— Шаэлгарди… — неожиданно добавила она через мгновение.

— Что?

— Моё истинное имя. Шаэлгарди.

Кайл всегда спал чутко. Возможно, сказывался жизненный опыт — вечные скитания и ожидание опасности, но, скорее всего, это был ещё один дар лэмаярской крови.

Вот и сейчас сквозь сон уловил нечто встревожившее, открыл глаза и некоторое время лежал, прислушиваясь к тишине ночи.

Скалы хранили безмолвие. Никаких птиц или насекомых, что привычно стрекотали во тьме лесов или Приозёрной равнины. Снаружи абсолютная тишь.

А здесь, под каменными сводами — шумно посапывает неразличимый во тьме пещеры сильварус, заглушая мерное спокойное дыхание Первого рыцаря. Далард хоть и заявлял, что не уснёт, покуда с ним по соседству зубастый людоед ошивается, сдался быстро и давно уже почивал.

А Дэини…

Кайл понял, что его потревожило сквозь сон.

Снова плачет… Почти беззвучно. Пока все спят, и никто не слышит её тихих всхлипов.

Бедная девочка. Такая сильная, но такая ранимая. Старается и не может удержать судорожно рвущиеся из груди рыдания. Боль, страх и одиночество, словно лезвие клинка, вспарывают сердце, истекают солёными слезами, душат во тьме, как злобные ночные духи.

Северянин умел чувствовать людей.

Давным-давно…

Кея называла это «читать души». В ту пору, когда жил в Эруарде, он умел делать это мастерски. Но с годами Кайл приучил себя не пользоваться этим талантом.

Знать чужие мысли — многие мечтают об этом…

На самом деле, заглядывать в чужие сердца — не самое приятное занятие. Красивые и чистые души — явление редкое. А окунаться в чужие страхи, зависть, ненависть, похоть, жадность или другую подобную мерзость — это всё равно, что с головой нырнуть в гнилое болото или навозную кучу. Кайл не мог побороть брезгливость.

Как можно продолжать улыбаться человеку, когда ты зачерпнул изнутри у него такого дерьма, что тебя наизнанку сейчас вывернет?

Нет уж, чужая душа — потёмки, и лучше туда не заглядывать!

Даже если это душа, достойная уважения. Там тоже бывает такое, что другим видеть и знать не следует. Сомнения, слабости, сожаления. Да мало ли, что ещё!

У каждого должно быть нечто своё, от других запрятанное глубоко, свой секрет. Люди имеют на это право. И кто он такой, чтобы лезть в чужие тайны?

Кайл понимал тех, кто на него злился за подобные выходки — не хотел бы сам оказаться на их месте.

В собственную душу он никого не пускал, да и сам заглядывать страшился. И уж точно не хотел бы, чтобы кто-то другой узнал, что он там, во тьме былого, прячет.

А ещё подобные способности как будто… сближали. Заглянув в сокровенные тайны другого, уже нельзя просто забыть, отвернуться, отмахнуться. Мол, да кто он мне такой!

И это тоже пугало и угнетало.

Кайл не привык привязываться, не привык доверять, не привык быть открытым.

Он — одиночка.

И про проклятие забывать тоже не стоит. Вот так почувствуешь в ком-то родственную душу и навлечёшь на его голову несчастье, сам того не желая.

Нет, уж лучше без этого обойтись!

Далард единственный, кто как-то умудряется обойти проклятие. Но они ведь редко виделись. Служба, дела королевские...

Может, в этом и суть? Это поход на Север их так надолго свёл вместе, а обычно, даром что друзья, пару раз за полгода где-нибудь в Кирлиэсе встречались.

Но сейчас не о Первом рыцаре мысли…

С некоторых пор Кайл начал снова улавливать в себе эти давно забытые ощущения. Слышать чужую душу. Ловить отголоски чужих эмоций. Как будто это отголоски его собственных мыслей и желаний.

Он запрещал себе это. Он одёргивал себя каждый раз, когда что-то внутри тянулось зачарованно, ведомое любопытством, туда, к далёкому свету чужого сердца… Заглянуть за запретную дверь и увидеть сияние другой души. Её души.

Всё выходило из-под контроля, и это пугало. Собственное непреодолимое желание пугало. Собственная слабость пугала. Пугало, что это стремление, давно побеждённое и погребённое, так легко воскресло обратно к жизни.

