На четвертый день Элен получила паспорт, в котором красовалась виза с двуглавым орлом и надписью «Российская Федерация». Ее опасения не оправдались, препятствий при выдаче визы не возникло. Они могли смело покупать билеты на самолет до Санкт-Петербурга, вот только Кузнецова беспокоил вопрос: куда же запропастился Мигранов? Иттла у него в кабинете, если Мигранова нет, то и в кабинет Женя не попадет.

Тревожимый этими мыслями, Женя сделал третий зво­нок. После седьмого гудка трубку наконец подняли. Но это был не Мигранов и не человек, говоривший с Кузнецовым пять дней назад. Это был женский голос.

– Слава богу, наконец-то дозвонился до вас, – выдохнул Женя в трубку. – Здравствуйте!

– Здравствуйте! – растерянно произнесла девушка. – Вы кто?

– Я друг Мигранова. Мишу можно позвать к телефону?

– Мишу? Мигранова? – еще более растерянно произнесла девушка.

– Да, Мишу Мигранова!

– А вы разве не знаете?

– Что?

– Неделю назад Мишу убили в его кабинете.

У Кузнецова подкосились ноги. Мир перед глазами по­плыл.

Боже! Мишу убили! Находчивого, умного, своеобразного и безобидного Мишу! Человека, которого он знал столько лет, который никому не причинил вреда.

– Кто его убил? – Женя слышал свой голос словно издалека.

– Неизвестно. Милиция разбирается. Они полагают, что его убили из-за нескольких статуэток, которые хранились в кабинете. Тут был такой беспорядок! Ящики перерыты, шкафы на полу, книги рассыпаны! Милиция несколько дней ничего не позволяла трогать. Я только сегодня начала прибираться.

– А... – начал Женя и замолчал. Он хотел спросить о сейфе, но потом подумал, что если убийцы Мигранова нашли сейф, то Иттлы в нем уже нет. Если же он напомнит о сейфе, то эта девушка может рассказать о нем милиции, и тогда ему статуэтку точно не видать.

– Как его убили? – спросил Женя. Язык пересох и еле ворочался.

– Кажется, его застрелили. – Женя почему-то думал, что услышит сейчас о прожженных внутренностях, как в рассказе Уолкера о гибели Фишера и Баркера. Кому могла понадобиться смерть Миши? – Правда, говорят, перед убийством его пытали.

Женя похолодел.

– Алло? – послышался в трубке голос девушки. – Вы где? А вы откуда звоните?

Женя повесил трубку. Девушке не стоило знать, что он звонит из Парижа. Кузнецов вышел из кабинки. Увидев его бледное лицо, Элен спросила, все ли в порядке.

– Элен, мне плохо, – с трудом произнес Кузнецов. Ему действительно было плохо. Голова кружилась, а ноги не слушались. На такси она довезла его до отеля.

– Что случилось, Женя? – спросила она, укладывая его на кровать.

– Мой друг археолог погиб, – произнес Кузнецов. Ему хотелось плакать. Он мог расслабиться, и слезы потекли бы сами, но он не хотел, чтобы Элен видела его плачущим. Она гладила его по руке, успокаивая.

– Я не могу понять, кому он мог помешать?! Кто это сделал? Миша никому не мог причинить зла. Его пытали, прежде чем убить!

Слезы потекли сами собой. Женя не заметил, как Элен прижала его к своей груди и гладила по голове. А Кузнецов думал о том, что он остался один. Совсем один...

Ему пришлось притвориться, что он заснул. Только тогда Элен ушла. Ни о каком полете в Россию сегодня речь идти не могла. А Кузнецову нужно было подумать, очень хорошо подумать.

Он вышел на небольшой балкончик, поставил табурет и, положив подбородок на перила, смотрел на вечерний Париж. Город переливался в темноте розовыми, голубыми и зелеными огнями. Он не видел Эйфелеву башню, но она была недалеко, где-то справа, закрытая соседними домами.

Женя остался один со своей идеей. Чтобы найти пещеру, ему необходим историк, причем не просто историк, а человек, целиком и полностью разделявший его взгляды. Элен могла бы помочь ему, к тому же она стала изгоем в своей стране. Но кто убил Мигранова и зачем? Он вспомнил тот день, когда последний раз звонил Мише. Он заполучил поддельное «солнце» и был готов поделиться с ним этой радостью. Кажется, в голосе Миши не чувствовалось тревоги. Он тоже радовался успеху Кузнецова. Его убили неожиданно для него самого.

