Но кто же это? Крадётся в ночи, так медленно и осторожно. Случайный путник?

Вряд ли…

Первой мыслью было, что кто-то из шайки Лахти выжил и сейчас пытался проникнуть внутрь.

Но ведь Эливерт избавился от тел. Неужели он не удостоверился, что разбойники мертвы, прежде чем их… Куда он их, кстати? Даже не спросила!

А что, если в шайке было больше двенадцати человек? Если кто-то не дождался возвращения Секача и теперь явился отомстить за своего главаря…

Звук повторился снова, и у Насти похолодело внутри.

Может, незваный гость уже у двери…

Нет, если бы шёл по крыльцу, шаги прозвучали бы звонче. Очевидно, этот некто топтался по земле у крыльца. Совсем рядом, но не рисковал пока подняться по лестнице. И хлюпал так громко, как будто с него самого ручьём льёт.

Вторая мысль оказалась ещё страшнее первой.

Кто может бродить в одиночестве среди ночи, оставляя мокрые следы, громко шлёпая босыми ногами?

Настя вдруг отчётливо представила себе, как из тёмных ледяных вод Топлюхина пруда на берег выходит нечто: раздутое бледно-зелёное тело покрыто ряской, вода струится по редким седым волосам и длинной бороде, глаза горят звериным фосфором болотных огней, разбухшие ноги, облепленные тиной, с трудом переступают, оставляя за собой мокрые следы. Убийца-мельник бредёт к себе домой. У крыльца он останавливается, поднимает с земли топор и, улыбаясь щербатым ртом, начинает подниматься наверх… Шлёп, шлёп, шлёп…

Настя не врала, когда уверяла атамана, что в призраков не верит. И, если бы она услыхала такие звуки, ночуя у себя на даче, там, в своей прошлой жизни, она предположила бы, что угодно, но только не привидение.

Но здесь, в Кирлии, бревна имели свойство обращаться в анафирэду, в озёрных камышах прятались бордачи, а к ночному костру приходили погреться маны.

И мысль, что утопленник, похороненный три года назад, решил вернуться домой, бредовой совсем не казалась.

Романову охватил парализующий страх. Знакомое с детства иррациональное чувство, когда ты прячешься под одеяло от придуманной опасности или боишься спустить ногу с постели, зная, что тебя немедленно схватит монстр, притаившийся под кроватью.

Она не могла заставить себя двинуться с места. Ей было так жутко, что она даже позвать Эливерта боялась. Однако ждать пока таинственное нечто – будь то Лахти, мельник или сам Владетель Мрака – явится к ним в гости, тем более неразумно и опасно.

Настя тяжело вздохнула, взяла себя в руки и соскользнула с постели. Оглянувшись на запертую дверь, на цыпочках прокралась по комнате и склонилась над разбойником.

– Эливерт… – очень тихо позвала Рыжая.

Атаман моментально открыл глаза, сел, спросонок ещё плохо соображая и явно отвлекаясь на маячившие перед его носом голые коленки.

– Чего ты?

– Там кто-то есть, – испуганно сообщила она. – Снаружи кто-то ходит…

Эливерт в ту же секунду был на ногах и сжимал в руке меч, извлечённый откуда-то из кипы сена.

Он двинулся было к двери, но Настя увязалась следом. Ей ужасно не хотелось выходить наружу, но перспектива остаться одной в тёмной комнате на старой мельнице, населённой призраками, пугала сильнее.

У двери Эливерт остановился, вслушиваясь в ночные шорохи.

Шлёп, шлёп, шлёп, шлёп…

– Это точно мельник, – зашептала Настя на ухо атаману, вцепившись ему в плечо.

Тот обернулся с ухмылкой, осторожно отцепил её руку и жестом попросил держаться позади. Почти бесшумно отодвинув засов, Эливерт шагнул на крыльцо. Настя застыла на пороге, затаив дыхание.

С улицы в лицо дохнуло свежестью дождя и прохладой ночи. Пахло мокрой листвой и грибами.

Ворон замер, всматриваясь в ночную мглу. Потом вдруг шагнул обратно, безмолвно оставил меч у двери и поманил её жестом.

Настя, всё ещё боязливо, вышла на крыльцо и остановилась. Босые ноги на сырых досках сразу замёрзли.

