Только Кудрявый не успел шмыгнуть в укрытие. Он не отличался прытью, по жизни был вальяжен, а при виде опасности просто спрятался в кустах сирени. Но Мухтар молодец, учуял его кудри-барашки. Ату его!

Пес развернулся и бросился прямиком к кусточкам. Гав-гав-гав — громыхал он на всю округу. Я даже видел, что из окна здания кто-то высунулся, по силуэту похожий на начальника.

Кудрявый не выдержал и сиганул прочь из кустов, но уперся в забор. Деревянный, кривой, но высокий и с колючей проволокой по верху. Еще несколько секунд и Мухтар его проглотит. Надеюсь, целиком, вместе с кобурой.

Но Кудрявый в этот момент тоже вспомнил про кобуру. Он опустил руку, выхватил пистолет и привычным движением снял с предохранителя. Следующий сухой щелчок означал, что он, передернув затвор, загнал патрон в ствол и готов палить. Вот блин… я, конечно, не жалую собак, но вовсе не хочу, чтоб псина из-за меня погибла.

Решение пришло спонтанно. Я подхватил обломок доски, которым подпирался вольер, и что есть силы швырнул в Кудрявого. Доска спланировала крайне удачно, благо оперок был недалеко от меня и с глазомером у меня оказался полный порядок. Инспектор угрозыска уже целился в животину. Вот, сука, мог бы и в воздух для начала пальнуть. Но, судя по его выпученным глазам и вставшим дыбом кудрям, он знатно перетрухал, и сейчас не думал, как должен думать мент. Насколько помню, задача любого мента, что СССР-ского милиционера, что послереформного полицейского — в ходе применения огнестрельного оружия причинять вред минимальный или стараться вообще его избежать, даже если перед тобой «кракен».

Доска прошуршала поверх сирени и заехала стрелку прямо в лоб. Бум! Тот свалился в траву подстреленным кабанчиком, выронив табельное. Мухтар прыгнул на врага, но, когда приземлился, тот лежал дохлой тушкой и не дергался — и это, очевидно, на дальнейшую борьбу не воодушевляло. Пёс деловито обнюхал тушку, оросил рядом с ней забор, съел кузнечика, протрусил в сторону и нырнул в какую-то лишь ему видимую дыру. Был пацан, нет пацана…

Между тем двери гаража распахнулись, и оттуда высыпали возмущенные служивые возрастов и званий разных.

— Ты пачэму, Морозов, псину выпустил? — возмущался «джигит» с внешностью Адлеровского торговца фруктами и носом какаду. Даже хохлится, что тот попугай, только сам весь черный, с головы до пят. На руках и груди из-под форменной рубашки шерстинки проглядывают. Горячий мужчина подкрепил свою фразу бурной жестикуляцией, я даже дуновение от его размахиваний почуял.

— Я только калитку приоткрыл, — невинно пожал я плечами, — а пёс ка-ак выскочит! Как выпрыгнет! Чуть меня не сшиб, чесслово, Артур Саркисович.

Оп… А откуда я знаю имя этого… этого инспектора ГАИ лейтенанта Казаряна? Ох… что ж, удачно. И фамилию знаю, и должность. То, что он гаишник — на лбу у него не написано. В этом времени форма у служителей дорог не отличалась от других служб МВД. Гаишника можно было узнать лишь по полосатому жезлу, мотоциклентым крагам и хитрым усам. Ни того, ни другого у Казаряна сейчас не было. Получается, что я как-то выковырял из подсознания информацию, которой владел мой предшественник? Бляха-цокотуха! Или это предшественник волю почуял? А что если он меня вытеснит? Из тела? Ну уж нет, теперь это моя тушка и я буду ее жить.

— Слюшай да э-э-э, — протянул гаишник. — Зачэ-эм в Трубецкого доской кинул?

— Кто в меня кинул⁈ — к нам уже подвалил оперок-инспекторок, потирая на лбу шишку с зрелую сливу.

— Да не в тебя я кидал, — всплеснул я руками, открыто, честно и с душой. — В псину свою. Гляжу, прет как паровоз, вот-вот Антошеньку задавит (блин, и инспектора розыска я тоже знаю, как зовут). Вот и швырнул, но промахнулся малость. Но это ничего… Никто же не пострадал, Мухтар только брючину тебе обделал, а так все обошлось. Да, Антон Львович?

Присутствующие глянули на мокрую штанину Трубецкого и сдавили смешки ладошками, прижатыми к губам.

