— Да, я помню то ужасное происшествие, — вмешался Кацман. — Про третьего пациента будем слушать?
— Конечно, — кивнул Артем.
— Это был совсем юный мальчик. — Кацман снял очки, отодвинулся от компьютера и сложил руки замком на столе. — Тогда ему не было и восемнадцати. Мать привезла его, чтобы спасти от какой-то секты, но было слишком поздно, впечатлительное сознание уже было отравлено нелепыми идеями. Неделю мы занимались с ним, а потом посоветовали родителям увезти сына подальше и пресекать любые контакты с бывшим окружением.
— Но все-таки контакта с Трофейщиком ему избежать не удалось, — заключил Левченко.
— Альберт Яковлевич, — произнес Горин.
— Да-да? — откликнулся тот.
— Не могли бы вы еще немного покопаться в вашем умном компьютере и сказать нам, кто из пациентов находился в этих стенах одновременно с тремя вот этими жертвами?
— Да мало ли, здесь у нас всегда много народу, — не задумываясь, ответил Кацман. — Чем это может помочь?
— То, что три жертвы маньяка когда-то находились в вашей клинике — не случайность, об этом уже здесь говорилось, — начал объяснять Артем. — Их должно что-то связывать или кто-то. Хорошо, тогда запросите информацию о людях, которые могли пересекаться по времени нахождения здесь со всеми тремя сразу.
— Пересечение по времени в этих стенах равносильно пересечению в пространстве, — доктор Кацман снова водрузил на нос свои массивные очки, но продолжал при этом глядеть поверх них. — Если я вас правильно понял, молодой человек, вы хотите узнать фамилии наших пациентов, с которыми теоретически могли контактировать ваши трое, причем одновременно?
— Или по очереди, — уточнил Левченко. — Неважно, лишь бы все трое.
— Ну, не знаю, — доктор снял очки и принялся вертеть их в руках.
— Это важно для следствия, — попытался устранить его замешательство Левченко.
— Ну хорошо. — Кацман снова придвинул клавиатуру. — Значит, началом периода у нас будет дата поступления сюда самого первого из троицы, — он по щёлкал по клавишам. — А закончим мы обзор датой выписки самого последнего вашего пациента. Вот так, что ж, посмотрим, что у нас получается… Кстати, получился довольно длительный период, здесь так подолгу редко лежат. Готовьтесь к тому, что ваша теория тупиковая, молодые люди… — Доктор внезапно осекся и уставился в экран.
— Сколько получилось? — нетерпеливо воскликнул Эдуардович.
— Одно совпадение, граждане следователи, — пробормотал Кацман.
— И кто это? — теперь нетерпенье выказал Артем.
— Сейчас я распечатаю, — произнес Альберт Яковлевич.
Принтер издевательски долго мучил бумагу, прежде чем на стол легло краткое досье на пациента, вернее — на пациентку. Горин с Левченко сразу прильнули к документу. На фотографии было изображено лицо молодой, симпатичной некогда девушки, подпорченное глубоким шрамом на переносице. Лелицкая Елена Юрьевна. Помимо фамилии был указан год рождения, период стационарного лечения, какие-то научные термины и список примененных во время лечения методик и препаратов.
— Ее здесь нет, — предугадал вопрос доктор Кацман, когда Горин и Левченко оторвались от чтения. — Была переведена в травматологическое отделение обычной больницы, откуда вскоре сбежала.
— Сбежала? — переспросил Левченко.
— Ну да, в обычных больницах решеток на окнах не бывает, — подтвердил Альберт Яковлевич.
— Расскажите о ней подробнее, как можно подробнее, — попросил Артем.
— Не думаю, что это будет правильно с точки зрения врачебной этики, — снова замялся доктор Кацман.
— Это будет правильно с точки зрения помощи следствию, доктор, — очень убедительно произнес Александр Эдуардович.
— Это была очень необычная девушка, Лелицкая Лена, — начал Кацман после некоторой паузы. — Если говорить доступным языком, то у нее была потребность в боли.
— Мазохистка, что ли? — предположил Левченко.
— Не совсем. — Доктор откинулся в кресле и скрестил руки на груди. — Мазохизм предполагает некое доминирование, подчинение с последующим наказанием, то есть мазохисту нужен партнер, а Елене достаточно было самой боли. И доставляла она ее себе в основном самостоятельно.
