Никто не знает, где родится чудо,

Как появились крылья у орла,

Явилась песня первая откуда,

Откуда первая любовь пришла.

Коль хочешь мир познать, что скрыт в тени,

Ты в собственное сердце загляни.

А если сам себя познать захочешь,

Смотри собой себя не заслони.

— Мирза-Шафи, заладил ты одно —

Все про любовь поешь да про вино.

А это нам наскучило давно:

Все, что чрезмерно, то надоедает.

— О чем же петь, подайте мне совет.

Здесь на земле, где столько зла и бед,

Любовь и хмель — единственный просвет,

А светлое чрезмерным не бывает.

Атлас рассыпанных кудрей и дивный лик ему был дан,

Так солнце вешнее сквозит сквозь ранне-утренний туман.

Аллах, как эта бровь темна, каким огнем полны глаза,

Они то ранящий кинжал, то умоляющий джейран.

Как пламенеет этот рот, а зубы словно жемчуга —

Так блещет бадахшанский лал, в ларце из чужедальних стран.

Как эта родинка сквозит — приманка, малое зерно,

В тенетах локонов твоих, таящих мускуса дурман.

О, эти кудри до плечей, они клубком сплетенных змей

Хранят сокровище мое верней, чем стражи ятаган.

Росинки пота на челе под черным облаком волос,

Как звезды мелкие, блестят, и лик твой светом осиян.

Аллаха дивное дитя, ты проявленье высших сил,

Пленил цветник моей души твой стройный и высокий стан.

Перл красноречья твоего способен мертвых воскресить,

Оно дыхание Исы, благочестивей, чем Коран.

Мы, возлюбившие тебя, в огне сгораем красоты:

Одна — несчастный мотылек, другая — горькая Хейран.

Как будто вспыхнула луна в небесной сини, посмотри,

Великий путь вершит она — небес шахиня, посмотри.

Забилось сердце у меня, услыша милого шаги.

Свиданье чувствуя с тобой, ликую ныне, посмотри.

Твой собеседник на пиру чернит бессовестно меня,

На изолгавшегося пса, лихого злыдня, посмотри.

Мучитель сердца моего, словам хулящим не внимай,

Зла не твори, на небосвод, смирив гордыню, посмотри.

И на соперницу мою, что, стыд и совесть потеряв,

Клубится на моем пути змеей в пустыне, посмотри.

Ограблен бедный разум мой, а если мало для тебя,

На кровь, что из отверстых жил рекою хлынет, посмотри.

И днем и вечером Хейран напрасно молит о любви,

Ты на забытое лицо своей рабыни посмотри.

Бадахшанский лал, хоть странно, мне влюбленной не по нраву.

И весной устам багряным цвет бутона не по нраву.

И тому, кто видел зубы, приоткрытые в улыбке,

Жемчуг блещущий в ракушке потаенно не по нраву.

Созерцавшему воочью лунный лик своей любимой

Месяц, что сияет ночью в дреме сонной, не по нраву.

Восхищенному жасмином черных локонов душистых

Базиликов и нарциссов легионы не по нраву.

Кто увидит стройный облик этой ласковой голубки,

Кипарис, слепой гордыней вознесенный, не по нраву.

Тому, кто встретится с желанной на резном ее пороге,

Всех властительниц вселенной будут троны не по нраву.

Зулейха моей шахини лик увидит совершенный

И забудет про Юсуфа, станет он ей не по нраву.

Тем, кто рабски подметает пыль дорог своей любимой,

Падишахов и престолы и короны не по нраву.

Я — Хейран, приют сыскала у твоих ворот, любимый,

Мне теперь Эдем цветущий, рай зеленый не по нраву.

Мне суть явлений, десять их, непостижима до конца:

Молитва нечестивых уст, подарок алчного скупца.

Влюбленных мелочный раздор, дурнушки чванной хвастовство,

Слепой, что тщится подмигнуть, трель безголосого певца.

Трус, что посмел повелевать, скупец, что вздумал пировать,

Подлец, решивший другом стать, ученость мнимая глупца.

Боль разлуки, груз печали все вмещает это сердце.

Радость, бывшую в начале, избывает это сердце.

Но свободному так странно окрутить себя арканом,

Словно пленник чужестранный, изнывает это сердце.

Разлучение — мытарство, от разлуки нет лекарства:

И, не выдержав коварства, погибает это сердце.

Быть с возлюбленным желало, единения искало,

Но в горах Фархадом стало, там страдает это сердце.

Не легко мне, умудренной, красотою быть сраженной,

Трудно в жизни разлученной, — изнывает это сердце.

О Хейран, ты вся пыланье, непомерно испытанье.

Молот бьет по наковальне, разбивает это сердце.