Пока я усиленно упражнялся, на беговой дорожке появился вдруг еще один человек. Девушка в белой, как молоко, футболке и синих коротких шортиках. Легкоатлетка? Не похоже, те в шиповках бегают, а эта в обычных кедах.

Мой взгляд почему-то сам примагнитился к ее загорелым ножкам. Не бежит, а плывет. Я уже поболтался на турнике, сделав несколько подтягиваний. Отдыхал, а тут красота по стадиону бегает. Снова пришлось «разминаться», и пустился я рысью по дорожке. Будто так и задумано, после турничка — пробежка.

Но тело не железное, и даже не деревянное, а обычное кинологическое. Свой лимит сил я изрядно уже потратил. Поэтому девчонку не догнал. Она явно не разминалась, а бежала резво и целенаправленно. Быстренько сделала три круга и так же испарилась в никуда, как и появилась. Ну и ладно… Ну и беги…

А у самого червячок засел — где я эту девушку раньше видел? Определенно видел… Но где и когда? Не так долго я здесь, чтобы забыть. Перебрал в мозгу всех, с кем столкнула меня судьба за эти три дня новой жизни — и вспомнил.

— Точно! — выкрикнул я вслух и хлопнул себя по лбу. — Это та, что на пляже локонами своими меня щекотала! Ангел в купальнике… Сразу видно, спортсменка, комсомолка и просто красавица. Если спортсменка, то обязательно придет еще на стадион. Еще встретимся. Вот и дополнительная мотивация появилась спортом тельце свое утруждать. Поделав растяжку, уставший, но довольный, я побрел в общагу. Нужно еще очередь в душ отстоять. Это хорошо ещё соседи не каждый день моются, так бы вообще утром беда была.

Помылся и побрился, позавтракал традиционно яичницей, которую сварганил Нурик, и направился на службу.

Даже не опоздал в этот раз на планерку, а перед ней успел Мухтара покормить. Кашу ему варили во дворе суточники еще с вечера на утро, в самодельной печурке, сваренной из трубы. Надо бы продумать его питание, всё-таки сытая собака — добрая собака, а раз мне от него никуда не деться, то так хоть проще будет с ним управляться. А пока что миску с кашей пришлось палкой в вольер проталкивать. Мухтар вовсе не пылал ко мне щенячьей любовью, ну да ладно, привыкнет, наверное. После процедуры кормления я направился на планерку в кабинет начальника.

Там оказалось, что на каждого свое определенное место, как у рабов на галере, каждый «привязан» к своему стулу. Мне достался один из пустующих стульев у самого носа начальника. Чем ближе к шефу, тем свободнее были сиденья. Никто не хотел сидеть и в упор слушать начальственные воспитательные выкрики. Да и слюна гневная могла долететь. Раз выбора нет, сел рядом с шефом.

По мне так, наоборот, чем ценнее сотрудник, тем ближе к боссу должен дислоцироваться. У ментов, наверное, все по-другому.

— Вчера, товарищи, у нас лейтенант Морозов отличился, — ни здрасьте, ни привет, начал планерку Кулебякин.

Я чуть напрягся, выискивая в его фразе сарказм, опять костерить меня будет?

Но нет, ошибся я. А шеф продолжил:

— Лейтенант Морозов раскрыл преступление по горячим следам, вернул похищенное, а потерпевший оказался — далеко не последний в городе человек.

— Разрешите, Петр Петрович? — вмешался инспектор уголовного розыска.

— Что хотел?

— Как это — раскрыл? Злоумышленники не найдены, темнуха получается… Пока подозреваемых не задержим.

— Трубецкой! — поморщился начальник. — Не мне тебя учить, как все это делается. Состряпай отказной, ядрёна сивуха. Эрик Робертович заявление забрал на радостях, имущество возвращено, заявитель доволен. Никому разбирательств не нужно дальнейших и бумагу марать незачем. А преступников этих потом прижучим, городок у нас небольшой, тихий, все друг друга знают. Тем более, у нас примета есть одного из них — железнодорожник он.

— Так, если у нас Морозов такой спец, может, и на происшествия его будем брать, Петр Петрович? — не унимался оперок. — Чего он штаны протирает и собаку простаивает. Уже месяц как должен след брать, а все контакты с псиной наводит, прикармливает. А работать — что, мы за него должны?