Женя вдруг вспомнил, что, когда он звонил Мише, в соседней кабинке находился следивший за ним человек.

Потом человек исчез, а за Кузнецовым увязался другой. Это могли быть только люди Бисбрука, Женя теперь в этом не сомневался. Мог ли человек в соседней кабинке подслушать его разговор с Миграновым или даже проследить, куда он звонил? Помня об огромной власти Бисбрука, Женя в этом не сомневался. Значит, так они выследили Мишу. Выходит, Кузнецов сам был виноват в смерти Мигранова!

Чувства мешали рассуждать здраво. Но Кузнецов все-таки попытался.

Бисбрук подозревал или знал, что Иттла находится у Кузнецова. Это было очевидно, ведь Женя искал «солнце», часть статуэтки. Без статуэтки «солнце» вряд ли представляло ценность, кроме, естественно, денежной. Значит, Бисбрук пришел к выводу, что статуэтка у Кузнецова. Несомненно, они обыскали его номер в Брюсселе. Не найдя ничего, они стали прощупывать контакты ученого. Звонок Кузнецова Мише был прямой наводкой для Бисбрука. Их недвусмысленный разговор прямо указывал на то, что Мигранову известно о статуэтке.

Когда Кузнецов звонил Мигранову на следующий день. трубку поднял незнакомец. Вряд ли убийцы стали бы поднимать трубку, да еще интересоваться, кто это звонит. Скорее всего, Женя наткнулся на милиционера, обследовавшего место преступления.

Скорбь по Мигранову отступила, и теперь Кузнецов подумал о том, где может находиться статуэтка. Ведь Мишу пытали и он мог выдать ее местонахождение.

Он неожиданно вспомнил еще один разговор. Разговор в особняке Бисбрука между хозяином и огромным человеком, лица которого Женя не смог разглядеть. Он отчетливо помнил слова, произнесенные Бисбруком: «У нас есть ключ, но мы не знаем, куда его вставить. Человек, который знал, умер под пытками, но не раскрыл тайну». Только теперь до Кузнецова дошел смысл сказанных слов. Речь шла о «солнце», Иттле и Мигранове. Миша знал, куда нужно вставить «солнце» – ключ, но не сказал об этом убийцам даже под пытками. Миша! Он не предал друга и погиб за него. Женя зажмурился, пытаясь прогнать горечь.

Миша не сказал убийцам, где находится Иттла. Из слов Бисбрука следовало, что и после смерти Мигранова убийцы не нашли статуэтку, хотя перевернули кабинет историка вверх дном. Нашла ли статуэтку милиция, расследовавшая убийство Мигранова? Он этого не знал. Необходимо срочно лететь в Санкт-Петербург. Срочно!

На такси они доехали до аэропорта Шарль де Голль Руаси. За все время поездки Элен не проронила ни слова. Женя тоже молчал. Аэропорт кишел людьми. В футуристических переходах и залах стоял гул, перекрываемый объявлениями по громкоговорителю.

– Как ты провезешь «солнце»? – шепотом спросила Элен.

– Ты провезешь «солнце», – ответил Женя. – В своем ридикюле. Положишь горизонтально на самое дно. В рентгеновских лучах его не будет видно.

– Я не смогу этого сделать.

– Только не начинай, Элен. Будет лучше, если с ридикюлем пойду я?

– Я выдам себя. У меня или лицо покраснеет, либо слезы польются.

– Не беспокойся. Тебе нужно только положить ридикюль на транспортер и пройти через металлодетектор. Можешь и краснеть, и плакать, главное, чтобы ноги тебя слушались. Дальше ридикюль я сам возьму.

Они купили два билета на 19.05 до Санкт-Петербурга. Женя посмотрел на огромное овальное табло.

– Посадка еще не началась, – прокомментировал он. – Осталось час и двадцать минут.

Они посидели в кафе, выпили кофе. Продавщица напоминала зомби – ее глаза остекленели, а в действиях было что-то от гидравлического робота на конвейере. По всей видимости, нынешней ночью сон ей не дался. К кофе Женя взял пару круассанов. Их столик находился у прозрачной стены, которая отделяла залы терминала 2В от посадочных площадок аэропорта. Через стекло можно было наблюдать, как гигантские лайнеры взлетают и садятся, медленно подруливают к терминалу.