— Ну, Дилан, конечно, парень при уме, — исправился Роджер. — Ему на всякие байки, извините, начихать. А вот Делберт… Начнет ныть, мол, хочет в Калифорнию, что нам тогда делать?

— Отпустить.

Он одарил меня взглядом, явно перенятым у миссис Гарделл. Но то, что считалось в Моухее хорошим воспитанием, пересилило остальные чувства. Еше раз кашлянув, Роджер заговорил о выращивании пшеницы, и я уже не мог понять, врет он или нет, поэтому молча слушал, пока не вернулся Делберт. И думал о том, почему мой возможный отъезд испугал Роджера намного сильнее, чем пугали Джейка ночные кошмары.

Может, по той же причине, по которой я вчера побоялся заговорить об отъезде вслух?

Мы с Делбертом обогнули холм Мэри и неторопливо брели по равнине, топча «бизоньи сердца» и «язычки жаворонка». На мальчике были джинсы не новее тех, в которых он работал на поле, и синяя рубашка, кое-как заштопанная на левом локте. Когда на пару секунд он повернулся ко мне спиной, я увидел две маленькие дырочки на дюйм ниже воротника: ткань расползалась от изношенности.

— Здесь модно ходить в лохмотьях? — поинтересовался я.

Он усмехнулся.

— Я же младший. Донашиваю Дилановы шмотки. Чего родителям лишний раз тратиться?

— Где?

Он не понял.

— Где они тратят деньги? В Гэлтауне?

— Ну да. Мама ездит туда за продуктами, а если надо, и одежду покупает.

— А заодно заправляет машину, обращается в банк и заглядывает в аптеку, — насмешливо продолжил я. — Почему в Моухее нет ни одного магазина?

— А зачем? — Делберт пожал плечами. — В Гэлтаун съездить — никаких проблем.

Ага. И в Нью-Йорк можно мотануться за парой носков, большое дело! Лишь бы, выволакивая камни с поля, не потратить лишний бензин.

— А вы передумали уезжать? — спросил мальчик.

— Нет. Просто Джейк очень хотел побывать на вчерашней вечеринке и уговорил меня задержаться. А сегодня с утра он заболел.

Делберт кивнул, будто уже знал об этом. И как ему не знать, миссис Гарделл небось по дороге домой всей деревне растрезвонила.

— Я хотел поехать в аптеку… — я выждал, но мальчик нервничать, как отец, не стал. — В Гэлтаун, чтобы купить лекарств, но миссис Гарделл лично взялась за лечение Джейка и сказала, что ничего пока не надо.

— Она его поставит на ноги, — еще раз кивнул Делберт. — Главное, жар сбить, а это она умеет.

— Откуда ты знаешь, что у него жар? При простуде необязательно…

— А вы не говорили о простуде. И вообще это никакая не простуда, — он быстро взглянул на меня исподлобья напряженным взглядом человека, которому надо перейти реку по трещащему льду. — Мистер Риденс просто перебрал вчера, вот его и колотит.

— Делберт, — я остановился и подождал, пока он посмотрит мне в глаза. — Почему ты так стараешься оградить меня от «Четырех роз»?

Мальчишка покраснел. Привычно опустил голову; завиток волос над выступающим позвонком колыхнулся.

— Отвечай, не стесняйся. И не тяни, у меня еще несколько вопросов есть.

— Я понимаю.

Но отвечать он не спешил. Разглядывал траву под ногами. Может, придумывал ей еще какое-нибудь поэтическое название. Или искал способ увильнуть от ответа.

— Тик-так, — напомнил я.

— Расплачиваюсь.

— За что?!

— Сами понимаете. Если бы не вы, я бы над камнями с утра до вечера гнулся. А знаете, как потом все тело ноет… И когда Дилан меня трепал, вы заступиться хотели, я видел. Вообще, вы по-человечески смотрите. Иногда заедут какие-нибудь горожане, собьются с дороги или захотят по проселку путь сократить, а в результате прямо к Моухею выскакивают — так они смотрят, как на скот какой-то. Перед взрослыми еще стараются рожу повежливей состроить, а на меня пялятся… Хуже, чем Дилан. Только вы и мистер Риденс так не смотрели.

— А ему ты почему не посоветовал не пить?

— Десять раз просил, — Делберт рискнул поднять глаза. Наверное, я и в этот раз смотрел по-человечески, потому что он заметно расслабился. — Но мистер Риденс только посмеялся.

