И, если бы в этот миг он сказал какую-нибудь заурядную сентиментальную глупость, вроде: «Я люблю тебя!», «Ты очень красивая, я тебя хочу!» или «Можно мне поцеловать тебя?», всё могло бы сложиться совсем иначе. Она могла бы прийти в себя и оттолкнуть его, снова сбежать...

Но Эл не сделал такой ошибки. Он не сказал ничего, только обнял нежно за талию, притянул ближе. И, прижимаясь всем телом, бесконечными поцелуями покрывал шею, плечи, маленькое ушко, зарумянившуюся щёчку.

Осмелевшая рука, с плеча пробиралась дальше по ключице, на грудь… Медленно, осторожно, с невыносимой нежностью. Всё дальше, и дальше, между упругих округлостей, к возбуждённо выпирающим соскам.

Другая рука зарылась в её волосы. Эл прошёлся языком по её виску и уху, и это оказалось так неожиданно, что Настя не сдержала стона, выгнулась мартовской кошкой, прижимаясь к нему ещё теснее, чувствую сквозь тонкую ткань, как напряжены все мышцы этого сильного красивого тела.

Эливерт, потянувшись через плечо, нашёл её губы, скользнул по ним сначала мягко, будто пробуя на вкус, потом всё ненасытнее, всё настойчивее.

У Насти голова была как в тумане, и ноги подкашивались, и в то же время она чувствовала такой прилив адреналина, что могла бы, наверное, совершить что-то невообразимое. Например, это…

Она развернулась, обвивая его шею руками, запуская тонкие пальчики в его волосы, выгибая свой стан, чтобы стать ещё ближе. Хотелось врасти в него каждой клеточкой своего тела, стать единым целым с каждым лучиком его души.

На один миг, короткий как вдох, Ворон отстранился, заглянул ей в лицо и улыбнулся так светло, как никогда прежде. Потом неожиданно приподнял за талию и сделал три шага назад, утаскивая обратно в горницу.

Настя рассмеялась возбуждённо и чуть нервно, перелетая через порог. И всё также, не выпуская её из рук, Эл захлопнул дверь и задвинул щеколду.

Настя прижалась спиной к шершавому дереву, упиваясь его поцелуями, теряя голову от прикосновения его пальцев – настойчивых, чутких, деликатных и бесстыдных одновременно. Багровые отблески камина играли на его обнажённом торсе, и от этого зрелища Настю бросало в жар.

А когда одна рука атамана ласковой змейкой скользнула вниз живота, по её телу прокатилась волна дрожи. Не сдержавшись, Дэини судорожно всхлипнула и впилась ногтями в загорелую спину.

Рыжая только одного жаждала, чтобы эта сладостная пытка не прекращалась… Скорее бы он стянул с неё неуместную больше одежду, что мешала прижаться к этому восхитительному, так сладко пахнущему телу.

«Вообще-то мужики, особенно ведущие кочевой образ жизни, обычно потом воняют, а не пахнут!» – возразил из последних сил угасающий разум.

«Очень может быть, – легко согласилась Настя. – Имеют право. Да только более приятного запаха я не знаю, и никакие цветы и благовония с ним не сравнятся!»

«Ну, а как же…» – начала было совесть.

«К чёрту всё!» – оборвала её Рыжая, взрывая последние стены, ломая преграды, выпуская на свободу птицу желания – желания быть любимой и нужной, пусть даже на одну ночь.

И словно читая её мысли, Эливерт исполнил немую просьбу и стянул с неё рубашку. И прежде чем Настя успела чуткой лозой обвиться вокруг, наслаждаясь близостью льнущих друг к другу тел, он всё-таки сделал это – сказал романтичную заурядную банальность.

Но теперь это уже не имело значения. Даже если бы он сказал тысячу избитых сентиментальных глупостей, она уже не посмела бы оттолкнуть его и разрушить связавшую их магию.

Да и в устах Ворона эта слышанная много раз фраза вдруг прозвучала совсем иначе:

– Какая же ты красивая!

Такое искреннее восхищение и изумление! Будто он до сих пор не верил в то, что всё наяву, что она действительно сейчас в его объятиях.

Настя и сама верила с трудом. Ведь она так долго бежала прочь от своих эмоций и желаний.

А сейчас накатило так, словно накрыло волной цунами! И собственная безумная тяга к мужчине, от которого следовало держаться подальше, реально пугала.

