Вилирэн смахнула невидимую слезу и пригубила вино.

– У меня сердце разрывается, когда смотрю на него! Ведь совсем мальчишка! Сынок, он, похоже, даже младше тебя, этот ваш милорд Элиол? А шрамов уже столько – как в поле колосьев. Словно об него зверь какой-то когти точил! Ах, дети, дети, не бережёте вы себя совсем! – владетельная госпожа Орсевилона сокрушённо покачала головой, оглядев всех присутствующих за столом мужчин поочерёдно. – Всё бы вам геройствовать да воевать! А о том не думаете, скольких слёз стоят эти подвиги матерям и жёнам вашим. Сколько ночей без сна проводят женщины, которые вас любят и ждут вашего возращения! Бессонных ночей, в мольбах к Матери Земли, дабы та спасла, обогрела, отвела беду…

– Ма-а-а-тушка! – протянул Далард. – Ну, зачем вы так всё близко к сердцу? Стоит ли так переживать!

– А как же иначе? – вспыхнула Вилирэн. – А если в следующий раз тебя с такой раной привезут! Или вовсе… Я и ему это сказала, другу вашему. И знаешь, что он мне на это ответил? Сказал: «Не волнуйтесь, миледи, обо мне слёзы лить некому! Мать свою я давно потерял, жену так и не нашёл. Сгину – никто и не заметит».

Вилирэн всхлипнула уже вполне правдиво.

– Ну, разве так можно? Бедный сиротка! Ведь совсем один. И пожалеть-то некому. Такой славный мальчик! Ох, без слез не могу говорить!

– Ой, матушка, мы все тут сироты! – нахмурился Далард. Ему симпатия матери к разбойнику явно была не по душе. – Что теперь поделаешь – судьба такая.

– И правда. Так ведь и есть, – удивлённо поддержала его Настя, – все.

Она только сейчас осознала, что их компания состояла исключительно из сирот.

Конечно, сама она, к счастью, родителей оплакать не успела. Романова искренне надеялась, что за время её отсутствия с Надеждой Андреевной не случилось какой-нибудь беды, да и своему непутёвому отцу она тоже желала долгих лет и всяческого счастья. Потому назвать сиротой себя Настя, вроде бы, не могла, но с другой стороны она понимала, что увидит родителей снова, в лучшем случае, во сне. Она никогда не сможет их навестить, позвонить им, даже письма написать. А значит, она тоже совсем одна, как сирота. Такая же, как все её друзья.

– Нет, сынок, не сравнивай! – вздохнула Вилирэн, с нежностью глядя на Первого рыцаря. – Про миледи Дэини я пока ничего не знаю… А ты хоть без отца, но у тебя есть я и Эрид. Кайл – бродяга одинокий. Но у него ты есть. Да и я, надеюсь, тоже не чужая. У милорда Наира – отец имеется, владетель Лэрианора. А когда вот так… совсем один… Беда! Даже в смерти оплакать некому.

– Миледи Вилирэн, конечно, вы мне не чужая, – светло улыбнулся Северянин. – Ближе вашего семейства у меня никого нет. И слёзы в ваших глазах видеть я не желаю. Не слушайте всё, что болтает Элиол! Он любит, чтобы его пожалели. Может, он и сирота, но друзей у него хватает. Мы ему сгинуть безвестно не позволим. Уж поверьте! Так?

– Мы друзей не бросаем! – заверил Наир. – А он – наш друг, настоящий друг!

– О, да! – Настя улыбкой поддержала полукровку. – Даже если он сам думает, что никому не нужен. Посмотрите на нас, миледи – да мы за собственные жизни так не переживаем!

– Ну, за жизнь его можно уже не волноваться! Некоторое время придётся погостить в Орсевилоне. При должном уходе через пару дней он уже будет на ногах. У нас тут есть лекарка одна, старуха Луввир, она такие снадобья готовит – мёртвого оживит. Скоро будет здоров ваш герой. Надолго вот только? Опять из огня да в полымя, опять в путь-дорогу, так?

– Матушка, мы же мужчины, воины. Ну как иначе? – добродушно заворчал Далард.

– Может, про что-нибудь весёлое поговорим? Не поминки же у нас, – встряла в разговор юная Эрид, которой все эти сетования матери уже порядком надоели. – Далард, расскажи, что там в Кирлиэсе! Про короля, про придворных дам. Ой, а про бал в Жемчужных Садах? Ты же был там?

