Голос её взвился на всхлипе.

— М-да…

— У-и-и… — заскулила девушка, закрыв лицо руками и вспоминая жареного Сережу.

— Ну не надо мокрых дел… Хорошо, Зина. Я поговорю с Тулушем, но убрать его не могу. Он своеобразный, но добрый, вы привыкнете.

Почему-то я стал нахваливать Тулуша, хотя нужно было девушку жалеть. Но мне было жутко смешно и пришлось давиться бесшумным хохотом в кулак.

— Пойдем, отвезу на работу, а заодно и проверю, как там мой подчиненный.

— Лучше арестуйте его за убийство! Сережу я ему не прощу! — выставила та тонкую ручку.

— Послушай, Зина… У тебя есть парень?

— Что?

— Ну-у, жених имеется?

У журналистки даже слёзы высохли от удивления.

— Нет, а при чем тут это?

— Тебе бы настоящего Сережу завести — и вмиг птицу забудешь, — подмигнул я.

— Не думала, что в милиции такие бессердечные работают, — она резко отвернулась, но в машине это сделать было особенно-то некуда.

— Да ладно тебе… В милиции нормальные работают, просто ты слишком чувствительная. Как ты еще журналисткой работаешь? У тебя профессиональной бронИ совсем нет.

— Вы думаете, что журналисты не способны сопереживать? Вы думаете, мы — как вы?

— Оставить слезки… — прекратил я ненужный спор. — И вообще, Зина, надо предупреждать, что в городе летают твои личные голуби. Тулуш — сибиряк, а там вся живность в пищу идет.

— Фу! Как это мерзко!

— Почему? Что именно? — спросил я и завел машину. Тронулись.

— Есть бедных зверушек.

— Ну ты же ешь говядину? А ее Зорькой звали. Или свинину, а хрюшку, возможно, Борькой кличут.

— У них есть имена? — неподдельно удивилась журналистка.

— Конечно… Ты что, никогда не была в деревне?

— Ну так… наездами… — она опустила растерянный взгляд.

— Ясно. Мороженое будешь? Нервные потрясения нужно сладким заедать.

— Буду, — кивнула Зина, и я остановил возле киоска.

Взял себе и ей по эскимо. Ели на ходу. Когда подкатили к редакции, то я увидел интересную картину.

Тулуш сидел на скамейке и держал в руках веревочку. Та тянулась к перевернутому и приподнятому одним краем над землей тазику, который подпирала палка. Под тазиком — крупа, а веревочка привязана к палке. Если дернуть за нее, палка выскочит и таз накроет дичь, то есть — птаху, что прилетит на приманку.

— Что это он делает? — нахмурилась Зина, вылезая из «копейки».

— На муравьев охотится, — с серьезным видом проговорил я.

— На муравьев? — удивилась девушка, хорошо ещё, что она пока не поняла, что ловушка устроена на друзей Сережи. — Он их тоже ест?

— Нет, что ты… Просто обсасывает, у них попки кислые.

— Ну точно дикарь, — выдохнула журналистка и вспорхнула на крыльцо редакции.

А я подошел к Тулушу и сказал:

— Отставить охоту. Твоя задача — наладить оперативные позиции с местным населением, а не конфликтовать с ними, поедая их питомцев.

— Получка не дают, птичка вкусный, — улыбался Тулуш.

— И где ты их умудрился зажарить?

— Там кусты, ветки, — махнул рукой Тулуш на густо заросший палисадник. — Хочешь птичка?

— Нет. Вот тебе двадцать пять рублей до получки, купишь себе нормальной еды, а птиц не трогать. Это приказ. Понял?

— Спасибо, Саныча! А где у вас нормальная еда продается? Куй-куй хочу сделать.

Я даже не стал спрашивать, что за куй-куй, потому что скоро и у меня обед, не хотелось портить себе аппетит. Оставил Тулуша на скамейке, изъяв у него оборудование — тазик и веревку. Положил все в багажник и велел следить в оба.

— Ящерица не проскочит, — заверил он. — Я тут одного подозрительного задержал. Большой мужчинка, рыжий, усатый. Сразу видно, что хитрый и нечестный. Уронил его, связал его же ремнем. А он кричал. Громко ругался. Чукчей обзывался. Нехороший человек. А еще пиджак носит.

Насколько я знаю, Сафрон не рыжий. Но все равно насторожился.

— И где задержанный? — спросил я. — Надеюсь, ты его не съел?

