Лампада дивная луна, всевышний сам тебя зажег,
Ты освещаешь ночи путь и отмеряешь ночи срок.
Разверстый глаз кромешной тьмы, висящий на цепи резной,
Ты даришь зрение душе, раскачиваясь надо мной.
Твои лучи из серебра, фитиль из ткани золотой,
Ты искры высыпала в ночь, и стала каждая звездой.
Из чаши светлой льешь в меня ты млеко сладкое, как мед,
Тревогу сковываешь ты, как воды сковывает лед.
Какой же ты была в ту ночь, когда из недр небытия
На небо выкатил господь новорожденную тебя?
Какой же ты была в ту ночь, когда впервые над тобой
Запел о счастье соловей, для страсти созданный судьбой,
Когда напевы полились тебе во след из края в край
Прозрачны, словно горный ключ, благоуханны, словно рай.
Внимать не мог им человек, который не был сотворен,
Но сонмы ангелов святых теряли голову и сон…
А ты скользила по дуге, не зная радостей и бед,
Пока пылающих лучей не протянул тебе рассвет,
Когда ж в багрянце и росе восстал над миром первый день,
От жарких ласк за горизонт ты ускользнула, словно тень…
Эй! Солнце, медленней вставай, ярка лучей твоих игра,
Но дай луне средь темных туч побыть подольше, чем вчера.
Постой, луна, не уходи! Пройди над кручами, луна,
Холодным светом освети все наши пропасти до дна.
Позволь с тобой поговорить, куда еще пойдет поэт,
Когда несчастен он, когда в душе живого места нет?
Не покидай меня, луна! Я знаю — слушать тяжело,
Но ты одна — бальзам сердец, в которых горе проросло.
Ты над Арменией встаешь, но ты не та, что в старину,
Когда счастливый человек лишь у любви бывал в плену
Ты согревала ночь тогда, ласкала воды и цветы.
И смерть не смела посягать на то, чему светила ты.
А ныне глянь на склоны гор, — наш край заброшен и убог
Одни могилы в деревнях и при церквях и у дорог,
Но мир не хочет знать о них, не говорят о них нигде, —
Отцы и деды спят в глухой, нерасторжимой темноте.
