С этими мыслями я подобрал маленький нож, ещё раз согнул ноги и с некоторым трудом разрезал верёвку, при этом пару раз зверски уколов сам себя сквозь штаны. Верёвка, слава Предку, была не магической, вполне себе легко спала, что позволило мне плавно выпасть вперёд с тюка мешков. Отлично послуживший мне маленький нож убрал на его место в ремень.

На мешки меня положили, когда отплывали, чтобы у Олега не возникало вопросов.

А они были бы, потому что торговец не распродал товар, отплыл всё ещё груженый всякой всячиной.

Покачиваясь от усталости и того, что всё ещё не пришёл в себя, обулся в туфли и по возможности беззвучно прошёл к люку на палубу и даже потрогал, открыт ли он.

Заперто.

На пробу активировал иллюзию и… Ничего не произошло. Выходит, хитрые наручники, вероятно, блокируют магию. И это скорее всего круто, когда «вяжут» дворянина, который привык на неё полагаться, это должно прямо-таки сбивать с толку. Но я-то всю дорогу живу без магии и даже теперь пользуюсь ей достаточно редко. Да и к чему она адвокату и послу?

На пробу подёргал наручники. На левой руке закрыты плотно, даже неприятно как плотно. Однако литая форма охватывающей части далеко не анатомична. На правом запястье охватывает не настолько впритык, при попытке снять упирается о кисть, в особенности о подушечку большого пальца.

Осторожно прошёлся и при скупом свете из узких иллюминаторов стал изучать содержимое трюма, в том числе при необходимости вскрывая его ножом, покинувшим своё место в ремне. Не думаю, что с меня смогут вычесть за порчу упаковки, пусть при этом учитывают, что я покинул судно до пункта назначения.

Случайные товары, как правило — недорогие и самого низкого качества. Грубые ткани, нити, верёвки, запертый ящик с инструментами, какая-то крупа, от которой явственно попахивало плесенью, сушеные грибы, мешочки с солью.

Среди прочего стояла кадка, вскрыв крышку которой, я обнаружил дурновато пахнущее растительное масло.

Хм. А что, если так?

Я окунул обе руки (нимало не заботясь о сохранности пиджака) в масло, глубоко утопив наручники, вынул и попытался их снять. Металл вроде бы скользил, но не давался.

Я сел, подогнул ноги и упёрся в наручник на правой руке обоими ногами, по возможности охватывая его и с силой оттолкнул.

По руке пошла боль, потому что металл вдавил сустав, травмируя его, однако всё-таки проскользнул вверх, освобождая руку.

Отдышавшись, я попытался проделать то же самое с левой рукой и так же испытал боль, однако в этот раз безуспешно.

Провозившись несколько минут, я решил, что ничего не выйдет, и вернулся к исследованию трюма.

Иллюминаторы были узкими, к тому же задраены так, что их не открыть. Зато в торце трюма была вентиляционная решётка из деревянных полосок, со стороны которой раздавался мерный гул. То есть, скорее всего там моторный отсек. Всё же самоходная баржа — это не настоящая тюрьма, инквизиторы лишь использовали её ситуативно. Да и опыта в конвое у них, не считая антимагических наручников, нет.

Поддеть решётку своим мелким ножичком мне не удалось. Не беда, я видел в трюме ящик с инструментами.

Ящик оказался заперт на ключ, однако на стене, на стенде висел небольшой пожарный топор. Ну, то есть топор был откровенно не пожарным, а обычным хозяйственным с чуть изогнутой ручкой и округлым силуэтом лезвия. Однако его повесили на пожарный щит — назначив специнструментом.

Подхватив топор, я вернулся к решётке и без особого труда (труднее было не шуметь) снял её и решительно нырнул во тьму моторного отсека.

Если в трюме было темновато, то тут стояла кромешная темень, и гул от мерной работы дизеля. Свет шёл только от противоположной части помещения, со стороны узкой и низкой лестницы, где был полуоткрытый люк.

Дизель был стар и при работе распространял некоторый неприятного запаха дым. Чтобы решить эту проблему, судовладелец проветривал помещение. Ну, так я решил, когда высунулся из этого люка. Для начала, всё ещё лёжа на лестнице, я привыкал к яркому свету.