Оперативник что-то прошипел себе под нос, зыркнул на меня недобрым взглядом и поспешил ретироваться. Оно и понятно, с мокрой брючиной западло ходить. А в помещении так вообще вонять будет.

— Морозов! — из окна второго этажа свесился начальник. — Быстро ко мне в кабинет!

Если кто и мог видеть мои умышленные действия по освобождению пса из «плена», то это Кулебякин. Похоже, мне амба.

Уволит? Жаль, что нет…

Я вошел в кабинет начальника. Даже постучал в дверь.

— Морозов! Ты совсем охренел! — с порога вызверился на меня шеф. — Это что было вообще⁈

— Понимаете, товарищ майор, — я включил режим послушного простачка, даже стараться особо не пришлось, мой предшественник был рохлей, и как-то сейчас само собой все выходило, — я клетку открыл, а она как побежит, как побежит!

— Кто побежит?

— Мухтар.

— Ты дебил, Морозов? Во-первых, Мухтар не она, а он.

— Я имел в виду, что собака…

— Отставить! Во-вторых, не клетка, а вольер. Если собака сбежала, поймаешь, вернешь, иначе из зарплаты ее стоимость балансовую вычтем и выговор влепим. И в-третьих… При чём тут вообще собака? Я тебя не об этом спросил. Какого рожна ты самовольно планерку покинул? Ядрёна сивуха!

Майор еще поорал. Побрызгал слюной — и послал меня в кадры зачем-то.

Я рад был смотаться из его кабинета, бесит он меня, похож на младенца — лысый и все время орёт. И главное, в морду не дашь и перцем не сыпанешь — начальник ведь.

Кабинет отделения кадров оказался тоже на втором этаже. Дверь нараспашку, у раскрытого окна стучала по клавишам пишущей машинки старший лейтенант Вдовина Мария Антиповна.

Увидев меня, она нехотя оторвалась от клавиш. Критически оглядела с головы до ног, будто прицениваясь ко мне, как к мужчине, поморщилась и вздохнула:

— Садись, Морозов, пиши объяснение.

Ее изящный пальчик указал на стул возле еще одного стола, заваленного бумагами. Там явно никто никогда не сидел, стол предназначался для номенклатурного хлама, железного электрического чайника и прочих кабинетных нужностей. И посетителей кадров там размещали ещё, таких как я сейчас. Вдовина была в кабинете одна, единственный кадровик ГОВД. Оно и понятно, отдел Зарыбинской милиции совсем небольшой, как, впрочем, и сам городок.

Я деловито раздвинул кипы бумаг (какие-то представления, характеристики, личные дела сотрудников и прочий мусор) и уселся на скрипучий стул, который был еще крепок, но явно старше меня нынешнего.

— Петр Петрович сказал взять с тебя объяснение, почему ты самовольно ушел с планерки, — женщина снова глянула на меня и вздохнула, мол, свалился на мою голову, нет чтобы нормального мужика ей в кабинет заполучить, побеседовать, а тут малохольный кинолог. Хм… я глянул на ее пальцы, кольцо обручальное не на правой, а на левой руке. Вдова, получается, у нас Вдовина? В поиске… вот откуда у нее эти игривые искорки в глазах. Но пока она глядела на меня, они у нее потухли. Что же ты за человечек такой был, Саша? Что никто тебя всерьез не воспринимал? Даже такие интересные и не слишком требовательные женщины, как птичка-кадровичка. Ну нет, так дело не пойдет! Это надо исправлять. Срочно…

Я подошел к инспеткорше, свесился над ее столом и тихо грудным голосом проговорил:

— Подскажи, Мария Антиповна, а как правильно писать: -тся или -ться?

— А какое слово?

— Козёл…

Она коротко хихикнула и переспросила:

— А почему козёл?

— Начальник ваш… то есть наш, козёл. Все время тиранит вас… нас. А вы молчите.

Видно, задел за живое. Вдовина на миг погрустнела, задумалась, а потом моргнула и снова заулыбалась:

— Петр Петрович — человек неплохой, где-то в глубине души. Просто ему тяжело на такой должности… И с таким личным составом.

— Хм… На какой такой должности? — тихо, заговорщически проговорил я и наклонился еще ближе, уже чувствовал дыхание кадровички. Сладковатое-помадное.

— Ну-у… Непросто быть руководителем среднего, так сказать, полета. И сверху спрашивают, и личный состав неприятностей доставляет…