— Как, например? — поинтересовался Левченко.
— По большей части — колющими и режущими предметами.
— Этот шрам на лице она сама себе сделала? — спросил Горин.
— Не знаю, — пожал плечами доктор. — Когда Лена поступила к нам, он уже был, а ответа на этот вопрос я от неё так и не добился.
— Как она попала к вам? — спросил Александр Эдуардович.
— Кто-то вызвал «Скорую». Когда врачи прибыли, в квартире была только Елена, она находилась в состоянии аффекта. Посмотрев на то, что Лелицкая сделала со своим телом, ее привезли прямиком к нам.
— А припомните, Альберт Яковлевич, — попросил в очередной раз Артем. — Находясь здесь, она причиняла боль только себе? Замечалась ли за ней агрессия в отношении других пациентов?
— Окружающие были ей безразличны, это я точно помню, — ответил Кацман. — Хотя Елена была довольно проворной девушкой: иногда ей удавалось выкрадывать иголки от шприцов, булавки и другие вещи, которыми она потом колола и резала себя. Но никакой агрессии к пациентам или медперсоналу мы за ней ни разу не наблюдали.
— А с нашими тремя ребятами у нее что-нибудь было? — спросил Левченко.
— В принципе, разнополые пациенты контактируют лишь днем, под надзором санитаров, — объяснил доктор. — А Лена Лелицкая вообще подпадала под категорию лиц, которые на ночь изолируются в одиночных палатах. Два раза в день ей устраивали полный личный досмотр. Она была замкнутая девушка, не помню чтобы она здесь с кем-то общалась, кроме медицинских работников.
— А из-за чего ее пришлось перевести в травматологию? — спросил Горин.
— Обманув в очередной раз одного из санитаров, Лена пронесла к себе в изолятор обломок пробирки, —пояснил Кацман. — С его помощью она провела небольшую операцию над собственной грудью…
— Ужас какой! — прокомментировал Левченко. — На этой бумажке я не вижу ее домашнего адреса. Он есть у вас?
— Конечно, — кивнул доктор. — Я дам вам его. только за ее квартирой уже давно наблюдает участковый. Лена так ни разу там и не появилась.
— Понятно. — Горин поднялся. — Спасибо за информацию, Альберт Яковлевич.
— Ну а что с вас еще взять, кроме благодарности? — усмехнулся доктор. — Разве что обещание, что как только изловите Трофейщика, то привезете его в нашу лечебницу.
— Мы привезем вам его скелет, для опытов, — пообещал Левченко. — И кстати, напомните адрес травматологии, куда увезли вашу Лелицкую.
— Я знаю ту больницу, — вспомнил Левченко, когда они оказались на улице. — Минут пять ходьбы от метро. Сейчас самые пробки — если бросим машину здесь и воспользуемся метрополитеном, то гораздо быстрее получится… Ну ты чего, моральные принципы в метро ездить не позволяют? — спросил он у внезапно замешкавшегося Горина.
— У тебя телефон с собой? — в свою очередь, задал вопрос Артем.
— Только по межгороду не звони, этот аппарат у меня не служебный. — Александр достал из кармана пиджака мобильный телефон и передал Горину.
Артем позвонил в отдел, ответил лейтенант Воробьев.
— Паша, это Горин. Сизов на месте? — поинтересовался Артем.
— Вышел, — вяло отозвался Воробьев.
— Тогда выручай: зайди в базу и поищи по делу Трофейщика одного человечка, — попросил Горин. — Только поспеши, а то меня тут Эдуардович взглядом сверлит — мы сейчас его личный телефонный трафик жжем.
— Говори фамилию, — Воробьев, услышав про шефа, заметно оживился.
— Лелицкая…
— Первая «л»? — уточнил Воробьев.
— Да, «лопата», Ле-лиц-кая Елена Юрьевна…
— Есть такая, — важно констатировал Воробьев после некоторой паузы, показавшейся клиенту сотовой компании Александру Левченко целой вечностью. — Среди жертв. Нужны подробности?
— Нет, спасибо, — Артем захлопнул крышку телефона и пернул его Эдуардовичу.