1863 МОЙ САРДАК Старый дедовский сардак мой, Серый, долгополый, Век тебя не постыжусь я В жизни невеселой. Ты всегда готов полою Слезы утереть мне — И за то не отрекусь я От тебя до смерти! 1863 ГДЕ СЧАСТЬЕ? Ты дома молотил горох, А я скитался, брат мой милый, За счастьем гнался что есть силы; В Валахию закинул бог Да за Тирольские отроги… Отбил давно в скитаньях ноги, Но всё дела, как прежде, плохи… А счастье, видно, спит в горохе. МИXАЙЛО СТАРИЦКИЙ (1840–1904) ВЫЙДИ!.. Ночка-то, ночка, луной озаренная! Ну, хоть иголки сбирай. Милая, выйди, трудом истомленная, В роще со мной погуляй. Сядем с тобой под калиной ветвистою — И над панами я пан! Глянь, моя рыбка, — волной серебристою Ходит над полем туман. Роща в сиянии звездном красуется, То ль замечталась, то ль спит; Только листва на осине волнуется, Тихо от жажды дрожит. Небо усыпано звездами, — господи, Всюду такая краса! Под тополями жемчужного россыпью Дивно играет роса. Ты не пугайся, что вымочишь ноженьки, Выйдя в такую росу: Верная, к дому тебя по дороженьке Сам на руках отнесу. Ты не страшись и замерзнуть, лебедонька: Ветер улегся давно… Крепко прижму тебя к сердцу, молоденьку Греет, как солнце, оно. Ой, ты не бойся, что злоба надутая Шепот подслушает твой: Ночь усыпила всех, сном всех окутала. Не шелестнет и травой! Спят твои недруги, дремой тяжелою Скован надменный их смех… Что ж нам, обманутым нашего долею, Даже увидеться — грех?! «Коник». Фрагмент народной картины «Козак-бандурист». XIX в. * * * Когда замкнется крышка гробовая И упокоюсь я в земле сырой, Придет ли хоть одна душа живая, Вспомянет ли приют печальный мой? Кому ж прийти? Не песни — голос муки Один, в тиши, когда-то поднял я; А недруги мне связывали руки И не пришли на помощь мне друзья! Вдвоем с подругой верною — тоскою Безвестным протащились мы путем: Вся жизнь свелась к глухой борьбе с нуждою, Великим не прославлена трудом. И вот стою перед могилой ныне, Под бременем давно угасших лет… Так без росы, в пылающей пустыне, Хиреет, вянет утлый первоцвет! 1877 ПИР Дворец сияет. В пышном зале Вдоль стен высоких, тут и там, Огни, как звезды, засверкали Усладой праздною глазам. Дымится снедь, и вина льются, Посуда — в бликах золотых, Столы едва-едва не гнутся От яств роскошных, дорогих. Багровые, пылают лица На этом пиршестве ночном; Как розы — дамы и девицы Цветут за праздничным столом. Едят и пьют не уставая, Несется смех со всех сторон, В бокалах зайчики играют, Тарелок слышен перезвон. Среди веселья, криков, шума На хорах музыка гремит… Но, как всегда, все та же дума Меня терзает и томит. Иные вижу я картины: Снега… Угрюмые боры… Поля и степи Украины, В сугробах хаты и дворы. Голодный люд без хлеба, соли В своих потопленных хлевах, Где нету света, нету доли, Где только тьма да рабский страх. Поникли головы от гнета, И нету силы их поднять. Среди кровавых слез и пота — Немой покорности печать. Повсюду смерть стоит у входа… И как пойти мне может впрок Бесстыдно взятый у народа Вот этот лакомый кусок? 1882 ШВЕЯ Прядка темная свисает, Разметалась по щеке… Над шитьем игла мелькает В тонкой, худенькой руке. Свет от плошки — на колене, Там, где барское шитье… И легли густые тени Под ресницами ее. Долгий кашель ночью долгой, Стоны ветра под окном… Взор усталый и голодный, Незнакомый с тихим сном. За работой вечно гнется, В старый кутаясь платок… Горько, видно, достается Заработанный кусок! |
