Хмурое Баренцево море уходило на восток, а корабль повернул вправо и втянулся в широкий фиорд с холмистыми берегами. Варламов продрог на ветру и спустился в каюту. Не раздеваясь, прилег на койку и облегченно вздохнул: наконец-то морская болезнь оставила его. Неожиданно заснул.

Проснулся от голоса из громкоговорителя: «Внимание! Корабль встал на стоянку в порту Мурманск. Членам команды оставаться на местах по служебному расписанию, а пассажирам не покидать кают. Приготовиться к паспортному и таможенному контролю».

Варламов усмехнулся, на борту он был единственным «пассажиром». Вставать не хотелось: тревожила неизвестность впереди, а узкая койка за неделю страданий от морской болезни стала почти родной. Лишь когда открылась дверь, он сел.

Вошли двое в гражданском, секретная полиция? Но выглядели довольно заурядно: ни широких плеч, ни квадратных челюстей.

Один махнул каким-то удостоверением:

— Министерство государственной безопасности. Варламов Евгений Павлович? Вы арестованы.

— За что? — неприязненно спросил Варламов. Удостоверения так и не успел разглядеть.

— Угон военного самолета и подрыв тем самым обороноспособности Российского союза, — отчеканил вошедший первым. Второй помалкивал, внимательно разглядывая Варламова.

— Это Михаил Сирин поднял самолет в воздух, когда на базу напали, — хмуро ответил Варламов. — Я не знал, что он возьмет курс на Америку.

— В Следственном комитете будете объяснять, — ухмыльнулся сотрудник МГБ.

— Почему меня похитили? Я все-таки гражданин Канады.

— Ничего, российское гражданство вы тоже сохранили. Так что ответите по всей строгости российских законов. — Говорил один и тот же мужчина: лицо мелкое и непримечательное, выделялись только холодные белесые глаза.

— Встать! — скомандовал он. — Следовать за мной!

Хоть наручников не надели. Варламов молча накинул выданную ему морскую куртку (больше вещей у него не было) и вышел из каюты. Второй сотрудник следовал по пятам.

На палубе в лицо ударил ветер с порывами снежной крупы. Вокруг — другие суда, за их мачтами по склонам разбросаны здания города. Выкрашены в яркие цвета, что смягчало впечатление хмурости: серое небо вверху и темная вода внизу.

Город был заметно больше, чем провинциальная Кандала, и напомнил канадский Ванкувер, только без небоскребов.

На пирсе стояла хорошо знакомая «Волга». Ее производство возобновили, когда после войны выпуск иномарок сошел на нет. Варламова грубо толкнули на заднее сиденье, и машина тронулась. Ехали недолго, до вокзала.

В России через Темные зоны протягивали струнные дороги, чтобы вновь связать страну воедино, но до Мурманска такая пока не дошла. Вокзал стоял над обычными железнодорожными путями.

Варламова сопроводили на перрон, у которого стоял поезд: электровоз и несколько вагонов. Заняли первое купе, с двумя диванчиками внизу и полками наверху. Пленника поместили к окну, а МГБ-шники расположились у двери.

Поезд тронулся, ушла назад россыпь разноцветных домов. Дорога шла по лесотундре: перелески, речки, озера — знакомый пейзаж. Через час с лишним появились укрытые угрюмыми облаками Хибины. МГБ-шники молчали, а Варламов не отрывался от окна: в этих местах он бывал не раз.

Снова леса, редкие станции, а потом сердце тоскливо сжалось — замаячили контуры сопок над родной Кандалой. В городе простояли всего несколько минут: вышло несколько пассажиров, и поехали снова.

Теперь поезд шел медленнее, колеса простучали по дамбе над синей гладью залива. Небо впереди потемнело, словно нечто выпило из него свет. Варламов вздохнул — Лимб, а за ним Темная зона.

Появились они после минувшей войны. Загадочный «черный свет» со спутников полосами прошел по поверхности Земле, изменяя материю на уровне элементарных частиц. Биохимические процессы нарушались — люди и животные заболевали, а потом гибли. Некоторые странно перерождались. Почва начинала испускать вторичное излучение — к счастью, его свободный пробег не превышал нескольких метров. За пределами Темных зон жизнь продолжалась, как и раньше, разве что многие государства распались. Соединенные Штаты обратились в рыхлую конфедерацию «Североамериканских Территорий», не миновала эта участь и Россию…

Пути разбежались в стороны, поезд стал.

