Правда, слышишь стон упрека?

Почему ты так далеко?

Ненавидя и кляня,

Ты покинула меня.

Я ж тобою дорожу,

Но тебя не нахожу.

Потому ли встречи нет,

Что я, правда, твой сосед?

Я стучусь к тебе опять:

Не могу тебя застать.

Палит ли солнце в летний зной,

Иль ветер вьюжный веет, —

Ель над высокой крутизной

Все так же зеленеет.

Гигант в утес корнями врос,

Красуясь в мире горном;

Все глубже роет он утес

Своим могучим корнем!

С гранитной глыбой уж давно

Сроднились корни ели,

И сотрясают их равно

Бураны и метели.

Один зеленый монолит —

И дерево и камень:

Их стужа не оледенит,

Не обожжет их пламень.

Под вьюгой бешеной, стройна,

Упершись в тучи кроной,

Уж столько лет стоит она

В свой красе зеленой.

Попробуй ель пересадить,

Дай ей тепло долины, —

Ее погубишь, ей не жить

Без льдов и скал вершины.

Палит ли солнце в летний зной,

Иль ветер вьюжный веет, —

Ель над высокой крутизной

Все так же зеленеет.

О, до конца безумен тот,

Кто жита и жасмина ждет

На кряже гор, во льдах высот:

Они сильны, но на крутом

Челе гранитном, полном мощи,

Пробьется ядовитый, тощий

Один лишь мох и то — с трудом.

Зато долины под горой —

Как манят взор они листвой,

Речонкой, вьющейся змеей,

Ковром цветочным вдоль дорог;

Прозрачны гроздья винограда,

И пчелами гудит левада.

Повсюду чувствуется бог!

Не там, вверху, где богачам

Воскуривают фимиам, —

Добро рождается не там:

Внизу томящийся народ, —

Лишь он — та самая долина,

Где пахнут и цветы жасмина

И жито доброе встает!..

Осень щедрого Дуная уплыла по руслам рек.

Все бело и все студено — белый иней, белый снег,

Мир безжизненный и белый распростерся бездыханно,

А над ним ни туч, ни солнца — белый занавес тумана.

Подымается над крышей струйка белого дымка,

Хаты в ряд — как гроб у гроба, снег по самые бока.

Тщетно ищет темных пятен взор на мраморе безбрежном.

Даже тени на сугробах не черны, а белоснежны.

Но внезапно, как монахи, окружившие амвон,

Опускается на землю стая черная ворон.

Над пейзажем монотонным точки черные нависли.

Чернота их мне дороже белизны, лишенной жизни.

Идеал, навек погибший в бездне сгинувшего мира,

Мира, мыслившего песней, говорившего в стихах,

О, тебя я вижу, слышу, мысль твоя звучит, как лира,

И поет она о небе, рае, звездах и богах.

О Венера, мрамор теплый, очи, блещущие тайной,

Руки нежные — их создал юный царственный поэт.

Ты была обожествленьем красоты необычайной,

Красоты, что и сегодня излучает яркий свет.

Рафаэль, в мечтах паривший над луной и облаками,

Тот, кто сердцем возносился к нескончаемой весне,

На тебя взглянув, увидел светлый рай с его садами

И тебя средь херувимов в запредельной тишине.

На пустом холсте художник создал лик богини света,

В звездном венчике с улыбкой девственной и неземной,

Дивный лик, сиянья полный херувим и дева эта,

Дева — ангелов прообраз лучезарною красой;

Так и я, плененный ночью волшебства и вдохновенья,

Превратил твой лик бездушный, твой жестокий злобный лик

В образ ангелоподобный, в ласку светлого мгновенья,

Чтобы в жизни опустелой счастья нежный луч возник.

Опьяненью предаваясь, ты больной и бледной стала,

От укусов злых порока рот поблек и посинел,

Но набросил на блудницу я искусства покрывало,

И мгновенно тусклый образ, как безгрешный, заблестел.

Отдал я тебе богатство — луч, струящий свет волшебный

Вкруг чела непостижимой херувимской красоты,

Превратил в святую беса, пьяный хохот — в гимн хвалебный

И уже не взглядом наглым — звездным оком смотришь ты

Но теперь покров спадает, от мечтаний пробуждая,

Разбудил меня, о демон, губ твоих смертельный лед.

Я гляжу на облик страшный, и любовь моя простая

Учит мудро равнодушью и к презрению зовет.

Ты бесстыдная вакханка, ты коварно завладела

Миртом свежим и душистым осиянного венца

Девы, благостно прекрасной, чистой и душой и телом,

А сама ты — сладострастье, исступленье без конца.

Рафаэль когда-то создал лик Мадонны вдохновенной,

На венце которой вечно звезды яркие горят, —

Так и я обожествляю образ женщины презренной,

Сердце чье — мертвящий холод, а душа — палящий яд.

О дитя мое, ты плачешь с горькой нежностью во взоре —

Это сердце можешь снова ты заставить полюбить.

Я гляжу в глаза большие и бездонные, как море,

Руки я твои целую и молю меня простить.

Вытри слезы! Обвиненье тяжким и напрасным было.

Если даже ты и демон, обесславленный молвой,

То любовь тебя в святую, в ангела преобразила.

Я люблю тебя, мой демон с белокурой головой.