— Мы людей не есть, только уши резать.

— Ты ему ничего не отрезал?

— Нет… — замотал головой Тулуш. — Выскочил редактор. Велел отпустить рыжий человек. Сказал, что знает его, и что он в редакцию по делам шел. Сказал, что это председателя исполкома.

— Чего⁈ Ты Эрика Робертовича на землю уложил и связал? — ахнул я.

— Да, да, — закивал Тулуш. — Эрика, Эрика. Так его имя. Сказал, что тебе будет звонить, жаловаться. Плохой человек. Надо было уши резать, как мои предки.

Я больше не стал спорить, зато был спокоен — ведь действительно ни одна мышь ушастая не проскочит. Редактор надежно охраняется.

Я вошел внутрь и направился в кабинет главного редактора.

— Александр Александрович! — воскликнул тот, поторопился встать и пожать руку. — Вы за своим сотрудником? Заберете его?

— А что, уже надоел?

— Ну, как вам сказать?.. — Артищев понизил голос и проговорил тихо. — С одной стороны, он нас от напасти избавил. От Сережи и этой стаи несносных голубей. Они же все крыльцо и подоконники загадили. Еще и соседи жалуются, что все цветы им в палисадниках поклевали. Зина прикормила дармоедов, а Тулуш Балданович их того… Ощипал, простите…

— Так он, получается, молодец?

— В этом плане — да, только вы Зине не говорите, что я его хвалил за голубей. А вот есть еще казусы… Он везде за мной ходит. Я так не привык, я чувствую себя пленником. Ну или маленьким мальчиком под присмотром. Понимаете?

— Ничего, ради безопасности и потерпеть немножко можно.

Тут уж я не готов был ни на какие переговоры и компромиссы.

— Немножко? Да, но он и на обед со мной ходит. И не просто ходит… Вот. Послушайте, я обедаю в столовой, а он сидит рядом и ничего не покупает, смотрит мне в тарелку голодными глазами, а у меня кусок в горло не лезет. Говорит, все деньги отослал родне. Не на что обед купить. Ну, я и угостил его по незнанию. Сказал, бери, что хочешь, я заплачу. Он съел три тарелки борща и два вторых. Выпил четыре компота. И так уже два раза… Зарплаты у нас небольшие, сами понимаете, что я не могу кормить всю милицию.

— Понял вас, Захар Елизарович, во избежание недоразумений прикармливать никого категорически не советую, ни голубей, ни Тулуша. Он остается с вами еще на неопределенно долгое время.

— Вы, значит, не нашли того, кто вломился в редакцию? — обреченно вздохнул Артищев.

— Ищем… А вы больше ничего не вспомнили об этом вашем Силантии?

— Нет… Только имя и помню…

— Это он? — я положил фотокарточку на стол. — Жорич Силантий Прокопьевич, работник мясокомбината, кладовщик. По возрасту почти ваш ровесник, чуть старше.

Снимок мне удалось раздобыть через Нурика. Тот, конечно, вовсе не к директору пошёл — стянул его с доски почета предприятия, где висел портрет подозреваемого. Жорич числился у администрации на хорошем счету. Еще бы — Воблин любовник.

— Он! Это он… — вздрогнув и проглотив комок, выдавил главред. — Точно он… Даже не изменился почти, только поседел немного. Ну и морщин стало больше. Будто сам дьявол — не стареет с годами.

— Хорошо… Мои люди за ним наблюдают, все под контролем, Захар Елизарович. Держитесь Тулуша, и все будет в порядке…

— Но почему вы не арестуете этого Жорича? — воскликнул редактор. — Если мы знаем, что это он? Прямо сегодня! Прямо сейчас!

— Мы проверяем его биографию. Это не так быстро — запросы, архивы. И многое утеряно. А пока — ваше слово против его слова. Для таких серьезных обвинений этого недостаточно. Но я добуду доказательства. Обязательно добуду. До свидания…

— До свидания, Александр Александрович, — поникшим голосом отозвался главред.

Как он еще журналистом на передовой был, если всего боится и так легко впадает в апатию?

Я вышел на крыльцо, Зина тоже была на улице и сидела на одной лавочке с Тулушем. Они о чем-то разговаривали и, похоже, совсем не ругались. Ну вот и хорошо… Контакт у них налаживается. Главное, чтобы голуби не прилетели.

Проходя мимо молодежи, я услышал, как Зина спросила Тулуша: