Два совершенства, два цветка,

Сегодня я увидел их.

И, доверительно легка,

Текла беседа у троих.

Одна — вальяжная сона,

Свежа другая, как весна.

Дух будоражит мне одна,

С другой я благостно притих.

Одна — возвысила мой дух,

Другая — услаждает слух.

Какую предпочесть из двух,

Из восхитительных таких?

Одна — цветущий куст весной,

Другая — жемчуг рассыпной.

Вина испил я у одной,

А в честь другой слагаю стих.

Одна — каскад дневных лучей,

Луна другая, страж ночей.

Она смеется, как ручей

В беспечных струях золотых.

Глаза одной таят дурман.

Другая — маленький джейран.

Одна наносит сотни ран,

Другая исцеляет их.

Одна в наряде дорогом,

Другая в платьице простом.

Одна, порой, грозит перстом.

Другая — радость для живых.

Одна в любви призналась мне,

А от другой я сам, в огне.

Хожу в дурманном полусне,

Шалея от упреков злых.

Одна святой гылман в раю,

А от другой в аду горю.

С блаженным вздохом говорю!

Я, Сеиди, люблю двоих!

Когда, весеннею порой, я огляжу родной простор,

Как благодатный дар лежит в сиянье золотом пустыня.

На вешнем пастбище пестрит цветов и трав сплошной ковер,

Тебя, мой изобильный край, напрасно мы зовем: пустыня.

Все сердце вольное мое забрать желает от судьбы:

Люблю в молчанье созерцать барханов серые горбы,

И слушать, сидя на коне, сухой, нестройный звук пальбы —

И доброта и злость в тебе заплетены клубком, пустыня.

Издревле рядом здесь идут простосердечье и обман.

Охотник хищника торопит, бредет неспешно караван,

Маралы скачут по пескам, пугливо прячется джейран,

И влажный глаз его большой с вечерним схож цветком, пустыня.

Весной особенна твоя неизъяснима красота,

Сто тысяч раз я здесь бывал — ты каждый раз была не та:

То беспощадна, то нежна лучилась неба высота —

Тебя и вдоль и поперек я исходил пешком, пустыня.

Охотник радостно поет — к седлу добычу прицепил,

Но если торока пусты, то белый свет ему не мил,

От незадачливости злой, он и собрату нагрубил,

По равнодушно вкруг него шуршит седым песком пустыня.

Друзья, давайте в мире жить, как сердце и душа велит:

Уйдет от выстрела марал — не надо нам таить обид.

Приметлив зоркий взгляд стрелка, охота снова предстоит,

Он, благородной страстью полн, опять к тебе влеком, пустыня.

Пустыня, слушай Сеиди: любовью души ранишь ты,

Нас на охоте провела, сто раз еще обманешь ты.

Но каждой новою весной тревожно дух дурманишь ты,

И любит мой народ тебя открыто и тайком, пустыня!

Злой соперник не дает повидаться нам разок, —

Юной прелестью своей всех прельстила Хатиджа.

Хочешь, зеркальце возьму и узорчатый платок —

Не напрасно гостя в дом пригласила Хатиджа.

Сила тайная любви с давних дней меня влечет.

Умный скажет: «Увлечен!», глупый молвит: «Сумасброд!»

Лучше в зеркальце гляди, как платок тебе идет, —

Это память обо мне, ангел милый, Хатиджа!

Нет искусников таких, чтоб влюбленность излечить,

Шуток легких, озорных, чтоб страдальца подбодрить,

Удалось разлуке в миг сердце бедное разбить.

Ах, как больно ты меня поразила, Хатиджа.

На болезнь и иа печаль рок несчастного обрек.

В омут медленной тоски погрузил меня не в срок.

Рок мне разум омрачил, ослепил слезой зрачок, —

Не пойму: добро иль зло причинила Хатиджа.

Обжигает губы вздох трепетанием огня.

Для друзей теперь я плох, разобижена родня.

Ополчиться каждый мог на влюбленного меня, —

Стан врагов моих беда оживила, Хатиджа.

Не найти второй такой, звездный свет очей моих.

Сердце полнится одной, окрыляется мой стих.

За тебя я сто с лихвой дам красавиц молодых —

Так своею красотой ослепила Хатиджа.

Разорвать тугую сеть, коль попался, не могу.

Захотел бы умереть, попытался — не могу!

Я любовь преодолеть постарался — не могу,

И досады сердце жжет злое жало, Хатиджа.

Сеиди мечтает вновь к розе уст в ночи припасть

И, хмелея от любви, пить спасительную сласть.

Раб твой связан по рукам, не позволь ему пропасть,

Стала жизнь моя тебе жертвой малой, Хатиджа!

Позор тому, кто оробел,

Судьба его обманет ныне.

Враг осквернил родной предел,

В отважном дух воспрянет ныне.

Бог даровал оплоты нам —

У нас Халач-Джалан, Китнам.

Кто рвется отомстить врагам,

Тот на Чарджоу грянет ныне.

В сраженье правом смерть сладка,

Кровь красит порубань клинка,

Жизнь супостата коротка —

В небытие он канет ныне.

А те, кто страхом сражены,

Уткнутся пусть в подол жены…

Нам сабли трусов не нужны,

За право храбрый встанет ныне.

Эй, эрсари, пойдем в поход,

И враг реки не перейдет,

Джигит со знаменем, вперед!

Оно цветет и манит ныне.

Пусть гром пальбы ласкает слух,

С концов ударим сразу двух, —

Потешим волчьей схваткой дух,

Враги у нас в капкане ныне.

Слог Сеиди горит огнем.

Пять дней раздольно проведем,

Чарджоу с боем мы возьмем,

Руиной крепость станет ныне.