Огонь разогнал мрак. В пустой комнате, в дальнем углу, лежал окровавленный труп в робе с несколькими дырками от пуль в груди и животе. Вторая моя попытка достать его, выходит, оказалась очень удачной. Я безошибочно определил направление, куда нужно палить, по источнику звука и убил гада.

Тулуш зажег свечку на столе от своего факела, затем вторую, что стояла на подоконнике. Стало светлее.

— Выходите! — крикнул я в шторки, которые отгораживали комнаты. — Бандиты обезврежены! Мы из милиции, вам больше нечего бояться!

Из комнаты вышла бледная хозяйка. Увидев труп на полу, она лишь яростно сжала кулаки, будто сама хотела растерзать его. Подошла к телу и плюнула.

— Все хорошо, — взял я хозяйку за плечи, увидев, что её шатнуло, и усадил на самодельный табурет.

Женщина не выдержала и зарыдала. А на улице вдруг прогремел выстрел. Мы с Тулушем выскочили из дома. Я выхватил у него ружье, так как наган был пустой.

Но так и встал на крыльце ошарашенный. Бандит, которого связал Тулуш, лежал с простреленным затылком не там, где я его оставил и куда сразу метнулся взгляд — чуть дальше. На том месте лишь валялся его ремень.

Возле ремня стояла Вера с обрезом в руках.

— Он хотел убежать, — пожала она плечами и виновато посмотрела на нас.

— Как же он освободился? — удивился я.

— Не знаю, я сама не поняла, — говорила она это спокойно, будто в мишень на учениях попала, а не в человека.

— Да уж… Но это хорошо, что ты не испугалась, туда ему и дорога… Кхм.

— Все произошло так быстро… Я просто не успела испугаться, — выдавила улыбку девушка.

— Угу, — я оценивающе посмотрел на валявшийся труп, на Веру, на расстояние между ними. — А ты хорошо стреляешь. Один выстрел — и в яблочко. Вернее, в затылок.

— Повезло, — пожала плечами Вера.

И сразу показалось, что она как-то немного неуклюже держит обрез, будто боится его и совсем не привычна к оружию.

А потом и вовсе швырнула его на землю и даже по-женски ойкнула.

А я повернулся к Тулушу:

— Получается, хреново ты, братец, урку связал.

— Тулуш хорошо вяжет, — покачал тот головой и сверкнул глазами. — Кто-то его развязать.

— Кто? Тут никого кроме нас нет. Ну, бывает, в темноте напутал что-то.

— Нет, — упрямо мотал головой Тулуш. — Хорошо петля был.

— Да без разницы теперь. Главное, что никто не пострадал из нас и гражданских. Если не считать вчерашних потерь.

Под вчерашними потерями я подразумевал хозяина дома. Как мы и предполагали, бандиты захватили дом и убили его хозяина — отца женщины с ребенком. Ребенок — восьмилетний пацан Севка, внук погибшего, остался невредим.

Они с матерью долго обнимались и лили слезы, не переставая благодарить нас.

Мы с Тулушем вытащили труп бандита на улицу, а затем спустились в подпол. Именно туда бандиты спрятали тело хозяина с огнестрельной раной. Повозиться пришлось изрядно, мужик он оказался здоровый, тяжелый. Долго мы его вытаскивали, обвязав веревкой.

Погибшего уложили в избе и накрыли простыней. От выстрелов деревенька, конечно, проснулась, а когда всё стихло, набежали местные жители поддержать потерпевшую и сынка.

— Где четвертый? — спросила Вера.

— Ты сама слышала, что он ушел, — ответил я. — Кинул своих.

Она сощурилась.

— Он был у них главный… Нужно найти его.

— Где его искать? — я широким жестом показал на простирающиеся леса и реку. — Никакой зацепки. Можно было бы поспрашивать задержанного, но ты ведь его пристрелила.

Мы отошли в сторонку.

— Он пытался сбежать, — твердила Вера, как какое-то заклинание.

— Странно, — я смотрел на девушку, пытаясь угадать ее мысли и эмоции, но Вера была сейчас для меня как учебник по квантовой физике на вьетнамском языке. — А почему он не попытался завладеть для начала обрезом? А сразу побежал?

— Не знаю…

— Может, потому, что обрез у тебя уже был в руках?

— Я не помню Саша, все как в тумане. Возможно, я оружие подобрала с земли.

— И возможно, ты и развязала руки задержанному и сказала бежать. Так?