– Да мы все были, – пожал плечами Первый рыцарь. – Что там рассказывать… Моя миледи Лиэлид была, разумеется, краше всех. В таком роскошном платье, что ни у одной дамы в Кирлии не сыщешь. Надела она глейнские жемчуга, что я ей подарил. А ещё…

***

Когда Настя проснулась, солнце уже вовсю светило в окна, и время, судя по всему, близилось к полудню.

Рыжая потянулась блаженно, не чувствуя никаких угрызений совести. Можно иногда побыть соней и лежебокой, особенно в такой королевской постели и в такой удивительном месте. Когда ещё выпадет шанс спать вот так: сладко, ни о чём не тревожась, ничего не страшась.

Пробудившийся разум тотчас напомнил, что поводов для беспокойства хватало, и байковое послевкусие сна улетучилось в одно мгновение.

«Эливерт!» – многозначительно и нетерпеливо напомнил внутренний голос.

И Настя, ещё раз потянувшись лениво, как кошка, поспешила встать.

Золотой солнечный свет нещадно заливал комнату, и в ней уже становилось душновато. Пора было прогуляться.

Настя обнаружила на спинке кресла простое синее платье с затейливой шнуровкой на груди. Мысленно поблагодарив заботливую матушку Даларда, тотчас примерила обновку. Одеяние село идеально. Шнуровку, правда, почти не пришлось затягивать – всё-таки у Насти с формами всё было хорошо, в отличие от Эрид, плоской, как мальчишка.

Посиделки вчера затянулись до глубокой ночи. Госпожа Вилирэн, истосковавшись по сыну, никак не хотела его отпускать, да и остальных тоже. Окрестности не баловали хозяйку Орсевилона приятными соседями, и общаться ей было особенно не с кем.

Правда, даже за долгими разговорами, мать Даларда не забывала о своём подопечном и несколько раз покидала обеденный зал, дабы осведомиться, не нужно ли чего-нибудь Эливерту.

Эрид, разумеется, тоже не спешила идти спать. Бедная девчонка и вовсе изнемогла от скуки в этой глуши. Подруг или кавалеров её возраста и сословия здесь вовсе не водилось. Потому она была на седьмом небе от счастья, имея возможность поговорить с кем-то новым, незнакомым. Да и брата своего она любила искренне и беззаветно.

Темы, близкие девочке, впрочем, были Насте далеки и неинтересны. Сестра Даларда производила вполне приятное первое впечатление, но всё-таки имела несколько очевидных недостатков, которые бросались в глаза, стоило поговорить с ней хоть пять минут.

Она была совсем не похожа на брата и мать. Слегка взбалмошная, немного капризная, чуть высокомерная и, разумеется, чертовски избалованная. Ведь она была единственной дочерью владетельницы Орсевилона, и, с учётом постоянного отсутствия брата, именно ей доставалась вся забота матери.

Суровая миледи Вилирэн таяла в одно мгновение, когда дело касалось её детей. И Эрид этой её слабостью умело пользовалась.

У Насти Далард уже давно вызывал ассоциацию с большим и добрым псом, вроде сенбернара. Этакий флегматичный, невозмутимый и огромный как дом – он знал себе цену, осознавал свою силу… и потому мог позволить себе быть тихим и благодушным. Крупные собаки редко лают и обычно не выказывают неоправданную агрессию.

Им это зачем? Ну, кому в здравом уме придёт в голову лезть к этакому чудищу размером с маленького слона?

Теперь Рыжей как-то невольно захотелось продолжить эти сравнения…

Вот миледи Вилирэн скорее походила на породистую, хорошо выдрессированную овчарку или добермана. Вроде тоже тихая и невозмутимая – ведь воспитанная собака не позволит себе недостойное поведение, но эта иллюзия никого не введёт в заблуждение. Потому что даже самый сдержанный доберман, всё равно остаётся доберманом. И лучше от него всё-таки находиться на почтительном расстоянии.

А вот Эрид почти сразу показалась похожей на мелкую декоративную собачку, вроде болонки или шпица. И не только из-за её роскошных кудряшек.

Просто лаяла она часто, не по делу, и явно не думая о том, что этим может досаждать кому-то. Она знала доподлинно, кто в доме любимая игрушка хозяйки, а потому считала, что ей позволено всё.

Настя сначала изумилась: одна семья, а такие разные дети! Потом списала всё это на юный возраст Эрид и естественное для любого подростка стремление привлечь к себе внимание. Подрастёт девочка и ума наберётся, а пока…