День не был солнечным, над головой висели плотные грозовые тучи, дул порывистый ветер. Люк был в задней части палубы, практически на корме и палуба от меня была скрыта приплюснутой надстройкой. Однако спиной ко мне сидел и курил длинную трубку какой-то одетый в дерюгу мужичок. И пока я раздумывал, стоит ли рискнуть и проползти за его спиной, чтобы сигануть за борт, его кто-то окликнул, он поправил трубку, легко встал с груды промасленных канатов, которую использовал как диванчик и отошёл.

Одновременно со стороны трюма послышался шум, что-то с грохотом упало.

Есть такой принцип — принцип стрелка.

Он означает что, когда у тебя «в моменте» сложились условия: поправка на ветер, дальность, мишень встала в полный рост — надо стрелять. Нельзя ждать или раздумывать. Потому что через секунду ситуация изменится, ветер, препятствие появится и всё…

Я этот принцип знал по судебной работе, это распространяется и туда. Поэтому я не стал ждать. Опираясь на руку без топора, вылез на палубу и, сунув топор за пояс, на четвереньках и не вставая, сделал пару шагов, опёрся плечом о борт и кувыркнулся в неизвестность.

Эта самая неизвестность оказалась очень мокрой и немного холодной, так что я чуть не хлебнул воды. А ещё тут было глубоко, так что мой пиджак стал тянуть меня на дно. Однако! Широко расставив руки, делая уверенные движения, словно был пловцом (не для того я выбрался, чтобы утонуть) я поднялся на поверхность и крутанул головой.

Неторопливо гудя мотором, от меня удалялась баржа с названием Б-209 «Байчук», что бы это ни означало. Я же, загребая руками, на одной из которых болтались и мешали мне массивные наручники, направился к берегу.

Берег совсем не напоминал пляж, это были скорее круто поднимающиеся камни, из которых к берегу иногда тянулись ветви и корни. Тем не менее, я нашёл сравнительно спокойный изгиб, где, цепляясь всё за эти же камни и корни, выбрался вверх.

Присев на камушек и свернувшись калачиком, я дрожал от холода, однако глядя на баржу, тихонечко пропел:

— За длинный стол усади друзей.

И песню громко запой,

И чтоб от зависти сдохнуть ей,

Когда ты вернёшься домой.

Дальше свой концерт я продолжать не стал. Сполз с камня и вломился в кусты, чтобы направиться в лес.

Шёл я по возможности быстро, двигая по какой-то тропе, над которой низко свисали ветви. Слишком низко, чтобы эту тропу протоптали люди. Я отклонял их топором, стараясь уйти от реки как можно дальше.

В какой-то момент я понял, что навигатор из меня (а изначально это слово обозначает всё-таки человека, а не устройство) так себе. Фактически из-за рельефа я шёл вдоль реки по течению. Более того, теперь тропа стала даже немного комфортнее, я вышел на пригорок, где обнаружил что-то вроде грубоватого домика.

Я подкрался к нему и… Понял, что ничего не понял. Домик из грубых досок и брёвен. Но в нём явно не живут. Грубая дверь заперта на веревочку, распутав которую я заглянул, чтобы обнаружить единственную комнату с двумя деревянными лежанками, нагромождением камней и глины справа и столом, к которому прилагалась лавка.

Людей тут, во всяком случае в последнее время, не было.

Сквозь широкие смотровые щели в стене отлично просматривалась река. А вот на реке было уже то, что мне не понравилось. Там была баржа, одна и со стороны вся из себя такая обыкновенная, но только она не двигалась.

Судну положено идти, а не торчать посреди реки, если оно не пришвартовано, конечно. А если оно не движется, значит что-то или кто-то этому мешает. Например, героические мастера пыток и костров обнаружили, что я нагло свинтил, отказавшись от их межгосударственного круиза, не уведомив поставщика услуг об изменившихся обстоятельствах. Могло такое быть?

И теперь этот своеобразный туроператор ищет меня, чтобы вернуть в свой «ол инклюзив». А раз так, то мне никак нельзя отираться в домике без жителей.

Ещё раз осмотрел убранство домика. Может быть, тут положено останавливаться охотникам или рыбакам?