— Нет… Зачем?

— Вот со школы еще помню, когда ты врешь, Соколова, а когда правду говоришь, — слукавил я. — Даже если ты его специально пристрелила, не волнуйся, на меня можешь положиться. Я твою тайну не выдам. Но только при одном условии — если ты мне, наконец, расскажешь, что, черт возьми, здесь происходит⁈ Кто эти урки, какого хрена они поперлись в Зарыбинск и почему у тебя такое рвение их обезвредить? Ну? Я жду ответов…

Говорить я старался тихо, но решительно. Вера постояла, подумала, пожевала губу, а потом шепотом проговорила:

— Обещай, что это останется между нами, Саша.

— Хорошо, только если это никому не вредит…

— Тот, который сбежал… Его имя Сафрон Грицук. Сорок лет, особо опасный рецидивист и убийца.

— И тебя послали его поймать?

— Не совсем так… Меня послали помочь ему сбежать.

— Че-го⁈ — протянул я. — Не понял…

Челюсть моя отпала, я так и остался стоять с открытым ртом. И еле выговорил ещё один вопрос:

— Ты вообще кто?

— Я тоже сотрудник государственных органов, Саша. Не беспокойся, я на твоей стороне и на стороне советского народа и государства. Мы специально выпустили Грицука. Точнее, позволили ему сбежать.

— Так вот почему его никто не искал толком, и наш ГОВД не поднимали в ружье, — догадался я.

— Именно, — серьёзно и не спеша кивнула Вера. — Мероприятие было согласовано на самом высоком уровне. Знали о нем лишь имевшие соответствующий допуск. Для всех остальных — это был обычный побег зэков. Даже показательно наказали якобы виновных сотрудников колонии. Их уволили. Потом, конечно, восстановят, но позже…

— Жестко…

— Но так бывает надо, Саша. Нужно было, чтобы Грицук непременно оказался на свободе, но никто не предполагал, что сбежит он не один, а сможет провернуть все так, что прихватит с собой еще троих отморозков.

— И вот этих троих мы убрали, — кивал я. — Одного Кулебякин снял, второго я расстрелял, а третьего, выходит, ты пришила… Ха! Получается, мы с шефом на тебя работаем, Вера Андреевна?

Я посмотрел на неё с усмешкой. Ну какова!

— Саша, не время для шуток… Ты просто дослушай. Пару месяцев назад нам удалось перехватить на зоне послание Грицуку. Некто по прозвищу Святоша написал ему, что поможет организовать побег. И что ему нужно следовать в Зарыбинск.

— Зачем?

— Вот это самое интересное. У вас… тут городок небольшой, что делать вору и убийце такого масштаба, как Сафрон Грицук, в Зарыбинске?

Я развёл руками.

— Тоже не представляю… Город у нас тихий, особенно после того, как банду карманников изловили, Пистона да Чудинова, серийника, на чистую воду вывели. Тишь да благодать теперь…

— Не совсем тишь, не совсем благодать, некоторые преступления вы не видите…

— Как это?

Мне ужасно хотелось спорить — это что, она намекает, что мы плохо работаем? Но умнее было выслушать, и я слушал.

— Ну вот смотри… Тринадцатого августа был случай хулиганства на площади, повредили памятник воинам героям Великой Отечественной войны.

— Ну и…? Как это — не видим? — не выдержал я. — Работаем мы, Соколова, работаем. Памятник потерпит, ты же видишь, я тут вообще-то маленько занят был, людей спасал. И при чем тут это хулиганство, вообще?

— А при том, что совершено оно тринадцатого августа. В день рождения нацистского палача, служившего в немецко-фашистском концентрационном лагере «Дулаг — 142» на Брянщине, это в посёлке Урицкий, на оккупированной тогда территории.

— Ну и что? — хмурился я. — Обычное совпадение. Думаешь, тут последователи у палача есть? Ха! День рождения его так отмечают?

— Нет, Саша… Палач этот носил фамилию Грицук…

— Что? Ого… совсем как у нашего сбежавшего, — оживился я. — Вот в такие совпадения я не верю, да…

— А прозвище у него было — Святоша…

— Чего? Он жив? ОН написал маляву зэку? Они, выходит, родственники?

— Сафрон Грицук — племянник этого Святоши. И, судя по всему, палач еще жив и окопался в Зарыбинске, только под чужими документами. Только беглый зэк-рецидивист может вывести нас на военного преступника, совершившего бесчисленное множество чудовищных деяний.