько искусно, что их даже посылали во Францию.

Везде: в домах, в часовнях, у подножий статуй, — монахини ставили маленькие медные вазы с лепестками сушеных роз, гвоздик, других цветов, которые, казалось, сохраняли свой запах. Ароматы, самое невинное из посвящений, посланных Богом своим созданиям, делали благочестие более усердным, а мольбы более горячими.

Анжелика уселась в маленькой комнате, превращенной в лабораторию. Сегодня она разбирала свои травы.

Из погреба были слышны глухие равномерные удары. Это Сюзанна взбивала овечье масло. Уже некоторое время Анжелике приходилось изготавливать новую порцию своих лекарств, которые, как говорили, творили чудеса. Из этого овечьего масла, смешанного со смолистым бальзамом и вытяжкой из трав, она сделает несколько горшочков мази по рецепту колдуньи Мелузины. Эта мазь успокаивала боли в мускулах, нервах и костях. В городе все у нее просили эту мазь.

Не по собственной воле, и упрекая себя за это, Анжелика стала лечить окружающих. Она считала, что совершает неосторожность.

Все началось с мадам Кампвер. Анжелика всегда старалась не принимать ее приглашения. Она была слишком уверена, что встретит в ее салоне кого-нибудь нежелательного — например, герцога де ла Ферте. Но однажды лакей, принес ей записочку от этой дамы. Она умоляла прийти к ней как можно скорее. Тон записки был необычен. Анжелике пришлось, по крайней мере, справиться, в чем дело.

Мадам де Кампвер приняла ее без своей обычной насмешливой и высокомерной манеры знатной дамы, привыкшей плутовать за карточными столами короля.

Она была в халате и не нанесла еще на свое лицо белила и румяна, с помощью которых делала маску цветущего здоровья, если не молодости. Она была теперь только старой, растерявшейся женщиной. Она схватила Анжелику в объятия и вскричала:

— Я знала, по крайней мере, вы не откажете мне в этом!

Она подвела ее к утепленной корзинке, в которой умирала маленькая обезьянка. Доктор Рагно отказался прийти, в негодовании, что прибегают к его науке по поводу животного

— Я подумала о вас, дорогая графиня. Ни у кого в этой стране нет жалости. Не будьте скрытной. За два года моего пребывания в Канаде я много слышала о ваших познаниях в медицине, вас даже считали колдуньей.

— Но именно поэтому, мадам, я не хочу проявлять свои познания в медицине. Меня даже обвиняли в том, что я могу сглазить.

— Но это же все забыто, — воскликнула мадам де Кампвер. — Иезуит далеко, вам нечего бояться его недоверия, ревности и нетерпимости. Прошу вас. Вы — единственный человек, с которым можно иметь дело в этом несчастном месте, где я умираю от скуки и холода. Не разочаровывайте меня!

Эти мольбы не заставили бы Анжелику приняться за лечение, если бы ее не взволновали большие, горящие глаза обезьянки. Когда она подняла ее, почти невесомую, как сухой корешок, обезьянка обняла ее за шею своими длинными, тощими, черными лапками и дрожа прижалась к ней. Это напомнило Анжелике обезьянку Пикколо со «Двора Чудес», которая прибежала звать ее на помощь в тот вечер, когда компания знати убила мэтра Бурьюса, хозяина харчевни «Красная Маска».

У маленького зверька было свистящее дыхание. Он горел в лихорадке.

— В самом деле, для него слишком холодно в этой стране, — сказала Анжелика. — Привезти сюда его было легкомысленно.

— Я столько оставила в своей жизни, когда уезжала в это изгнание, — вскричала мадам де Кампвер и стала плакать, — мне остался только мой маленький компаньон.

Несмотря на жаркий огонь, который мадам де Кампвер поддерживала в своем доме, казалось, что попытка вырвать у смерти бедное животное обречена на неудачу.

Однако она ее вылечила. После того как она справилась с воспалением, которое не давало обезьянке дышать, она долго откармливала ее тресковым жиром, которого она много привезла с восточного берега. Бретонские моряки продавали и расхваливали его как средство от зимней простуды. У него был неприятный запах, но результаты — удивительные, так что мадам де Кампвер даже запах находила прекрасным.