— На выход! — приказал один из МГБ-шников.

Стало понятно, почему ехали в обычном поезде: пересадка на струнную дорогу предстояла только здесь. По другую сторону маленького вокзала стояли опоры с балками поверху. Внутри них с усилием 200–300 тонн были натянуты стальные тросы, и поезда могли развить по такой дороге более 100 километров в час. Меньше, чем на скоростной железной дороги, да и вагончиков в составе, который стоял у приподнятого перрона, было всего несколько: один пассажирский и три грузовых. В стороне пара кранов перегружала контейнеры с обычных платформ на платформы струнной дороги.

Не очень удобно. В Канаде часто приходилось иметь дело с доставкой грузов — там струнные дороги не получили применения из-за сложности постройки и дороговизны перевозок. Но в Темных зонах обычные дороги постепенно разрушились, а полотно струнной дороги шло на высоте шесть-десять метров, выше зоны вторичного излучения. Видимо, поэтому Московская автономия и развивала их сеть. Только как ставили опоры через Карельскую Темную зону — ее приходилось пересекать по диагонали, и расстояние составляло более 100 километров?

Но долго размышлять не дали, подтолкнув к лестнице на перрон. Вагончик был поменьше, но купе почти такое же. Варламова опять запихнули к окну, а МГБ-шники сели у двери.

Состав мягко тронулся, и вскоре словно упал в глубокую тень.

Был май — время белых ночей, но за окнами сгустился сумрак. Даже солнце сделалось тусклым. Мелькали скрюченные деревья, но рассмотреть их из-за скорости не удавалось. Несколько раз пересекли пустынное шоссе.

МГБ-шники скучающе поглядывали в окно. Хотя заговаривать с ними не хотелось, Варламов все-таки спросил:

— А как здесь проложили дорогу? Допустим, блоки с рельсами можно опускать с вертолета, но опоры ведь надо монтировать на земле. Роботов применяли?

Тип с белесыми глазами неприятно хохотнул:

— На исправительные работы направляли врагов нации и Президента. Если выполнят норму, спускали жратвы и водки вволю. Недовыполнят — урезанный паек. А кто не хотел работать, сжигали с вертолетов напалмом. Ударная стройка получилась, за пятилетку опоры поставили. Рельсы в самом деле монтировали с вертолетов.

Варламова передернуло, про такое не слышал. Может, отец что-то и знал, но на эту тему не говорил. Немалая получалась цена за восстановление державы.

Слегка покачивало вверх и вниз, монотонно свистел ветер, и Варламов стал задремывать. Сказывалось недосыпание из-за морской болезни. МГБ-шник в упор смотрел на него глазами дохлой рыбы, забытой на берегу…

Он был признан врагом нации и Президента, и осужден на каторжные работы. Все лето, исходя потом под защитным комбинезоном, он с другими осужденными бурил скважины, закреплял в них сваи, опускаемые с вертолетов, а потом заливал бетоном. Их бригаде приказали поставить двадцать опор с интервалом 50 метров под один путь, и столько же опор под другой. Рельсы будут монтировать на следующий год, когда опоры выстоятся за зиму. После выполнения плана обещали эвакуировать и скостить оставшийся срок вдвое.

Под конец смены Варламов страшно устал. Болели плечи, а дужка ведра, наполненного бетоном, выскальзывала из пальцев. От укусов мошкары, проникшей под комбинезон, горело все тело. Шатаясь, он протащил ведро с десяток метров от бетономешалки и вылил в опалубку с другой стороны опоры. Сашка, бывший учитель физики, «штыковал» бетон — то есть протыкал стальным прутом, а потом раскачивал его, чтобы не осталось каверн. Еще несколько человек копошилось у соседней опоры, а другие зэки таскали щебень и песок к бетономешалке. Ею заведовал бригадир Михалыч, хмурый мужик с техническим образованием. Михалыча обещали освободить вчистую.