— Вчера ты на него не рассердился?

— Нет, конечно. Это же не он меня дразнил, а самогон.

И тут же парнишка прикусил губу, а глаза заметались. Видно, говорить о самогоне вслух в Моухее запрещалось. Зато пить его можно было хоть ведрами.

— Секрета ты не выдал, — сказал я. — Я еще вчера понял, что по бутылкам в баре у О'Доннела какая-то суррогатная дрянь разлита. Сам Ларри ее не пьет?

— Никогда. — Делберт улыбнулся. — Он себе бренди из Гэлтауна привозит.

— А потом в бутылки из-под бренди наливают самогон.

— Нет. Только в те, где раньше «Четыре розы» было. Не спрашивайте, почему, я не знаю. Традиция, что ли.

— Миссис Гарделл стащила у нас бутылку из-под «Уайлд теркл».

— Из нее пить не будут. Просто надо, чтобы разные бутылки стояли в баре, — пояснил Делберт. — А то чужак вроде вас сунет нос и удивится.

— И много чужаков тут бывает? — усмехнулся я.

— Не очень. Но появляются регулярно. Правда, уехать все спешат. И вы уезжайте, а? — завел он старую пластинку. — С мистером Риденсом все в порядке будет, честно. Он чуть позже вернется, а вы можете прямо сегодня…

— Без Джейка я не уеду, — перебил я. — Не оставлю его среди людей, от которых дрожь пробирает. Чтоб У ребенка на платье кости болтались!

— Они ненастоящие, — выпалил Делберт. — Игрушки. Извините, что я сразу не сказал. Хотелось вас испугать. В шутку.

Наконец-то в моухейской логике появился пробой. Все его поведение до этой минуты не увязывалось с желанием жестоко шутить.

— Я не подумал, извините, — повторил парнишка. — Просто Торин… немного «того».

— А мисс Уибли на полную катушку «того», — продолжил я. — И все остальные «того» в разной степени?

— Нет, — но по его губам скользнула улыбка. — Вы просто не привыкли к деревенским. И не привыкнете, так что уезжайте побыстрее.

— Можно подумать, меня здесь съесть собираются.

— Не надо об этом думать. — Делберт оглянулся, будто за нами в самом деле могла гнаться стая голодных волков. — Лучше расскажите мне про Лос-Анджелес. Пожалуйста. А то мистер Риденс брался несколько раз рассказывать, но его через пять минут уносило на какие-то планеты, и начинались уже выдумки. То есть писательская работа.

Насмешка чирикнула в его голосе воробьем, почувствовавшим весну. Я не удержался от улыбки. Просьба прозвучала так подкупающе, что отмахнуться от нее я не смог. И начал претворять в реальность самый страшный сон Паулы Энсон: морочить голову ее сыну байками об очень большом городе.

Если Джейку не стать художником, то мне никогда не создать вадемекум. И все-таки вспомнил я немало. Центральные бульвары и планетарий, киностудии, музей Юго-Запада и Голливудский музей восковых фигур. Хрустальный собор, театры и парк Гриффит. Библиотека и картинная галерея Хантингтона, «Волшебная гора Шести Флагов», Диснейленд и Тихоокеанский Аквариум на Лонг Бич… Я скользил по описаниям, набирая разгон, и, честное слово, когда Терри устраивал мне встречи с читателями, никто не слушал меня так внимательно, как сейчас Делберт. Умением вслушиваться в рассказ этот мальчишка переплюнул всех моих знакомых, включая самого Терри. Устав бродить, мы уселись на траве у подножия очередного плоского холма, спрятавшись в его тени от солнца. Жаль, сандвичей с собой не взяли. И бутылка холодного лимонада была бы кстати. Но прогулка и без ланча оказалась приятной, я никак не ожидал, что смогу получить удовольствие от разговора и на время забыть о странностях, заполнявших Моухей.

Забыть, пока речь не зашла об университете. Делберта тема высшего образования заинтересовала сильнее, чем океанские тайны, представленные в Аквариуме, но в каждом его вопросе прорывалось такое вопиющее невежество, словно он вообще не имел понятия об учебе. В четырнадцать лет таращить глаза при слове «тест» и уточнять, что значит «письменный доклад» — такого, наверное, и во вспомогательной школе не встретишь. Когда парень растерянно моргнул, услышав «семестр», я не выдержал: