— Спасибо, — сказал Варламов. Хотя сейчас с радостью бы выпустил кишки из этого самодовольного японца.
Харада ушел. Пейзаж за «окном» не менялся, все тот же огромный город. Токайдо…
Варламов вышел в коридор. Никаких окон, серая вогнутая стена. Рассеянный свет с потолка, темно-серое покрытие на полу, возле двери его начищенные ботинки. Не стал их надевать, пошел в тапках. У соседней двери женские туфли — видимо, комната Сацуки. Коридор закругляется, дальше другие двери, все заперты. Вот эти похожи на двери лифта, но вместо кнопок пластинка — то ли для карточки, то ли капиллярный замок. Всё, опять ботинки — он вернулся к своей комнате. Коридор оказался круглым, полсотни метров длиной. Остается бегать по нему, как белка в колесе.
Варламов так и решил сделать, надо разминать тело. Скинул тапки, а потом и халат, оставшись в трусах — пусть смотрят, кто хочет. С бега сразу перешел на быстрый шаг, колено еще побаливало. Так, сто кругов…
После шестидесятого встретил Сацуки, та с объемистой сумкой остановилась у дверей лифта.
— Еще раз доброе утро, — выдохнул Варламов. — На прогулку?
Сацуки потупила глаза: — Мне позволено спускаться только на кухню. Приготовлю вам обед.
Значит, это надземный этаж. Хотя, кто знает?..
Сацуки стеснительно улыбнулась: — У вас красивое тело, Юджин-сан.
Она коснулась ладошкой пластины, дверь открылась и девушка исчезла в проеме. Когда гудение лифта смолкло, Варламов приложил свою ладонь — никакой реакции. Его, конечно, не выпустят. Он со злостью зашагал дальше.
Потом принял душ, полистал картинки на огромном экране, и стал дожидаться обеда. Не столько хотелось есть, сколько увидеть Сацуки. Единственная живая душа осталась.
Та появилась опять с чемоданчиком. Сняла повязку с руки: пластырь и в самом деле растворился, оставив от ран розовые шрамы, только один слегка кровоточил. Сацуки обработала его спреем и наложила свежий бинт, а потом занялась синяком на груди. Когда наклонилась, волосы опять щекотно коснулись шеи Варламова, а ноздри наполнил цветочный аромат. Он даже зажмурился от удовольствия.
— Все почти зажило, — весело сказала Сацуки. — А теперь снимайте юката и покажите спину.
Варламов повернулся, и девушка натерла какой-то мазью больное место. Прикосновения были мягкими и нежными. Напоследок приложила ладошку с той же мазью к его темени.
— Надо подержать, чтобы впиталась.
Будто слабый электрический ток прошел от макушки вдоль позвоночника. Ощущение приятное и… возбуждающее. Сацуки легонько вздохнула, отнимая ладонь. Скользнула мягким подолом кимоно по голым коленям Варламова, поклонилась и ушла.
На обед принесла сашими — блюдо из мелко нарезанных морепродуктов. Все сырое, непривычно и вкусно. Еще салат из зелени, мисо — суп, и коричневый рис. Запивать подала саке, на этот раз мутноватое и необычного вкуса.
Да, кормят неплохо, хотя всего понемногу. Но что будет дальше? На допросы не вызывают. Может, сразу отправят на ментоскопию? Но почему тогда возили на Итуруп, там ведь могли убить? Зачем приставили Сацуки? В общем, одни загадки…
Сацуки скромно сидела у двери. Дождавшись, пока Варламов поест, спросила:
— Вам, наверное, скучно, Юджин-сан? Я хоть могу бывать на кухне. А вас никуда не пускают. Жаль, так вы не увидите Японию.
— Почему же? — Варламов кивнул на экран. — Видов я уже нагляделся.
— Это не то, — вздохнула Сацуки. — И вам сложно выбирать… Подождите, я сейчас.
Она собрала посуду, и минут через пять вернулась. Пальцем начертила что-то на экране (тот по-прежнему показывал панораму Токайдо).
— К сожалению, здесь ввод только иероглифами, — сказала она.
Прежнее изображение исчезло, и они будто перенеслись в сад с цветущими розовыми деревьями.
— Это сакура цветет на китано одори в Киото, там весной проходит танцевальный фестиваль. Танцуют гейши и… ученицы. Примерно так.
Став на фоне цветущей сакуры, Сацуки взмахнула правой рукой в сторону и покачала левой. Потом вытянула к Варламову обе руки, будто призывая, подняла их к глазам и плавно закружилась. Затем опять грациозные взмахи правой рукой…
Танцующая девушка на фоне бесчисленных розовых цветков — это было красиво. Варламов хотел похлопать, но Сацуки вдруг опустила руки и понурилась.
— Нет! Нужно красивое кимоно, а не эта тряпка. И музыка. Я немного училась в школе танцев и могу станцевать, хотя не как гейша. Но не в этом… Лучше принесу вам чая.
Она вернулась с чайником и двумя чашками, села рядом с Варламовым.
— Можно, я вам налью, Юджин-сан. Вам бы посетить чайную церемонию, но ее проводят в специальных чайных домиках, а вас вряд ли выпустят.
Когда наливала в чашку зеленый чай, ее бедро слегка прижалось к ноге Варламова.
— Ой! — Сацуки отодвинулась.
Варламов ничего не сказал, но опять будто электрический ток пробежал по ноге и выше.
Сацуки задумчиво прихлебывала чай.
— Знаете что, Юджин-сан, — заговорила она. — Попробую взять напрокат настоящее кимоно и достать какую-нибудь музыку. Станцую для вас как гейша. А то я не поблагодарила вас толком. Настоящих гейш вы не видели, так что мое неуклюжее исполнение сравнивать будет не с чем.
А Сацуки стала как будто свободнее говорить по-английски.
— Мне будет очень приятно, — ответил он.
— Только приходите в мою комнату, мне нужно… создать обстановку. Вечером я загляну и скажу, если у меня получилось.
До вечера Варламов промаялся. Виды Японии наскучили, а ридера тут не было. Вдруг придется провести так годы? Хотя на настоящую тюрьму не похоже, пусть и японскую. Стали бы его так ублажать.
К его удивлению, сама по себе изменилась картина в окне-экране. Все тот же город, но вечером. Бесчисленные огни, широкая улица среди призрачно-зеленых деревьев, яркая заостренная башня вдали. Похоже, вид в «окне» все-таки синхронизировался с реальным временем суток.
Приоткрылась дверь, заглянуло необычно белое лицо Сацуки.
— Пойдемте, Юджин-сан.
Варламов встал и с вздохом глянул на свой юката. Но не надевать же брюки, тогда надо и ботинки… Он вышел в коридор и повернул в комнату Сацуки.
Комната была, как у него, но в неярком свете фонариков казалась больше. Впрочем, было не до разглядывания. На полу перед ним распростерлась Сацуки. Видно было только сложную прическу с цветами в волосах, яркий узор на кимоно и широкий белый пояс.
Варламов застыл, не зная, что делать: поднимать девушку, или самому стать на колени? Но Сацуки поднялась грациозным движением, просеменила к двери и заперла ее на задвижку, в его комнате такой не было.
— Чтобы нам не помешали, — слегка улыбнулась Сацуки.
Лицо ее было набелено, брови вздымались изящными черными дугами, кимоно новое — с узором из красных цветов и широким поясом, воротник открывал белую шею.
— К сожалению, некому играть на сямисене. Зато есть это, — Сацуки коснулась устройства, похожего на портативный саундбар. Послышалась необычная музыка, сопровождаемая тихими звенящими ударами. Ей аккомпанировал мелодичный женский голос. Стена-экран осветилась, снова перенеся их в цветущий розовый сад.
— Я буду танцевать для вас, как на китано одори.
В правой руке Сацуки появился распущенный веер. Она взмахнула им и покачала левой рукой, как и в первый раз. Протянула к Варламову обе руки, потом прикрыла лицо веером и плавно закружилась, сопровождая движение взмахами веера. Взмахи становились все утонченнее, словно порхала бабочка. Перестав кружиться, помахала веером перед собой, словно отталкивая, а затем привлекая Варламова. Опустилась на колени и стала играть с веером, раскрывая и закрывая его. Медленно поднялась — веер как птица улетал от нее и опять льнул к рукам. Сацуки снова стала кружиться, и показалось, что удаляется, хотя не сходила с места. Теперь, грациозно двигаясь, она будто отрешенно любовалась веером. Опустилась на колени, положила веер и поклонилась, почти коснувшись прической пола. Музыка, все это время уносившая Варламова из комнаты в цветущий сад и куда-то еще дальше, постепенно стихла…