Оформленные таким образом наземные помещения гробницы превращались в местопребывание «двойника» умершего, причем изображения на стенах всевозможного богатства обретали для него реальное существование опять же при условии, что они представали его взору. Сообразно этому «двойник» усопшего и изображался созерцающим совершение различных работ в своем хозяйстве (также «двойниками» работников!), а особый бог Осирис (егип. Исет-ирет — букв, «место глаза», т. е. зрение) делал это созерцание непрерывным, поддерживая для усопшего в гробнице постоянный свет (исходя из этого, становится понятным и назначение косметических палеток в самых ранних египетских погребениях). Помимо зрения, «двойник» усопшего наделен и способностью слышать и, соответственно, пользоваться всеми жертвенными дарами, приносимыми ему согласно соответствующей формуле царем и божеством.

Таким образом, в гробнице при помощи изображений и надписей (по большей части неразрывных с ними) конструировался особый «мир-двойник», не слишком большой (ограниченный рамками изображаемого рельефами вельможного хозяйства), замкнутый на себя и целиком и полностью ориентированный на обеспечение стабильного и благополучного существования усопшего. Факты реальной биографии усопшего не отражаются на стенах гробницы как потому, что не имеют отношения к реализации этой задачи, так и потому, что изобразить их означает заставить «двойника» постоянно переживать соответствующие эпизоды в своем посмертном существовании (что едва ли способно принести человеку радость, будь они даже необычайно приятными). Изображения богов также исключаются из оформления гробницы, так как займи они в нем некое место, им немедленно окажутся переадресованы от усопшего все заупокойные жертвоприношения, а также потому, что для поддержания существования «мира-двойника» они (за исключением Осириса и Анубиса на их очень четко определенных, конкретных местах) попросту не нужны. Единственное, что для этого требовалось, это постоянное поддержание гробницы в порядке.

Современному человеку трудно представить себе вполне, какое значение само осознание такой возможности победы над смертью (причем при чисто вспомогательном участии богов, прежде всего силами самих людей!) должно было иметь для становления принципиального мировоззренческого оптимизма египтян в эпоху Древнего царства. Было ли, однако, посмертное существование совершенно недоступно для того большинства обитателей Египта, которые попросту не имели средств для сооружения гробницы? По-видимому, нет, так как даже в вельможеской гробнице, помимо «двойника», пребывала еще одна сущность усопшего — ба (букв. «сила»). Ее местопребыванием служила, очевидно, погребальная камера и, соответственно, существование ба было тесно связано с сохранением тела при помощи мумификации. При этом посмертное существование ба протекает в мире, где действуют силы богов и куда, в таком случае, было бы неосторожно напрямую вторгаться людям, поэтому погребальные камеры Древнего царства и лишены, по возможности, рукотворных изображений. Обеспечив сохранение своего тела (а самые простые способы мумификации были по средствам практически любой египетской семье), человек, судя по всему, мог положиться на дальнейшую милость божества уже в рамках неких представлений, сформировавшихся к началу Древнего царства. А уже в конце III тысячелетия до н. э. люди связывают свои посмертные упования с божеством, первым пережившим чудо посмертного воскрешения, — Осирисом.

Как уже сказано, в представлении египтян о том, что возможно добиться продолжения жизни человека после смерти при помощи конструирования для него в его гробнице особого «мира-двойника», проявился очень сильный оптимистический настрой их мировоззрения. Однако о том же настрое свидетельствуют и надежды на обретение при содействии богов посмертного существования — причем не прозябания в мире вечной тьмы и лишений, а жизни, по крайней мере, не хуже земной. По существу, благое посмертное существование, каким бы способом оно ни было обеспечено человеку, оказывается одной из наиболее важных черт мира, превосходно приспособленного богами к нуждам обитателей долины Нила, занятых служением этим богам. Подобная уверенность в благости богов по отношению к египтянам (а в принципе и к остальным народам мира) резко отличала их религию и мировоззрение от систем представлений практически всех остальных народов ранней древности и стала, по-видимому, естественным следствием истории Древнего царства, не омраченной, как мы уже говорили, практически ничем в течение примерно полутысячелетия.

