АБУЛЬКАСИМ НАБАТИ (1812–1873) ГАЗЕЛЬ * * * Утром, пьяный и беспечный, я бродил у кабака, И нежданно я заметил дивный лик издалека. Вились кудри повителью, бусы солнечно алели, И глаза ее блестели из-под красного платка. Ты мой ангел безобманный, я тебе не знаю равной, Мой цветок благоуханный, словно сахар, ты сладка. Не встречал такой ни разу, ты стройна и кареглаза, Вся исполнена соблазна, ты и радость и тоска. И упал я опьяненный, светлым жаром опаленный. Понял, разума лишенный, — жизнь мне стала не легка. Видя то, что натворила, та, что сердце мне разбила, Рядом сев, заговорила, став нежнее ветерка. Та, что всех на свете краше, поднесла с вином мне чашу, Выпил я за счастье наше до единого глотка. И сказал Лейли я юной: «Я безумным стал Меджнуном, Ты терзаешь сердца струны, только чудом жив пока!» Я в своей земной юдоли, как Меджнун, исполнен боли. Мне бродить еще доколе диким зверем средь песка? Набати, хваленье богу, сам избрал себе дорогу. Быть Меджнуном слишком много — честь такая велика! ГОШМА * * * Ограбили душу любимой глаза, Ресницы — мгновенно разящий стилет. Попавший в тенета душистых кудрей Живым и свободным не выйдет на свет. В кашмирской серебряной шали она, Нахмурила брови, притворно скромна. Эй, кравчий, налей поскорее вина, — Спаси нас, аллах, от мучительных бед. Румянцем ты розу решила затмить И мускусом локонов амбру смутить. Ох, зубки — жемчужин мерцающих нить, А губы — бутон и медвяный шербет, Глаза — два нарцисса, бровь — ранящий меч. Ланиты — тюльпаны и кудри до плеч. Для слуха приятна сладчайшая речь, Уста и рубины и утра рассвет. Цветенье кругом, погляди, Набати, Стони соловьем, о любимой грусти. Встань, кравчий, чтоб к жертве своей подойти. Налей мне вина, больше радости нет. МОЙ ЕЩЕ НЕ КОНЧЕН ПУТЬ Улететь я не сумел, Мой еще не кончен путь. Рано телом ослабел, — Мой еще не кончен путь. Я не врач и не больной, Я не друг, не ворог злой, Не сойти с дороги той, — Мой еще не кончен путь. Рот мой жаждущий засох, Я, блуждая, сбился с ног, Спорить с недругом не смог, Мой еще не кончен путь. Мой пытливый взор потух, Притупился острый слух, Ловких рук не стало двух, Мой еще не копчен путь. Я не грустен, не смешлив, Я не тишь, не ветра взрыв, Я таюсь, себя явив, — Мой еще не кончен путь. Не вином я опьянен, Не бедою я согбен, Не огнем я обожжен, — Мой еще не кончен путь. Я — бутон, не стал цветком, Боль не прячу под замком, Я со славой не знаком, — Мой еще не кончен путь. Не звезда я, не луна, Я не бог, не сатана. У меня стезя одна, — Мой еще не кончен путь. Не силен я и не слаб, Я не шах, и я не раб. Отдохнуть давно пора б, — Мой еще не кончен путь. Я не низок, не высок, Не лачуга, не чертог. От всего пока далек, — Мой еще не кончен путь. Я не ангел и не джин, Не слуга, не господин, Я во множестве — един, — Мой еще не кончен путь. Я не лето, не зима, Не огонь я и не тьма. Я, мудрец, лишен ума, — Мой еще не кончен путь. Я не черен и не бел, Я не меч, не посвист стрел. Я не стар, не поседел, — Мой еще не кончен путь. Я не перл и не кремень. Я не ночь, и я не день, — Не сиянье и не тень, — Мой еще не кончен путь. Я пока не Набати, Не легки мои пути. Где мне истину найти? Мой еще не кончен путь. МИРЗА ФАТАЛИ АХУНДОВ (1812–1878)
