НИКОЛОЗ БАРАТАШВИЛИ (1817–1845) СУМЕРКИ НА МТАЦМИНДЕ Люблю твои места в росистый час заката, Священная гора, когда твои огни Редеют и верхи еще зарей объяты И по низам трава уже в ночной тени. Не налюбуешься! Вот я стою у края. С лугов ползет туман и стелется к ногам. Долина в глубине, как трапеза святая, Настой ночных цветов плывет, как фимиам. Минутами хандры, когда бывало туго, Я отдыхал средь рощ твоих и луговин. Мне вечер был живым изображеньем друга. Он был, как я. Он был покинут и один. Какой красой была овеяна природа! О небо, образ твой в груди неизгладим. Как прежде, рвется мысль под купол небосвода. Как прежде, падает, растаяв перед ним. О боже, сколько раз, теряясь в созерцаньи, Тянулся мыслью я в небесный твой приют! Но смертным нет пути за видимые грани, И промысла небес они не познают. Так часто думал я, блуждая здесь без цели, И долго в небеса глядел над головой, И ветер налетал по временам в ущелье И громко шелестел весеннею листвой. Когда мне тяжело, довольно только взгляда На эту гору, чтоб от сердца отлегло. Тут даже в облаках я черпаю отраду. За тучами и то легко мне и светло. Молчат окрестности. Спокойно спит предместье. В предшествии звезды луна вдали взошла. Как инокини лик, как символ благочестья, Как жаркая свеча, луна в воде светла. Ночь на Святой горе была так бесподобна, Что я всегда храню в себе ее черты И повторю всегда дословно и подробно, Что думал и шептал тогда средь темноты. Когда на сердце ночь, меня к закату тянет. Он — сумеркам души сочувствующий знак. Он говорит: «Не плачь. За ночью день настанет. И солнце вновь взойдет. И свет разгонит мрак». 1833–1836 ТАИНСТВЕННЫЙ ГОЛОС Чей это странный голос внутри? Что за причина вечной печали? С первых шагов моих, с самой зари, Только я бросил места, где бежали Детские дни наших игр и баталий, Только уехал из лона семьи, Голос какой-то, невнятный и странный, Сопровождает везде, постоянно Мысли, шаги и поступки мои: «Путь твой особый. Ищи и найдешь». Так он мне шепчет. Но я и доныне В розысках вечных и вечно в унынье. Где этот путь и на что он похож? Совести ль это нечистой упрек Мучит меня затаенно порою? Что же такого содеять я мог, Чтобы лишить мою совесть покоя? Ангел-хранитель ли это со мной? Демон ли, мой искуситель незримый? Кто бы ты ни был, поведай, открой, Что за таинственный жребий такой В жизни готовится мне, роковой, Скрытый, великий и неотвратимый? 1836 МОЕЙ ЗВЕЗДЕ На кого ты вечно в раздраженье? Не везет с тобой мне никогда, Злой мой рок, мое предназначенье, Путеводная моя звезда! Из-за облаков тебя не видя, Думаешь, я разлюблю судьбу? Думаешь, когда-нибудь в обиде Все надежды в жизни погребу? Наша связь с тобой, как узы брака! Ты мне неба целого милей. Как бы ни терялась ты средь мрака, Ты мерцанье сущности моей. Будет время, — ясная погода, Тишина, ни ветра, ни дождя, — Ты рассыплешь искры с небосвода, До предельной яркости дойдя. КНЯЖНЕ ЕК(АТЕРИ)НЕ Ч(АВЧАВА)ДЗЕ Ты силой голоса И блеском исполненья Мне озарила жизнь мою со всех сторон: И счастья полосы, И цепи огорчений. Тобой я ранен и тобою исцелен. Ты средоточие Любых бесед повсюду. Играя душами и судьбами шутя, Людьми ворочая, Сметая пересуды, Ты неиспорченное, чистое дитя. Могу сознаться я. Когда с такою силой Однажды «Розу» спела ты и «Соловья», Во мне ты грацией Поэта пробудила, И этим навсегда тебе обязан я. 1839 ОДИНОКАЯ ДУША Нет, мне совсем не жаль сирот без дома. Им что? Им в мир открыты все пути. Но кто осиротел душой, такому Взаправду душу не с кем отвести. Кто овдовел, — несчастен не навеки. Он сыщет в мире новое родство. Но, разочаровавшись в человеке, Не ждем мы в жизни больше ничего. Кто был в своем доверии обманут, Тот навсегда во всем разворожен. Как снова уверять его ни станут, Уж ни во что не верит больше он. Он одинок уже непоправимо. Не только люди — радости земли Его обходят осторожно мимо, И прочь бегут, и держатся вдали. |
