Категория «царских людей» охватывала все трудовое население Египта вне зависимости от того, трудился тот или иной работник в хозяйстве, непосредственно подконтрольном царю, принадлежащем храму, номарху или переданном в качестве должностного владения какому-либо чиновнику. Получение работников от государства в результате их распределения на смотрах объединяло эти хозяйства в единое целое и ставило их, по крайней мере, под формальный контроль царской власти.

Понятно, что на практике проведение смотров должно было находиться под контролем властей номов и царь просто не имел возможности обделить рабочей силой хозяйства номархов и местной знати. В то же время крупные хозяйства эпохи Древнего царства не пережили тяжелого экологического кризиса I Переходного периода и распались: большинство хозяйств эпохи Среднего царства были, в отличие от них, более мелкими по размерам и несамодостаточными. Соответственно, они нуждались в систематическом обмене своими продуктами, и это тоже подкрепляло единство экономики Египта Среднего царства.

Иной, по сравнению с III тысячелетием до н. э., стала организация труда сельскохозяйственных работников: если раньше они трудились в составе больших рабочих отрядов на обширных общих участках земли, то теперь каждый из них получал в рамках хозяйства, к которому был приписан, земельный надел, который возделывал, живя на нем со своей семьей. Таким образом, рабовладельческая по своей экономической сути эксплуатация государством зависимых от него людей эпохи Древнего царства сменилась при Среднем царстве эксплуатацией посредством изъятия у них ренты — части продукции, производимой на выделенных работникам участках земли, при том что остаток этой продукции возвращался им на пропитание.

Как видно, египетское общество эпохи Среднего царства очень четко делилось на две части: элиту, или знать, так или иначе связанную со службой в государственном аппарате (будь то на общеегипетском поприще или на уровне отдельных номов), и массу трудового населения — «царских людей». Характерно, что в эпоху Среднего царства исчезают упоминания неджесов — не исключено, что их самостоятельности уже не находилось места в структуре общества, устоявшегося после потрясений I Переходного периода. Как и в течение большей части III тысячелетия до н. э., не было в ней места и независимой от государства сельской общине. Общественные отношения, сложившиеся в эпоху Среднего царства, с некоторыми изменениями просуществовали в Египте вплоть до рубежа II и I тысячелетий до н. э.

Стабилизация политического положения в стране в начале Среднего царства и в особенности при первых царях XII династии вызвала к жизни определенную «перестановку акцентов» в идеологических и религиозных представлениях по сравнению с I Переходным периодом. Прежде всего укрепление государственности повлекло за собой восстановление в полном объеме престижа царской власти. Показательно, что если в начале I Переходного периода «Речение Ипувера» напрямую возлагало на пренебрегающего своим долгом царя ответственность за постигшую страну катастрофу, то «Пророчество Неферти» в начале времени XII династии благоразумно обходит эту острую проблему, зато связывает прекращение бедствий с восшествием на престол основателя этого дома, способность которого к полноценному совершению ритуала находится вне всякого сомнения. Как уже говорилось, важнейшим показателем наличия данной способности («творить маат») у царей XII династии было совпавшее с царствованием Сенусерта I окончание экологического кризиса (периода засухи) и возобновление нормальных разливов Нила.

Представления о долге царя перед богами и людьми, сформировавшиеся в I Переходный период, не исчезают в эпоху Среднего царства, однако отражающие их произведения не содержат и тени сомнения в том, что цари этого времени исполняют свой долг надлежащим образом. В связи с этим показательна идея, играющая очень важную роль в «Рассказе Синухета»: накануне вступления Сенусерта I на престол этот вельможа находится в действующей под его началом против ливийских племен армии, однако его бегство в Азию воспринимается не просто как дезертирство, но и, судя по всему, как своего рода «грех неверия» в способность этого царя утвердить свою власть над страной. К вящему стыду Синухета Сенусерт I обнаруживает силы не только обеспечить стабильность своего государства (т. е. проявить себя истинным царем, рожденным от божества), но и «на расстоянии» почувствовать раскаяние беглеца в своем поступке и обратиться к нему со словами милосердия и призывом вернуться на родину. В самом же начале «Рассказа Синухета» мы видим яркое и емкое описание посмертной судьбы почившего Аменемхета I, не оставляющее сомнения в том, что вечная жизнь в мире богов обеспечена ему не только независимо от оценки его дел на суде Осириса, но и вообще совершенно иным способом: «Он был восхищен на небо и соединился с солнечным диском, божественная плоть слилась с тем, кто ее сотворил».

По существу, именно с начала XII династии египетские литераторы утрачивают (или оказываются вынуждены утратить) интерес к теме царской власти, не оставлявший их на протяжении I Переходного периода: посвященные царям XIX в. до н. э. хвалебные тексты как раз довольно невыразительны в чисто литературном отношении (в частности, надпись Схетепибра с характерной моралью: «Царь — это пища»).

Подлинные литературные шедевры этого времени посвящены до странности отвлеченным от проблем насущной жизни сюжетам: поведению рядового человека, не сведущего в тонкостях ритуала, при встрече с неведомым божеством («Сказка о пастухе и богине»); описанию необычайного, исполненного всяческого изобилия острова с единственным обитателем — змеем, грозным на вид, но обнаруживающим в себе качество бога, благожелательного к людям независимо от совершения в его пользу ритуала («Сказка о потерпевшем кораблекрушение»); диалогу отчаявшегося человека, стоящего на грани самоубийства, с собственным разумом, персонифицированном в его ба (так называемая «Беседа разочарованного со своей душой»).

При взгляде на эти произведения может сложиться впечатление, что их авторы, отказавшись от обсуждения социально-политических проблем своего времени, перешли к своего рода экспериментированию с фундаментальными категориями, в которых египтяне осмысливали свое собственное место в мире и возможность своего взаимодействия с божествами. Даже произведение, в котором обсуждаются внутренние неустройства египетского государства около начала XIX в. до н. э., — «Беседа жреца Хахеперрасенеба Онху со своим сердцем» — построено в уже известной нам форме диалога человека с собственным разумом, воплощенным на этот раз в сердце (для египтян — орган мышления).

Важнейшим памятником египетской религии Среднего царства, связанным с загробной судьбой людей, но, по существу, значительно шире отражающим представления этого времени о божестве, остаются «Тексты саркофагов», традиция записи которых не прерывается с I Переходного периода. Вместе с тем, как только ситуация в Египте в начале Среднего царства стабилизируется, а в руках представителей знати (прежде всего правителей номов) появляется достаточно свободных средств, они возвращаются к попыткам обеспечить свое посмертное благополучие без обращения к божествам, путем конструирования в своих гробницах «миров-двойников». От эпохи Среднего царства наиболее известен комплекс скальных гробниц правителей Бени-Хасана в Среднем Египте, создававшийся с конца XXI по XIX в. до н. э. При этом изменяются чисто художественные средства оформления этих гробниц: если в эпоху Древнего царства создающие «мир-двойник» изображения представляли собой рельефы, лишь иногда раскрашенные, то теперь гробницы оформляются в основном росписями.