НА СМЕРТЬ ПУШКИНА Я сердцу говорил, глаз не сомкнув в ночи: — Хранитель тайников, свой жемчуг расточи! Зачем твой соловей умолк в саду весеннем, Не разглагольствуют, как прежде, турачи, Не прогремит поток речений превосходных? Встань, скороход-мечта, в далекий путь умчи! Смотри, пришла весна. В полях и на ложбинах Цветы, как девушки, под солнцем горячи. Бутоны алых роз пылают сладострастно. Фиалки ждут любви. Запенились ручьи. Вселенная полна желаньями до края. На самоцветы гор ударили лучи. А в сердце цветника, как падишах венчанный, Зеленый кипарис торжественно возрос. И в честь властителя пьют лилии и маки, Сверкают в чашечках тюльпанных капли рос. Поля украшены жасмином, и влюбленный Нарцисс глаза раскрыл, бессонные от грез. И в клюве соловья для всех гостей подарки, — Несет он лепестки ему внимавших роз. Разбухли облака, хотят пролиться ливнем. Зефир предутренний мне запах трав принес. Все птицы на заре поют, щебечут, свищут: — Земля, зазеленей! Пришла твоя пора! Все принесли дары на торжище природы: У каждого нашлась хоть пригоршня добра. Тот блещет красотой, другой вздыхает томно. Повсюду пляски, смех, веселая игра. Все празднуют весну, блаженствуют, ликуют — Так беспечальна жизнь, так молодость щедра. Или не в силах ты от сна очнуться, сердце, Лишилось радости, не ценишь красоты. Не хочешь на земле прославиться стихами, Желанья погребло, забыло все мечты? Бывало, в поисках заветных рифм-жемчужин В бездонные моря ныряло смело ты, Ты украшало мысль сравненьем драгоценным, И ожерелья строк низать умело ты. Откуда же сейчас твой беспросветный траур, Так онемело, так окаменело ты? — Мой друг единственный, — мне сердце отвечало, Оставь меня в тоске, не говори со мной! О, если бы забыть, как мотыльки забыли, Что зимний ураган не медлит за весной, — Вручило бы я меч наезднику-поэту, Благословило б в путь за славою земной. Увы, я знаю все о вероломстве рока, Я чувствую конец неотвратимый мой. Так пташка видит сеть и знает, что погибнет, И все ж, безумная, несется по прямой. Что нашей славы гул, что похвалы за доблесть! Проглочен отзвук их бездонной быстриной. Не думай о мечтах! С мечтателями круто Рок расправляется. Он судия дурной. Ты помнишь Пушкина, забывчивый! Ты слышал, Что Пушкин всех певцов, всех мастеров глава. Ты помнишь Пушкина, о чьих могучих строфах Из края в край неслась стоустая молва. Ты помнишь Пушкина. Как жаждала бумага, Чтоб он чертил на ней крылатые слова! Сверкающий узор той речи переливной Изменчив, словно крыл павлиньих синева. Чертог поэзии украсил Ломоносов, Но только Пушкин в нем господствует один. Страну волшебных слов завоевал Державин, Но только Пушкин в ней державный властелин. Он смело осушал тот драгоценный кубок, Что наполнял вином познанья Карамзин. Пусть Николай царит от Волги до Китая, Но покорил весь мир лишь Пушкин-исполин. Как дорог лунный серп для путников Востока, Так дорог лик его для северных равнин. Ни небесам семи, ни четырем стихиям Такой неведом был необычайный сын. Но, как родившие жестоко поступили С любимым первенцем, — в отчаянье внемли! Смертельною стрелой в избранника прицелясь, Путь крови огненной нежданно пресекли: Одною градиной по их приказу туча Роскошный сбила плод, и он лежит в пыли. Подул смертельный вихрь и погасил светильник, И кости бренные в подземный мрак легли. Своим кривым ножом садовник старый срезал Побеги мощные под корень у земли. И в череп, в дивную сокровищницу мысли, Как в черное гнездо, ехидны заползли. Весь соловьиный сад был в розовых бутонах — Там иглы-тернии из праха проросли. И птица вольная из клетки улетела. Потоки слез из глаз печальных потекли. Вся русская земля рыдает в скорбной муке, — Он лютым палачом безжалостно убит. Он правдой не спасен — заветным талисманом — От кривды колдовской, от козней и обид. Он в дальний путь ушел и всех друзей покинул. Будь милосерд к нему, аллах! Он крепко спит. Пусть вечно плачущий фонтан Бахчисарая Благоуханьем слез две розы окропит. Пусть в бейтах Сабухи Кавказ сереброкудрый Справляет траур свой, о Пушкине скорбит! |
