Под злобный грохот пушек, гремящих здесь и там,

Я прохожу печально по крымским берегам.

Могильного землею ступаю я повсюду:

Здесь каждый холмик прячет костей истлевших груду.

Взлетали с визгом бомбы в сырой осенней мгле

И рвались с тяжким громом, ударив по земле.

И почва вся разрыта — она перемешала

В себе обломки ружей с осколками металла.

Затопленные в бухте видны мне корабли.

Сожженный Севастополь в клубящейся пыли.

В дыму свои руины раскинул над холмами,

Окутан в белый саван тумана облаками.

Великая картина отсюда мне видна…

Теперь венками славы украшена она,

А сколько было крови, и ужаса, и страха,

И все это по воле тщеславного монарха!

Прошло ль землетрясенье, разрушив все кругом,

Иль с неба пало пламя, небесной кары гром?

Нет, не землетрясенье, не пламень божьей кары —

Следы людской здесь злобы и ненависти ярой.

Повсюду здесь остался на грустных берегах

След свежих разрушений, руин остывших прах.

И тут и там венчает безвестные могилы

Качаемый ветрами на взгорье крест унылый.

Когда, когда ж, о боже, пора настанет та,

В которой воплотится святой завет Христа,

Когда в печальном мире не станет зла и тени,

А человек не будет орудьем разрушений?

И день навек прекрасный, прославленный взойдет,

Когда любой властитель, что был он слеп, поймет

И воцарится в мире великих чувств богатство:

Свобода, справедливость, и равенство, и братство.

В те думы погруженный, перехожу овраг

И у одной могилы я замедляю шаг.

Она разбита бомбой, что с высоты упала,

И на земле остались осколки пьедестала.

Ядро лежит здесь рядом, расколото оно

И, словно чаша смерти, теперь росой полно,

А сквозь разбитый мрамор упрямо прорастая,

Свой вытянула стебель ромашка полевая.

Ядро — посланник смерти — превращено в сосуд

(О тайна провиденья!), откуда птицы пьют.

Из смерти жизнь родилась, из тьмы взошло светило,

И венчик на могиле ромашка распустила.

О, если б реки крови, что пролиты в боях

На этих бастионах, на выжженных холмах,

Плод добрый принесли нам — права на возрожденье

Страны моей родимой в век горький угнетенья!

Вновь несутся узким клином журавли из светлой дали,

На крылах своих широких солнца свет они примчали.

Вот летят они над нами, вот за тучу скрылись вмиг…

Впереди — журавль бывалый, их небесный проводник.

Нынче к нам они вернулись, ради севера покинув

Дальней Индии пределы, край таинственный браминов;

Там не счесть свирепых тигров, джунгли змеями полны,

Ходят ночью к водопою с длинным хоботом слоны.

О счастливые скитальцы! Мчась в заоблачные дали,

Сверху, с неба, эти птицы тайны Африки видали:

Горы лунные, пустыню, землю, странную, как сон,

Где народом чернокожим Белый Нил обожествлен.

О скитальцы дорогие! Позади у них полмира:

Реки Азии, долины плодородного Кашмира;

И Цейлон оставлен ими, благодатный остров-рай,

И несут они на крыльях счастье в наш родимый край!

Шелковистыми лугами

Расстилается страна.

Серебриста родниками

И лесами зелена.

Путника дубрава эта

Обнимает, молода:

Приезжает он на лето, —

Остается навсегда.

Молдаванка молодая

Улыбнется, краше дня…

Сердце мечется, плутая,

Вспыхнув, словно от огня.

Возбуждающая веру,

Величава и стройна,

Внучкою самой Венеры

Называется она.

Пусть, Молдавия родная,

Твой простор и небольшой,

Чужестранцев принимая,

Ты их потчуешь с душой.

Здесь французы, итальянцы,

Немцы, край твой полюбя,

Не желают удаляться —

Отрываться от тебя.

Прославляешься трудами

(Мы не зря на том стоим):

Изобильными полями —

Землепашеством своим.

Подтвержденьем самым лучшим

Стал, взошедший над серпом,

Зубр, веками неразлучный

С государственным гербом…

Все раскрыть бы строчка рада,

Только это ни к чему:

Тут воочию бы надо

Все увидеть самому.

Радость, радость, что с тобою?

Где скрываешься, маня?

Или стала ты слепою —

Не заметила меня?

Приходи ты, ради бога!

Но за злобу не держись!

Посиди со мной немного,

Освети собою жизнь.

Где найти тебя, не знаю —

Покажись хотя б на миг!

Улыбнись ты мне, родная,

Чтоб душой к тебе приник.

Тут и там, везде и всюду,

Обыщу я все пути.

Сколько я искать ни буду,

Но тебя мне не найти.

Я собьюсь с пути под вечер,

Чуть оступится нога,

В лабиринте ночи встречу

Ненавистного врага.

Горе, горе вековое

Схватит за душу меня,

От тебя своей тоскою

Мне дорогу заслоня.

О, какой визит короткий!

Радость, стой! Плывешь куда?

Уплывает радость в лодке —

В лодке черной, как беда.

И плывет она со стоном

В волны мира, в безднах дня

К угнетенным, притесненным,

Что еще грустней меня.