Что ж… говорят, страхи можно преодолеть, только пройдя через них. И она, делая шаг навстречу, обхватила его бёдрами, обвила ногами. Эливерт легко подхватил её тело, закружил в страстном танго и опрокинул на широкий деревянный стол.

Она была готова, она ждала его. Она сгорала от нетерпения.

Но он не спешил, наслаждаясь каждым поцелуем и прикосновением…

А потом ещё долго со старой мельницы доносились несдержанные стоны и томные вздохи, приглушенные шумом дождя.

После Эливерт на руках унёс Анастасию на «королевское ложе»…

Дождь закончился, и лес затих, прислушиваясь. А стоны и вздохи всё не смолкали.

И только когда догорели последние угли в очаге, они уснули, прижавшись друг к другу.

***

А едва начало светать, Настя проснулась от настойчивых поцелуев, спускавшихся вниз по спине. Каждый из них пробуждал под кожей маленький вулкан. И спать в таких условиях дальше стало невозможно.

Она развернулась лицом и села рядом с Эливертом. Рыжие пряди в утреннем сумраке отливали тёмной медью, струились по молочно-белым плечам, едва прикрывая упругую юную грудь.

Улыбнулась сладко.

– Какой ты ненасытный! – наклонилась, щекоча кончиками волос его лицо. И добавила гордо: – Мой атаман!

– Твой, – Эливерт отвёл рукой ей волосы за ушко. – Я-то твой… А ты, моя ли? Вот сейчас ты рядом… Я смотрю на тебя, прикасаюсь… И знаю – вот ты, здесь, тёплая, родная, настоящая! И всё равно сам себе не верю. Кажется, взойдёт солнце – и ты исчезнешь, как утренний сон, растаешь навсегда.

Настя перестала улыбаться, посмотрела серьёзно и задумчиво в его серые глаза, но так и не ответила ничего на это.

Ещё секунда, и исчезнет волшебство этой ночи, возвращая их в беспощадную реальность…

Нет! Он успел спасти чары своей улыбкой.

– Но ведь пока ты ещё моя. Моя ведь? А ну-ка, давай проверим!

Потянул к себе, защекотал, вынуждая извиваться змеёй и смеяться до слёз. А потом любил её снова, и снова, и снова. Пока не встало солнце.

И лишь когда его золотые лучи наполнили комнату сиянием дня, Эливерт сделал то, что обычно мужчины делают намного раньше – уснул. Правда, не отвернувшись к стенке, а обняв Настю двумя руками, словно опасаясь, что она исчезнет, пока он бродит в царстве Морфея.

***

А вот Рыжей не спалось…

К исходу утра они добрались уже до кипы сена в углу. Здесь и оставались сейчас. Прежде Романовой не доводилось заниматься любовью на сеновале. Не сказать, что так уж комфортно. Но, пожалуй, в этом было что-то романтичное…

Если уж говорить честно, какой там сеновал! У Насти и в обычной постели опыт был невелик.

Эливерт стал вторым мужчиной в её жизни.

Был ещё первый. Там, в прошлом, куда, наверное, уже не будет возврата.

Она никогда не вспоминала о нём. Раз и навсегда запрятала всё, что было, в раздел памяти с вывеской «Табу».

А теперь не сдержалась. Против воли припоминала, сравнивала, думала…

Она всегда отличалась от своих сверстниц. В эпоху, когда моногамия воспринималась молодёжью как некий доисторический рудимент, она упрямо продолжала ждать своего единственного. Того самого рыцаря без страха и упрёка, с принципами твёрдыми и нерушимыми, как алмаз, с сердцем великодушным и любящим, как у героев её любимых книг.

И вот она встретила его, своего прекрасного принца на белом коне.

Олеся познакомила. Он был приятелем её очередного кавалера. И расхваливала подруга этого Толика так, что впору было спросить: что ж ты такое добро себе не заберёшь?

Настя не спрашивала, она Лесе верила, как себе самой.

А в принца влюбилась ещё заочно. Увидев же, лишь утвердилась в собственной уверенности. Да, это он!

И долетавшим до неё иногда сплетням не придавала значения – мало ли, что от зависти люди наговорят…

Кто же виноват, что она ошиблась? Что бриллиант на проверку оказался дешёвой стекляшкой, фальшивкой?

Он не стоил совсем ничего, и уж точно не был достоин подаренной ему невинности.