1905 * * * В далеких горах Гималайских сейчас, Хребты затопив от вершин и до пят, Дыханием моря смятенного мчась, Клубясь, необъятные тучи кипят. Гроза на грозу громоздится в горах, Грохочут грома, повторяясь стократ, И молнии бешено блещут сквозь мрак, Но горы не дрогнут — бесстрашно стоят. Лишь там, в их грохочущей дикой борьбе, Мятежное сердце, — там место тебе… 1905 * * * В тоске я шел вдоль горного кряжа, Своей любви оплакивая долю. Те вздохи ветер подхватил, кружа, И, крыльями шумя, умчал в раздолье. С тех пор свой голос где-то на краю Я часто ночью узнаю нежданно. Как я, стучится ветер в дверь твою, Но, как ко мне, глуха ты к урагану. Александрополь, 1906 * * * Я увидел во сне: колыхаясь, виясь, Проходил караван, сладко пели звонки. По уступам горы, громоздясь и змеясь, Проползал караван, сладко пели звонки. Посреди каравана — бесценная джан, Радость блещет в очах, подвенечный наряд… Я — за нею, палимый тоской… Караван Раздавил мое сердце, поверг меня в прах. И, с раздавленным сердцем, в дорожной пыли, Я лежал одинокий, отчаянья полн… Караван уходил, и в далекой дали Уходящие сладостно пели звонки. * * * Безвестна, безымянна, позабыта, Могила есть в безжизненной степи. Чей пепел тлеет под плитой разбитой, Кто, плача, здесь молился: «Мирно спи». Немой стопой столетия проходят; Вновь жаворонка песнь беспечна днем, Вновь ветер волны травяные водит… Кем был любим он? Кто мечтал о нем? 1909 * * * Ветер бьется о мой порог, За дверьми уныло поет. Но теперь я не одинок — Голос милый меня зовет, — Это шум ваш, струи водяные, Это, сын мой, лепет твой счастливый, Изумрудные воды родные, Сын мой ясный, бесценный, красивый! 1911
ШУШАНИК КУРГИНЯН (1876–1927) ПАНИХИДА Ни надгробия, ни креста над ним, Вдалеке от всех он один лежит недвижим. На груди его алых пятен ряд, И глаза, что нам озаряли путь, не горят. И не слышит он, что его зовут, И не знает он, что опять в цепях нищий люд. Вместо свеч над ним сонмы звезд горят, А кадит ему полевых цветов аромат. И не нужен поп там, где день-деньской У всевышнего ветры требуют: «Упокой!» Храма нет над ним, но свой крест донес Ради нас, живых, до Голгофы он, как Христос. ВААН ТЕКЭЯН (1877–1945) ВСЕВЫШНЕМУ О Всевышний, даров не хочу я твоих, Все назад забери… Ты когда-то мне дал Много разных семян, я выращивал их, Но, увы, урожай удивительно мал. У меня в кулаке он, о боже, зажат, А раскроешь кулак — так и там пустота, Ибо горстку пыльцы и ее аромат Ветры мигом умчат, не оставив следа. Семена твои, Господи, плохо взошли, А корысти в тех, что я выходил, нет, — Их ползучие стебли мой дом оплели, Расцвели и увяли, и сплошь пустоцвет. Верно, дело во мне, верно, я виноват, Что сегодня на чашу весов не кладу Ничего кроме горечи, слез и утрат, Но уж так уродилось в минувшем году. Я принес тебе, Боже, все, чем жив и богат. КРАСАВИЦЫ Останется прекрасной навсегда Та, что была отрадою для глаз, Но радовала взоры только раз И сгинула потом бог весть куда. Прекрасной будет до скончанья лет И та, что рядом девочкой жила, Пока не расцвела и не ушла, В душе оставив неприметный след. И та, господь ее благослови, Что полюбить воистину могла, Но, оробев, сама не подошла К не смевшему просить ее любви… Вовек прекрасны те, что мимо нас Прошли и манят издали сейчас! ИТОГ На что я тратил жизнь?… Каков итог?… Со мною то, что я дарил когда-то, Поддержка друга, ласковый упрек И все, что отдавалось без возврата. Толпой явились добрые дела, Чтоб у меня дежурить постоянно. Любовь вернула все, что встарь брала, И жизнь перед концом — благоуханна, Но горестям былым наперекор И радостям нахлынувшим в упрек Я пьян парами старого вина… Проходит жизнь, но важен ли итог?… Лозу и дуб сечет один топор, — А счастье в том, чтоб солнце пить до дна. |
