1909–1912 * * * Много в жизни людей есть дорог, А ведут они все до могилы. И без ясных надежд, без тревог, Загубив свои лучшие силы, Все мы некогда встретимся там И самих себя спросим жестоко: Для чего мы по разным путям Шли в неведомый край одиноко И зачем поспешали мы так, Напрягая последние силы, Если тихо ползущий червяк Все ж догнал нас у самой могилы? 1912 * * * Тем венки суровой славы, Кто за родину в бою Жребий вынули кровавый, Гибель встретили свою. Матерей славнее доля, — В сердце затаив любовь, Отдают, в тоске и боли, За дитя родное кровь. Слава тем, в ком сил хватает Смерть, не дрогнув, повстречать, Кто в мученьях умирает, Чтобы жизнь ребенку дать! ВОСПОМИНАНИЕ «День этот, — так сказал Катулл, — Я обозначу белым камнем». Я рад, как встрече с другом давним, Аллее, где над липой гул. Когда-то зонтом на песке Там ручки милые писали. Что — не скажу. Вы отгадали, Слова уже на языке. * * * Народ, Белорусский Народ! Ты — темный, слепой, словно крот. Тобою всегда помыкали, Ты был подъяремным века, И душу твою обокрали, У ней даже нет языка! Очнувшись от грозной беды, Боязни исполненный, ты Не волен и крикнуть «спасите», — Ты должен «спасибо» кричать. Услышьте же это, узнайте, Кто сердцем готов услыхать! 1913 * * * Ой, скатилася звездочка, скатилася, Ты ушла от нас и не простилася, Не простилася, не распрощалася, И куда ушла — не сказалася. Я же тебя лечила, сберегала, На снег наговорный клала, Сквозь хомут продевала И поила липовым цветом, — Почему ж ты мне сделала это?… 1914 или 1915 ЛЯВОНИХА Ах, Лявониха, Лявониха моя! Помяну тебя хорошим словом я, — Черный пух бровей, изогнутых дугой, Очи яркие, взгляд быстрый и живой. Вспомню я твою походочку и стать, Вспомню я, как ты умела целовать. Ой, Лявониха, Лявониха моя! Ты певала голосистей соловья. В пляске первым отбивал твой каблучок И «метелицу», и «юрку», и «бычок». А как жать начнешь ты свой загон, Нерадивый даже ахает Лявон. Ой, Лявониха, Лявониха моя! У тебя ведь пол-деревни кумовья. Знала ты, как пригласить, и угостить, И уважить, и в тоске развеселить. Знала к месту слово доброе сказать, А порой — и к сердцу накрепко прижать. Ой, Лявониха, Лявониха моя! Дай же бог тебе счастливого житья! Дай на свете белом радостно прожить! Всех вокруг, как веселила, — веселить! Чтоб не раз тебя с отрадой вспомнил я, Ой, Лявониха, Лявониха моя! АЛЕСЬ ГУРЛО(1892–1938)
НЕ ГАСИТЕ ОГНЕЙ!.. Не гасите огней! Пусть горят веселей, Пусть искрятся во тьме, среди ночи… Не гасите огней! Пусть их отблеск ясней Просветляет дремотные очи. Не гасите, довольно потемкам царить. Пусть растет, разгорается пламя, Путь-дорогу во мраке пора озарить, Вдаль туман улетает клоками… Не гасите огней, пока ночь не пройдет. Пока солнце земли не согреет, А погожий денек серебристо блеснет, — Темный жизненный путь посветлеет. 1910 СЕЯТЕЛЮ Встало солнце над пашнями жгучее. Ты дождался желанного дня. Грудь вздымается песней могучею, И летит ее слово певучее, Над распаханным полем звеня. Отгоняешь ты думы тоскливые, Сеешь полною горстью с утра. И взойдут небывалою нивою Зерна радости, счастья, добра. Сей же, сей! Наступила пора! Вот и первые всходы виднеются, Где прошел ты по нивам родным. Значит, можно и ждать и надеяться. Если счастье взошло, зеленеется, — Верь, что скоро мы встретимся с ним. ЗАБЛЕСТЕЛИ В ТЕМНОЙ ДАЛИ МАЯКИ… Заблестели в темной дали маяки… Ну, садитеся за весла, моряки: Ну, сильней, сильней откинемся назад, Встречных волн мы перережем длинный ряд. Нам не страшен ветер северных сторон, Пустим смело, пустим быстро мы свой челн, Пусть качается, колышется, летит, Скоро, скоро счастье дали озарит. Песня, лейся и звени сильней, струна, Подгоняйте веселее бег челна! Ближе стали золотые огоньки. Вот и берег. Вскиньте весла, моряки! |