А ещё пугало то, что он иногда улавливал…

Крохи. Ведь Кайл боролся с искушением нырнуть на самое дно. Но даже кратких соприкосновений душ хватало с лихвой.

С Настей что-то творилось последнее время. Внутри у неё будто звенел набатный колокол. И он не мог ни обращать внимание на этот безмолвный зов. Не мог не чувствовать, что внутри неё словно ураган бушует. Дэини что-то изводило, лишало покоя.

Кайл хотел помочь. Хотел искренне. Ведь ловить отзвуки её терзаний и для него было мучительно.

Но он так и не отважился сделать этот шаг, позволить себе заглянуть в зеркало её души.

А теперь…

Теперь заглядывать нужды не было. Сегодня её тёмную горечь он чувствовал даже на расстоянии. Боль утраты — это слишком знакомо, чтобы суметь отгородиться. Это невозможно не замечать. Сколько бы лет не прошло… Такое не забывается.

Вот и сейчас, даже сквозь сон, её боль обожгла его сердце. Кайл слышал, как Дэини плачет. Хотя с её стороны не долетало ни звука. Чувствовал, как она дрожит, сжавшись в комочек.

Ночью в горах холодно. Стылые камни высасывают тепло, будто пиявки. Сколько не кутайся в тёплый плащ, всё равно не согреться.

Но дело не только в ночной прохладе, эта дрожь…

Ей больно, тоскливо, сиротливо. Вот и дрожит, как слепенький кутёнок, которого отняли от матери и бросили одного.

Кайл силился различить в непроницаемой тьме хотя бы её силуэт...

Странно, и даже немного смешно — ведь казалось, сердце давно льдом обросло, после всего, что в жизни видел.

Но почему тогда жжёт так нестерпимо? Неужто не угас ещё огонь? Может статься, он и согреть ещё способен…

Кайл придвинулся ближе. Замер нерешительно.

А если он ошибается? Если ей вовсе не нужно его участие? Если Дэини истолкует это…

Осторожно протянул руку, коснулся её вздрагивающей спины, почувствовал, как она оцепенела на миг, напряглась всем телом. Полукровка придвинулся ещё ближе, рука его бережно обняла Настю за талию. На пару мгновений он застыл так же, как и Рыжая, слушая, как взволнованно забилось её сердце. Потом укрыл её половиной своего плаща, осторожно прижимаясь к её спине и чувствуя, что бедняжку по-прежнему лихорадит.

Сейчас, в безмолвной ночной тьме, Дэини казалась такой маленькой, хрупкой и беззащитной, как крохотная птичка, замёрзшая в зимнюю стужу. Как хотелось согреть её и больше никогда не выпускать из своих объятий!

Она внезапно повернулась к нему, придвинулась вплотную, обняла, прижимаясь ледяными ладонями, уткнулась лицом в грудь. И Кайл почувствовал её горячие слёзы у самого сердца…

— Ну что ты там плетёшься? — проворчала Шаэлгарди.

— Я не вижу в темноте, как ты, — устало откликнулся Наир.

В беспросветном мраке леса блеснули два зелёных огонька — леснянка соизволила на него бросить взгляд.

— И как ты только дожил до сегодняшней ночи с твоей-то никчёмностью? — хмыкнула в ответ темнота. — Совершенно беспомощный.

— Благодари Небеса, что я хотя бы не человек! С ними ещё хуже, — добавил лэгиарн. — Я хоть что-то вижу и слышу. Река шумит где-то рядом, да?

— Да. Эх, был бы человеком — я бы тебя просто убила и не мучилась теперь! Ладно, не обижайся! Скоро остановимся на ночлег. Здесь нельзя. Плохое место. Лидона рядом. Надо перебраться на тот берег.

— Постой, Шаэлгарди! Так мы уж добрались? Это и есть брод? Мои друзья здесь должны переправиться?

— Нет, это всего лишь один из притоков Реки Скорби. Дальше снова обрыв и скалы. Путь тебя ещё долгий ждёт. И не называй меня тут по имени! Она может услышать.

— Кто?

— Река.

Наир промолчал. Будь на его месте человек, он решил бы, что леснянка безумна. Но будучи лэгиарном, парень понимал, что мир вокруг несколько сложнее, чем многие мнят. И если он каких-то вещей не знает или не видит, это ещё не значит, что этого вовсе нет.