ТУДОСЕ РОМАН (1887–1921) СУДЬБА КРЕСТЬЯНИНА Ох и жизнь! Не жизнь, а горе: Он в полях встречает зори. Больше зерен капли пота — Капли тяжкие без счета. Нагибается над лугом, Надрывается за плугом. И за это вместо платы Прибавляются заплаты. Он беспомощен, бесправен, Он теперь скотине равен. Разве жизнь? Одно названье: Жалкое существованье. Чужаки над ним лютуют, И барышники плутуют, И, один другого хуже, Плугарю скрутили душу. Неразрывными кругами — Неизбывными долгами Так беднягу окрутили, Что и пикнуть он не в силе. Чужаки к нему — в запале Насмерть оводом припали, И высасывают силы, И доводят до могилы. Что им жалобы и стоны? День и ночь сосут бессонно: Пусть подохнет он, потея, Были б сыты богатеи! ЗНАЮ ЛИ Я? Зачем пою, строкой звеня? Безумец — так зовут меня! Зачем, не знаю, как в бреду, Я к стайке девушек бреду, Их останавливаю вдруг, Цветы беру у них из рук, И к шляпе старой, как мечты, Прикалываю я цветы. Я сам пойму себя едва ль: Меня ругают — мне не жаль. И, сам не знаю почему, Вдруг стан девичий обниму, Шепну словечко на ушко, И на душе моей легко. Меня одернут: «Как, пострел, Позволить ты себе посмел?!» Я сам не знаю: прав — не прав, Хорош иль плох мой странный нрав, Но тропка снова из села Глаза девичьи принесла. Ко мне с цветами на груди Они подходят: «Погоди! Я умираю без цветов, Я за любовь на смерть готов!» АЛЕКСЕЙ МАТЕЕВИЧ (1888–1917) НАШ ЯЗЫК Наш язык — что клад заветный, Скрытый под землей глубоко, Блеск каменьев неприметный В зелени травы высокой. Наш язык — огонь горящий В сердце горестном народа, Что провел, как витязь спящий, В долгом сне глухие годы. Наш язык — свирель пастушья, Жизни полная певучей; Он — весенних гроз радушье, Молний всплеск в разрывах тучи. Наш язык — колосьям внемлю, Тихо шепчущим в печали. Ради них родную землю Потом деды орошали. Наш язык — листок зеленый, Древних кедров шум нестройный, Свет созвездий, отраженный В синеве Днестра спокойной. Наш язык — скрижаль святая, Свиток грамот пожелтелый, И, в былое проникая, Ты трепещешь, онемелый. Наш язык хранит веками Нашу правду, наше право, Он и дома и во храме — Благовест молдавской славы. Наш язык — веков страницы, Дойны пламя грозовое, Он певуч, и он струится Материнскою слезою. * Пусть у очага родного, В ваших хатах, молдаване, Вновь отцов сверкает слово, — Древних сказок и преданий. С них сотрите пыль забвенья, И тогда пред вашим взором Слов бесценные каменья Вспыхнут радужным узором. Россыпь слов лежит пред вами, Где одно другого краше, Лишь работайте упрямей, — Ведь земля богата наша, — И найдете клад заветный, Спящий под землей глубоко, Блеск каменьев самоцветный В зелени травы высокой. 1917 Я ПОЮ Пою о тех, над кем простерлась тьма, Кто не ослаб от барского ярма, Кто в горе и мученьях не зачах, Кто землю держит на своих плечах. Пою о тех, кто крепок и силен, Кто солнцем и ветрами опален, Кто прорезает жизни борозду, Встречая в поле первую звезду. Они плугами кормят всех, и пот По ним ручьями целый день течет. Но пахарей к себе земля влечет, И руки их не слабнут от работ. Я воспеваю тех, кто прям и строг, Кто, выйдя в ночь, без тропок и дорог, Еще не зная, как вперед идти, Не растерял своих надежд в пути. Я ими горд, пою я славу им, Тем, кто, печалясь, был неколебим, Тем, кто, вздыхая горькою порой, За плугом шел, не покидая строй. В железной их груди хватило сил, Мрак жизни свет огней не погасил, Слеза лилась тайком. Иные дни — Я их пою — предвидели они. О них пою! Я славлю час и срок Прихода этих дней на наш порог. И вижу, как от света и тепла Над нами тает вековая мгла. Я вижу травы в росном серебре И пахарей, поющих на заре, Не дойну нашей горькой стороны, А дойну возрождения страны. То голос жизни. И в родном краю Ему внимаю я, О нем пою. |
