* * * Осенний ветер у меня в саду Сломал нежнейший из цветов на грядке, И я никак в сознанье не приду, Тоска в душе и мысли в беспорядке. Тоска не только в том, что он в грязи, А был мне чем-то непонятным дорог, — Шаг осени услышал я вблизи, Отцветшей жизни помертвелый шорох. ЗЛОБНЫЙ ДУХ Кто навязал тебя мне, супостата? Куда ты заведешь меня, вожак? Что сделал ты с моей душой, проклятый! Что с верою моею сделал, враг? Ты это ли мне обещал вначале, Когда ты обольщал меня, смутьян? Твой вольный мир блаженства без печали Твой рай, суленный столько раз, — обман. Где эти обещанья все? Поведай! И как могли нежданно ослабеть И уж не действуют твои беседы? Где это все? Где это все? Ответь! Будь проклят день, когда твоим обетам Пожертвовал я сердца чистотой, В чаду страстей тобою подогретом И в вихре выдумки твоей пустой. Уйди и скройся, искуситель лживый! По милости твоей мне свет не мил. Ты в цвете лет растлил души порывы. О, горе тем, кого ты соблазнил! * * * Ты самое большое чудо божье. Так не губи меня красой своей. Родителям я в мире всех дороже — У нас в семье нет больше сыновей. Я человек простой и немудрящий. Подруга — бурка мне, а брат — кинжал. Но будь со мною ты, — в дремучей чаще Мне б целый мир с тобой принадлежал. 1845 * * * Цвет небесный, синий цвет, Полюбил я с малых лет. В детстве он мне означал Синеву иных начал. И теперь, когда достиг Я вершины дней своих, В жертву остальным цветам Голубого не отдам. Он прекрасен без прикрас. Это цвет любимых глаз. Это взгляд бездонный твой, Напоенный синевой. Это цвет моей мечты. Это краска высоты. В этот голубой раствор Погружен земной простор. Это легкий переход В неизвестность от забот И от плачущих родных На похоронах моих. Это синий, негустой Иней над моей плитой. Это сизый, зимний дым Мглы над именем моим. РАФАИЛ ЭРИСТАВИ (1824–1901)
РОГ Бедный мой Ирма! Буйвол мой верный, С плугом шагал он — пахарь примерный. Рог его черный память о старом Ныне мой стол украшает недаром. Рог тот люблю я, тонко точеный, Узкоконечный, чудно крученый. Как в старину, пить рогом люблю я, Весело, с песней, друзей именуя. Не к чему мне хрусталь и стаканы, Рог я беру, тамадой мне данный: Рог до конца, до капельки пью я. Снова наполнив, не уступлю я. Шапкой под крик в потолок я заеду, Рог осушу, переброшу соседу. С лету поймает тени бесшумней, Кубок к чему мне, чаша к чему мне? Всю я посуду, которую знаю, Всю за окованный рог уступаю — Щедрый и нас до конца веселящий, Предков с потомками снова роднящий. Рог забывать годится ль нам, люди? Это не пир, если рога не будет. Рог не выпьешь — стоять будешь с рогом. Выпьешь — речет тамада тебе: с богом! Рог не осушишь — вином в тебя бросит. Выпить из рога хозяин нас просит. Рог — украшенье стола, и мы строго Все по-старинному выпьем из рога. Дружно, по-братски, смеясь, напевая, Пир начинайте, лишь рог осушая. В мир ли иной мне придется собраться, Просьба на слово мое отозваться. В день, как умру, вскиньте твердой рукой Рог за моей души упокой!  Розенталь Ян. После обедни. 1894 г. ИЛЬЯ ЧАВЧАВАДЗЕ (1837–1907) ГОРАМ КВАРЕЛИ Горы Кварели! Покинув родные селенья, Может ли сердце о вас вспоминать без волненья? Где бы я ни был, со мною вы, горы, повсюду. Сын ваш любимый, ужели я вас позабуду! Помню: ребенком, исполнен неясной тревоги, Весь замирая, смотрел я на ваши отроги. Но не от страха тогда мое сердце дрожало — Я и в младенчестве вас не боялся нимало. Полный восторга, взирая на ваше величье, Дивные тайны стремился душою постичь я — Тайны вершин, пропадающих в дымке туманов, Где раздается ликующий гул ураганов, Где, задыхаясь, летит караван журавлиный, Еле равняясь с далекою вашей вершиной. О, как я жаждал невинною детской душою В буре и мраке взлететь высоко над землею. О, как мечтал я, почуяв орлиные крылья, К вам прикоснуться, едва напрягая усилья! В час, когда ветры, нарушив ночное молчанье, Львиное в пропасти вдруг исторгали рычанье, — О, как дрожал я! Но, внемля раскатам обвала, Звуки родные душа моя в них узнавала. Детскому сердцу довольство собой незнакомо. Ныне же, горы, я горд, что воспитан я дома, Ныне горжусь я, что — сын этой дикой природы Вырос я в бурях и рано узнал про невзгоды. Горы, свидетели детских моих огорчений, Как я рыдал перед вами, исполнен мучений, Как я от вас утешения ждал и привета! Но, как всегда, не давали вы, горы, ответа. Этого чудного, полного тайны молчанья Вплоть до последнего я не забуду дыханья! Горы Кварели, сопутники юности нежной, Долг перед жизнью влечет меня в путь неизбежный, Судьбы грядущего требуют нашей разлуки, — Можно ли требовать более тягостной муки! Конь мой торопится, рвется душа от печали, С каждым вы шагом уходите в синие дали… Вот вы исчезли… И только вершины седые Еле видны… И расстался я с вами впервые… Тщетно глаза я от солнца рукой прикрываю, Тщетно я взоры в пустое пространство вперяю — Всюду раскинулись синего неба просторы, Уж не венчают их больше прекрасные горы! О, так прощайте же, дивные горы Кварели! Сердце мое, полюбившее вас с колыбели, Вечной любовью к великой отчизне пылая, Вам улыбнется, рыдая, из дальнего края! |