Посмертное бытие египетского царя (обозначение «фараон» входит в употребление гораздо позже), естественным образом, при сакрализации его власти и личности, отличалось от судьбы обычных смертных. Его пирамидальная гробница считалась местом, с которого он (по-видимому, его ба, тесно связанное с именем, принятым в честь бога солнца Ра) поднимался к небу, становился богом в полном смысле этого слова и занимал место среди себе подобных. До определенного времени набор обеспечивавших эту посмертную судьбу ритуальных формул (весьма разнородных и в ряде аспектов противоречащих одна другой) бытовал в устной передаче: при последнем царе V династии Унасе они впервые были преданы письменной фиксации на внутренних стенах его пирамиды. К настоящему времени известно около десятка списков «Текстов пирамид» из гробниц царей (а также некоторых цариц) конца III тысячелетия до н. э. Этот ритуальный комплекс является из доступных нам самым ранним древнеегипетским письменным источником религиозного содержания, хотя ко времени его кодификации египетская религия уже прошла длительную эволюцию.

«Тексты пирамид» были обнаружены в царских гробницах еще в конце XIX в.: их первым исследователем стал преемник О. Мариетта во главе Службы древностей Египта Г. Масперо, а нормативное их издание, использующееся до сих пор, было подготовлено в первые десятилетия XX в. К. Зете. Ряд неизвестных ранее списков этого комплекса, в частности в гробницах цариц, был обнаружен уже в XX в. Г. Жекье. В отечественной историографии связь «Текстов пирамид» с царским заупокойным ритуалом была обоснована в конце 40-х годов прошлого века М. Э. Матье.

По-видимому, в начале III тысячелетия до н. э. религиозные представления и мифология древних египтян были еще чрезвычайно далеки от оформления в единую и последовательную систему. Вместе с тем уже в додинастическое время в Тинисе и Иераконполе возвышается государственный культ бога неба и пребывающего в нем солнечного диска Хора, который после объединения страны становится общеегипетским. В ходе противостояния Нижнего и Верхнего Египта в конце правления II династии приобретает актуальность мифологема борьбы двух олицетворявших эти части страны богов — Хора и Сета — с последующим их примирением при участии гелиопольского бога Геба.

При Хуфу вводится новый государственный общеегипетский культ бога солнца Ра: в связанной с ним системе представлений Хор занимает место сына Ра, сохраняя свой образ солнца, вознесенного на распростертые крылья, символизирующие небо (впервые он получает фиксацию еще на рисунке гребня царя I династии Джета). Но при этом он приобретает также ипостась защитника своего отца от всевозможных врагов. Формированию этой трактовки содействовала мифологема борьбы Хора и Сета; в этом качестве «крылатое солнце» Хор почитается, в частности, в верхнеегипетском городе Эдфу (егип. Бехдет) вплоть до греко-римского времени, когда его борьба с врагами Ра отразилась в целом комплексе местных храмовых текстов. После перехода власти от IV к V династии культ Ра, отождествленного с Атумом, почитаемым в Гелиополе, приобретает прочную опору в этом храмовом центре.

Вокруг образа Ра-Атума формируется целая система связей между ведущими божествами египетского пантеона, которая реализовалась в представлении об Эннеаде — «Девятке» богов. Упоминания Эннеады в контексте культа Ра мы видим в Гелиополе на «Палермском камне» уже при V династии: она включала себя самого Ра — бога-творца мира и порожденные им поколения богов — Шу и Тефнут, их детей Геба (исконного гелиопольского бога земли) и Нут (богиню неба, в исконных гелиопольских представлениях рождавшую каждый день солнце), а также и детей последних — Осириса и Исиду, Сета и Нефтиду. Образ Осириса уже в «Текстах пирамид» оказывается комплексным: бог, первоначально, как мы видели, обеспечивавший негасимый свет пребывающему в гробнице усопшему, каким-то образом сливается с качествами одного из божеств Дельты Анджети (умершего и прошедшего физическое воскрешение), абидосского бога Хентииментиу («Первого [среди] западных», т. е. правителя загробного мира), и, вероятно, бога мумификации Анубиса. Рядом с идеей посмертного обожествления царя в «Текстах пирамид» мы видим сопоставление его, усопшего и возрожденного к новой жизни, с Осирисом, а его сына, обеспечивающего совершение заупокойного ритуала, с Хором.