— Лейтенант! Ты еще меня учить будешь рабочий процесс организовывать?

— Виноват, Петр Петрович, — опустил взгляд Антошенька.

Так тебе, а то ишь ты, растявкался. Но начальник почесал лысину, покубатурил, крякнул и вдруг выдал:

— А действительно, Морозов! Сколько будешь казенное довольствие зазря проедать? Когда уже на преступления выезжать с приданной скотиной будешь?

— Не готов еще пёс к розыскной работе, — неожиданно для себя отчеканил я (где только слов таких понабрался, наверное, опять влияние предшественничка). — Период его адаптации считаю неоконченным.

— Адаптация — для слабаков, а у нас милиция. Это тебе не на почте работать… У нас, заметь, задача КПСС четкая поставлена — ликвидировать, понимаешь, преступность, устранить причины, ее порождающие. А ты мне — адаптация, акклиматизация… А ну как война завтра? Тоже скажешь — не готов? Вот кто ты, Морозов, скажи мне при людях!

— Хм… Известно кто, человек.

— Это понятно, а еще…

— Лейтенант милиции, — пожал я плечами (все-таки близко сидеть к майору чревато излишним вниманием с его стороны).

— И все? — кривил на меня седую бровь Кулебякин.

— Инспектор-кинолог Зарыбинского ГОВД, — подсказал шепотом чей-то женский голос, похожий на голос кадровички.

— Инспектор-кинолог, — выдал я очевидное

Вот уж не знал, что такие вещи нужно вслух проговаривать.

— Нет, Морозов! Ты не кинолог!

Начинается, сейчас тоже припомнит, что я следак по образованию. Но я ошибся, а начальник поднял указательный палец вверх, помахал им, будто грозил, и продолжал вещать:

— Ты, Морозов — проводник!

Тюремные пассатижи! Неужели догадался Кулебякин, что железнодорожник — это я? А шеф между тем продолжил.

— Ты проводник в жизнь законности и порядка, Морозов. Ты представитель поистине народной милиции. Государство тебя полномочиями наделило не для того, чтобы ты вольеры чистил. Наша задача — нещадно выявлять, пресекать и раскрывать! Понял, Морозов?

— Ага, проводник, понятно…

— Не ага, а так точно…

— Так точно, — молодцевато ответил я, лишь бы майор отвязался.

— Чему тебя только в школе милиции учили? В общем так, берешь Тузика и встаешь в дежурство сегодня. А Трубецкой за тобой приглядит и мне доложит, как там следы нюхаешь.

После этих слов начальника на тонких губах оперка зазмеилась улыбка. Ну-ну… Смейся, смейся. Хорошо смеётся тот, кто смеётся с зубами…

— Труп накаркаешь! — сетовал дежурный Баночкин. — Это самое… Зачем фуражку на стол положил?

Я задумчиво поправил головной убор, который уже подхватил и водрузил на голову, поморщил лоб и спросил:

— Ты чего, Семён? В приметы веришь?

— Это не примета, — многозначительно вскинул он вихры кивком головы без помощи рук. — Эх молодежь! Такого в школе милиции не расскажут и не покажут. Тут вам не там, а там вам не здесь. Все знают, что если фуражка на столе, это самое… То быть непременно трупу в дежурные сутки, как пить дать.

— Баночкин, — поморщился я, выходя из дежурки, — ты трупов боишься?

— А если криминальный? Сразу начнутся звонки из главка. Еще и шеф спросит за организацию раскрытия. Спросют-то с меня, где, скажут, товарищ Баночкин, у тебя наряды наружные были, когда человека убивали? А нет у нас нарядов! Раз-два и обчелся. Откуда я людей возьму? Один инспектор дорнадзора на весь город, и тот сегодня на выходном дрыхнет, потому что ночью Казаряна поднимали, а я все одно крайний буду! Скажут, что не привлек общественность и оперативные отряды дружины.

— А почему ты не привлек оперативные отряды дружины? — ухмыльнулся я.

— Морозов… Иди, это самое… в вольер! У них раций нет, мне им письма писать, что ли? Вышли на маршрут и всё, пропали.

Несмотря на то, что я кощунственно подержал свою фуражку на столе — трупа в эту дежурную смену не приключилось, а вот кражу заявили. Баночкин скомандовал общий сбор дежурной оперативно-следственной группе, в которую с сегодняшнего дня входил и я с Мухтаром.