— Это у кого огрызок? — возмущенно пошатывался Петр Петрович.

— Не у меня точно! — парировал Виктор Степанович. — У меня-то длиннее ствол!

Пока мужики мерялись стволами, я заметил, как Казарян собирает консервные банки со стола. Но вовсе не для того, чтобы выбросить. Он отошел на край поляны и выставил их в ряд.

— Петр Петрович! Виктор Степанович! — окликнул он их. — Чего попусту спорить. Давайте на деле проверим, чей ствол лучше.

— У меня патронов нет, — вздохнул прокурор.

— Вот, — Артур подошел к спорящим и вытащил из кармана горсть патронов, протянув их прокурору. — Держите… Изъял как-то. Остановил транспортное средство, стал досматривать по ориентировке, а там боезапас для нагана.

— Так! А почему водителя не оформил? — вскинул осуждающе бровь прокурор.

Конечно, больше он возмущался не тому, что нарушен порядок, а тому, что он всего этого не знал.

— Да там старик, ветеран войны. Отпустил его, пальцем погрозил, а патроны забрал, чтобы больше казусов не было. Специально для вас приберег.

— Для меня? Откуда ты знаешь, что у меня наган нелегальный? — почти шепотом произнес прокурор.

— Да все знают, Виктор Степанович, — пожал плечами Артур. — Вы же каждый раз на шашлыки его берете и с Петра Петровича патроны требуете.

— Да? — чесал затылок прокурор. — Надо бы поаккуратнее быть, ага…

— Не бзди, Витя, — похлопал его по плечу начальник милиции. — У меня крыс в коллективе нет… Да и кто тебя посадит? Ха! Ты же прокурор! Ядрена петлица! Айда, проверим, у кого ствол лучше!

— Саша, — ко мне подошла Вера. — Забери у них оружие, пока они не перестреляли друг друга. Смотри, как их качает.

— Все под контролем, — заверил я. — Встану рядом и буду следить, чтобы только в сторону баночек стволы направляли.

Мне, признаться, самому хотелось увидеть знаменитый наган в деле. Пусть в немного пьяном и баночном, но все же в деле…

— На огневой рубеж становись! — скомандовал я.

И прокурор с начальником милиции нестройной парой потянулись на условную линию стрельбы.

— Заряжай! — продолжал я.

— Уже заряжено, Саш! — хмыкнул Кулебякин и пальнул, как Клинт Иствуд. Залихватски и с бедра.

Ну вылитый пьяный ковбой, а не майор советской милиции. Даже огромная серо-коричневая мятая панамка, которая была сейчас на нем, придавала некоторое сходство с персонажем Дикого запада.

Бах! Бах! Бах!

Естественно, из такого положения ни одна пуля даже рядом не прошла. Все мимо баночек пролетели.

— Ха-ха! Петрович! — трясся от смеха прокурор. — Ты что, ветром от выстрелов хотел банки сдуть? Ну кто так целится? Мушку для кого придумали?

— С мушкой любой дурак попадет, — ворчал шеф. — А ты так попробуй.

— Любой дурак? Ну, значит, я дурак.

Бах! Бах! Бах! — наган выплюнул три пули, и две из них четко отшвырнули банки, выбив в них аккуратные дырочки.

— Видал? — Виктор Степанович победно светился. — А ты так сумеешь? Сможешь? Как дурак-то? Ха!

Кулебякин насупился, поднял руку и прицелился. Уже по-настоящему, а не по-хулигански навел он пистолет на банки.

— Ну что резину тянешь, Петя? — подначивал прокурор. — Стреляй уже.

— Не трынди-ка под руку, Витя, — шипел Кулебякин.

— Стреляй! — гаркнул прокурор, чтобы окончательно сбить соперника.

И это у него получилось. Потому что Кулебякин дернулся. Бах! И пуля ушла куда-то совсем в сторону. В чащу.

— Вот ты мазила, Петрович! — торжествовал прокурор. — Или консервы жалеешь?

— А кто под руку орет? Да едрит ангидрид!

— Тише… — успокоил я соревнующихся. — Там кто-то кричал.

— Где? — уставились на меня оба стрелка.

— Там, — махнул я рукой на заросли.

Примерно в ту рощу, куда ушла пуля Кулебякина.

— Да нет там никого, показалось тебе, Морозов. Разве что кабан пробежал, хе!..

— Оружие уберите, — ровно и серьёзно произнёс я, — а я пойду проверю.

— Да, я тоже слышал, — таращился в заросли Казарян.

