1909 МОЕ ЧОНГУРИ Радость и горе народа проникли В песни чонгури и в них зазвучали, Стоит коснуться мне струн ненароком, Как уж окрашена радость печалью. Крепко чонгури, хоть ранено даже, Ранит в ответ оно сердце чужое, В самой печали рождает надежду, Веру в грядущее наше большое. 1911 НЕЗНАКОМКЕ А когда приходит полночь И смолкает все земное, О единственной тоскую, Мысль одна владеет мною. Дух смятенный неустанно Незнакомку ожидает: То она со мною рядом, То она вдали мелькает, Ветром, памятью иль тенью, Сопричастная забвенью! Никого не вижу, только Воля, полная гордыни, К ней, таинственной, стремится, Тайно ждет ее и ныне. ИОСИФ ГРИШАШВИЛИ (1889–1965) ДЕВУШКЕ ИЗ НАРОДА Словно темный сад твои ресницы, и глаза — морские жемчуга, тонкий стан и шейка голубицы. Но не этим ты мне дорога. Я люблю сильнее год от года, но не внешний облик сердцу мил — чудный образ дочери народа я в тебе навеки полюбил. И не только оттого горю я, что мне сладко на тебя смотреть. И не верь, что ради поцелуя я готов безумцем умереть. Нет в тебе мечтательности томной, строги чувства сердца твоего. И в тебе люблю я образ скромный дочери народа своего. 1907 * * * Синеет небосклон за дальними хребтами, и месяц ввысь плывет, в дремотные края. Порой закаплет дождь, фиалка под кустами опустит голову, свой аромат струя. Лукавый ветерок, шаля, колышет травы, душа любуется закатной полосой; слезы блаженной блеск — на розе величавой, на склоны яркие кряж смотрит вековой. И соловей поет, цветов любовник нежный, и горного ручья песнь звонкая слышна; над лугом небеса сверкают безмятежно, — покою, радости природа отдана… Но величавая мне тягостна картина, я вдохновением не в силах вторить ей, — затем, что с детских лет изведал я кручину и должен слезы лить над родиной моей! 1909
ДА БУДУ ТЕБЕ ЩИТОМ! Когда прогневается рок, и разразится гнев, и затрубит в огромный рог угрюмый свой напев, и враг придет с огнем, с мечом в родимые края — прикройся мною, как щитом, о родина моя! 1909 Г. Шлатер. Главный корпус Тартуского университета. 1852–1853 ИЗ АРМЯНСКИХ ПОЭТОВ ХАЧАТУР АБОВЯН (1808–1848) ЧЕЛОВЕК, ЛЮБЯЩИЙ СВОЙ НАРОД, ГОВОРИТ ПЕРЕД СВОЕЮ СМЕРТЬЮ Прощайте, прощайте, Былые дни! Ты мирскую скорбь Позабыть реши. Не плачьте, родные, Вы не одни: Только прах сгинет, Не любовь души. По этой стезе Мы должны пройти И жизнь через смерть И покой найти. Но если я рано Смерти алкал, Для пользы народа Ее искал. Но где та мечта, Что палила огнем, Что мучила сердце И ночью и днем? Вот родине тело В жертву дано, Сгниет, увы, В могиле оно. О почестях я Не вздыхал с тоской. Не жалел, что славы Лишен мирской, Но как перед смертью Нам не вздыхать? Ведь тысячи дум Надо в землю взять! Ни богатств у мира Я не просил. Но каждый мой вздох Мне смертью бывал, Коль его я народу Не приносил. Лишь за тем желал я Власти, честей, Лишь за тем жаждал Сиянья венца, Чтобы тысячам тысяч Несчастных людей Слезы с глаз стереть, Облегчить сердца. Придите ж сюда, Меня помяните, Отца дорогого Благословите. За мертвого скажет Могила моя: Буду в небе страдать Все о том же я. Был мне мир тюрьмой, Было солнце тьмой. Что хотел, того Не достал рукой. Не знает никто, — Лишь создатель мой, — С какой я к нему Припадал мольбой. Ах, люди, люди! Когда ж вы проснетесь И сердцем к сердцу Когда ж обернетесь? Поймите: тогда лишь Мы рай найдем, Коль душу народа И скорбь поймем. |