Эливерт пропустил её вперёд, слегка развернул и указал из-за плеча, куда смотреть. Уже привыкшие к сумраку глаза быстро рассмотрели во мраке какое-то существо.

Оно возилось рядом с корытом у крыльца. Что-то серое и полосатое. Странное создание резко обернулось в сторону Насти.

О, Небеса! Енот!

Зверёк принюхался, но так как люди вели себя бесшумно, вернулся тут же к своим делам – принялся что-то вылавливать из корыта, громко шлёпая лапами по воде. Это и был тот самый звук, что напугал Романову до полусмерти. Енот ловко достал свой улов и съел. Настя смотрела на пушистого хулигана, и улыбка на лице становилась всё шире.

Еноты на редкость умилительные животные! Особенно, когда будят тебя среди ночи, а ты поднимаешь с постели своего приятеля, который стоит сейчас за твоей спиной и думает, за что же ему досталась такая дура!

Настя обернулась на Эливерта, виновато улыбнулась. Что тут говорить, и так всё понятно.

Эл не злился, напротив, добродушно покачал головой – дескать, ну, ты даёшь!

Настя только плечами пожала – что с меня взять! Посмотрела ещё раз на забавную зверушку и, не сдержавшись, смешливо фыркнула.

Вот ведь правду говорят – у страха глаза велики! Что она успела насочинять в голове, а это всего лишь милаха-енот.

Пушистый гость мгновенно вскинул чёрно-белую мордочку, заметил людей на крыльце и, бросив своё занятие, торопливо поковылял к лесу.

Настя ещё раз весело улыбнулась Эливерту. Ситуация рассмешила обоих.

Пора было возвращаться, но никто из них не спешил…

***

Ночь царствовала вокруг, тиха и загадочна. Капли дождя, скатываясь с крыши, разбивались о перила крыльца, пританцовывали на листьях деревьев.

Топлюхин пруд переливался как драгоценный камень. Тихо шелестели камыши.

И свежий ночной ветерок нежным шёлком холодил кожу.

Эливерт стоял за спиной. И она чувствовала его дыхание и даже улавливала биение сердца. Он застыл совсем рядом, не прикасаясь, но вдыхая аромат её волос.

Настя словно увидела себя со стороны…

Вот она – замерла в ночной мгле, как трепетная лань, что ловит запахи дождя. Босоногая, в короткой рубашке, что ей явно велика, и так и норовит соблазнительно соскользнуть с плеча. Рыжие кудри рассыпались по спине. Слегка смущённая своей ошибкой, такая трогательно-непосредственная и безумно притягательная в своей естественной простоте. Что может быть желаннее?

Эливерт коснулся губами её волос, и его горячее дыхание во всём теле пробудило волну сладостной тягучей неги. Осторожно положил руку на её обнажённое плечо, даже не положил – коснулся слегка, словно это было хрупкое крылышко бабочки. Одно грубое движение – и яркая пыльца сотрётся, и узор исчезнет навсегда. Словно ласкающийся котёнок потёрся щекой о её локоны и шею.

Настя застыла натянутой струной. Сердце набатным колоколом забилось в груди, воздуха не хватало – она дышала всё чаще и глубже.

А когда его пальцы скользнули вдоль её позвоночника… мягко, словно кисть художника по холсту, по всему телу пробежали трепетные мурашки.

Сейчас бы сказать какую-нибудь гадость или язвительную шутку, развернуться и уйти в дом, разорвав эти магические оковы, удерживающие её без верёвок, цепей и даже просто рук.

Вместо этого Настя не шелохнулась, только голову повернула, чтобы взглянуть в лицо Эливерту. А он словно этого и ждал…

Его глаза сейчас были так близко, что даже в ночном сумраке в их ледяном блеске читались все чувства и желания. Рыжая уже видела такой взгляд, сегодня вечером, у камина.

Он ждал… Ждал, надеялся и не верил, что так бывает.

И всё-таки надежды было больше…

Он ждал какого-то знака. Но она не проронила ни слова. Всё сказали глаза.

Один единственный миг, и она отвела взгляд, испугавшись, что и так была слишком откровенна. Но этого оказалось достаточно.

Настя отвернула лицо, слегка склонила голову влево, покорно откинув с плеча волосы, открывая нежную впадинку ключицы и тонкую шею. Прохладный ночной воздух коснулся бархата её кожи одновременно с его горячими губами, пробуждая во всём теле блаженный трепет.