Остальной народ наблюдал за нами с некоторого отдаления и не слышал разговоров.

— И я слышала… — хмурилась Вера. — Петр Петрович, вы похоже, кого-то подстрелили.

— Да что вы лепите мне? Ядрена сивуха! Нет там никого! Эй, там кто-нибудь есть? — Петр Петрович картинно выставил ухо в сторону кустов, приложив к нему руку рупором, подождал и снова выкрикнул: — А может, нет никого⁈

Наверное, хотел добавить следующую строчку анекдота, про гранату, но я ему не дал.

— Товарищи высокие начальники, стволы убираем, — потвёрже распорядился я. — Пойду проверю, что там.

И направился к кустам. Однако участники «соревнований» не стали ждать, а любопытствующей толпой увязались за мной.

Я углубился в чащу, где подлесок скрывал все на высоте человеческого роста. И долго идти не пришлось. Я раздвинул заросли и увидел лежащего на траве человека. На виске аккуратная дырочка, и струйка крови стекает на шею и на землю. Незнакомец был худым мужиком потертой наружности, щеки у него впалые, сам, несмотря на лето, в ватнике и непонятных штанах. А на руках и пальцах — синева наколок. По ним я легко определил, что это субчик блатной и урка бывалый.

Вот только что он делал в лесу?

— Ё** твою мать! — схватился за голову Кулебякин. — Это я его хлопнул? Ох, беда, беда!

Прокурор, слегка побледневшая Вера и Казарян сочувственно смотрели на Кулебякина.

— Витя! — схватил тем временем за руку друга Петр Петрович. — Выручай, брат! Придумай что-нибудь! Ты же прокурор!

— Петя? Я что сделаю? — оскорбился тот. — Ты предлагаешь труп спрятать?

— Саныч! — переключился на меня шеф. — Зови своего индейца! Пусть пистолет возьмет и скажет, что он стрелял. Чукчам ничего не будет! Что с него взять⁈ А я — лицо города, как такой позор пережить?

С пьяну шефу на ум приходил какой-то бред.

— Петр Петрович, он не чукча.

— Все одно, в тундру сбежит, не найдут. Мы ему и денег дадим.

Я помотал головой.

— Он сибиряк, и никуда он бежать не будет. И вообще, не все так плохо. Вот, смотрите.

Я задрал одежду убитого, оголив пузо, там тоже был воровской «орнамент».

— Партаки? И что? — охал Кулебякин. — Сидевший. Дак какая разница, за них тоже дают столько же, сколько за настоящего человека! Ядрёна сивуха!

— А то, что одет он странно. Будто тут ночевал, в лесу. Сейчас август, ночи прохладные. А это значит что?

— Что? — Петр Петрович изо всех сил старался не сводить с меня слегка расфокусированный взгляд. — Не томи, Морозов, говори уже.

— Что он прячется. И находится, таким образом — вне закона.

— И можно стрелять по нему? — с надеждой вопрошал Кулебякин, явно прокручивая в голове законы и кодексы.

Несмотря на такое происшествие, было не похоже, чтобы он трезвел.

— Ну, тут надо личность установить. Если это беглый преступник, то скажем, что вы его увидели. Стали преследовать и при попытке скрыться — застрелили. Согласно законодательству мы вправе стрелять на поражение для пресечения побега из-под стражи лиц осужденных за тяжкое или особо тяжкое преступление. Сами это знаете.

— Фу-ух! Мама дорогая! — Кулебякин оглядел чащу, будто она могла ему подсказать, что делать дальше. — Хоть бы урка беглый был! Ну Морозов, ну голова! Вызывай группу, будем оформлять как задержание беглого преступника.

— У нас вся группа уже здесь, — я кивнул на следователя прокуратуры Веру и в сторону еще ничего не подозревающих коллег, среди которых скучал почти не пьющий криминалист Загоруйко, причём тот исправно щелкал народ на «Зенит». — И фотокамера с экспертом вон имеется.

— Погодите… — Вера без всякой брезгливости и страха всматривалась в лицо трупа. — А не тот ли это Бондаренко, что в соседней области сбежал из колонии?

— Какой такой Бондаренко? — нахмурился шеф, наконец, трезвея. — Не помню я такой ориентировки.

— Да, какой? — вопрошал прокурор. — Тоже не припоминаю такого случая.

— А он был, — задумчиво проговорила Вера… — Просто не афишировали. Чтобы народ не пугать лишний раз. Их несколько человек сбежало.