Первыми отчего-то объявляют нас. Просто обычно начинают с провозглашения третьего места. Аплодисменты, вручение подарков, и прочий приятный антураж. Счастливые и довольные, мы уходим с небольшой, специально установленной для этой церемонии небольшой сцены.

Затем объявляют команду, занявшую второе место, и в зале устанавливается ошеломленная тишина, поскольку это не Райен со своими друзьями, а капитан Теренс и его парни. Третьими идут «ботаники», кадеты выбравшие для участия символику академии. Толпа возмущена, требует ответа, почему такой произвол, и тогда один из судей по громкоговорителю сообщает, что команда Райена дисквалифицирована, из-за использования в третьем этапе запрещенных технических устройств.

Вот так. Справедливость восторжествовала, и наши соперники с позором спешно покидают зал под свистки и улюлюканье. Эй, а как же наши пари? Ладно, спрошу у Райена завтра в академии. Если он «забудет» или «заболеет», дело его, нисколечко не обижусь. Но как это воспримут кадеты, другой вопрос.

Все-таки когда твой обидчик наказан, причем твоими же стараниями, и при посильной поддержке верных друзей — это ни с чем несравнимое удовольствие.

С ребятами отмечать победу не пошла, как они меня не уговаривали. Пора домой к Рикеру. Буду сидеть там, и ожидать своей участи.

Меня встречал Персиваль. Помощник поохал и порадовался моим сувенирам. Кубок забрала себе академия, где выставит новый экспонат в стеклянном шкафу в главном холле на всеобщее обозрение, а все три мои медальки забрал Перси, заявив, что сделает стенд, и повесит награды на видное место. Ну, раз ему так хочется, пускай.

Еще мужчина счастливо заявил, что сегодня днем вернулся мистер Блэквуд, вечером уже будет дома, и тоже очень обрадуется моим достижениям. Ну-ну. Я уже видела, каким он был радостным.

Потянулись долгие часы ожидания. У меня были самые дурные предчувствия. Чтобы как-то себя отвлечь, приготовила шикарный ужин. Возможно, еда сумеет немного задобрить Рикера, хотя сильно в этом сомневаюсь.

Поздним вечером мое ожидание закончилось. В это время я сидела на кухне с чашкой кофе и зубрила лекции. Обитала я здесь не зря. Стратегически удобное место. Это условно моя территория, да еще и наполненная вкусными ароматами.

Он зашел, окинул меня внимательным тяжелым взглядом. Мысленно уговариваю себя, что бояться мне нечего. Все самое страшное, что могло произойти уже, собственно и произошло.

Сел напротив.

— С возвращением, — неуверенно протянула я.

— Спасибо.

Помолчали. Рикер тоже налил себе кофе и продолжил на меня этак задумчиво оценивающе смотреть. Меня нервировала тишина, поэтому вновь неуверенно заговорила.

— Ну, про намечающееся соревнование тебе наверняка было известно.

Прищурился, но продолжил молча попивать кофе.

Не знаю, стоит ли выдавать себя сразу, но как показывает опыт, с таким мужчиной как мой муж лучше разговаривать напрямую.

— Про пари было поздно говорить.

— Да что ты. Почему же ты так решила?

— Ты уезжал. Был сильно занят.

Опять молчим. На этот раз первым тишину разорвал Рикер.

— Миа, я тебе поражаюсь. Вроде бы умная девушка, но совершаешь такие поступки, которые в раз перечеркивают все мое хорошее отношение к тебе. Для чего ты согласилась на это пари?

— Я не просто согласилась, а сама назначила условия. Райен — мой главный оппонент, и самый сильный в стае тех, кто ко мне ближе, и кому я не нравлюсь. Выбрала самого активного, и «победила» его. Я долго жила в приюте, и знаю, как обычно завоевывают себе авторитет. Не будь на мне ограничителя, все было бы гораздо проще. А так… Почему такие условия пари? Мне нужно было, чтобы приманка оказалась достаточно вкусной, и Райен, практически не раздумывая, повелся.

— А то, что мой авторитет был бы разрушен, ты не подумала? Про свою репутацию? Даже то, что ты позволяешь себе пари на подобных условиях, уже говорит другим о том, что ты меня не уважаешь, и ни во что не ставишь. А если бы вы проиграли?

— Главное, мы все же выиграли. Моя репутация в глазах высшего общества и так не высока. Мне никто и никогда не забудет, что я работала уборщицей. Приношу извинения за подпорченный мною авторитет. Однако хочу напомнить, что после случая с попыткой моего побега, ты сам разорвал наш прежний устный договор, по условиям которого я должна была блюсти свою честь и, соответственно твой «престиж».

— Ну-ну. Почему тогда ты не сказала мне, что у тебя проблемы в академии? Я ведь спрашивал.

— Потому что мне бы это никак не помогло. Что бы ты сделал? Запугал бы всю академию? попытался что-то внушить мальчишкам?

— При необходимости. Поверь, мне это не трудно.

— Верю. Но этим бы ты только понизил так важный тебе авторитет. Всем рот не закроешь. Кадеты бы боялись, но исподтишка смеялись, а я бы стала еще большим изгоем, ведь со мной вообще бы перестали хоть как-то общаться.

Вздохнула. Разговор давался мне тяжело.

— Я на самом деле нисколько не умаляю своей вины. И готова принять любое твое наказание.

Вот, сказала.

Рикер, сложив на груди руки, откинулся на спинку сидения. Сейчас, я не могу понять по его виду, сильно он сердится или не очень.

— Миа, ты все-таки не дура, хотя пытаешься часто доказать обратное, поэтому, считай, два раза ты уже провинилась. Если будет третий раз…

Он медлил.

— То что?

— Тебе лучше не знать.

— А если я сама не сразу пойму что мои действия приведут к третьему проступку? Бывает же такое. Мне что-то предложат, я соглашусь по незнанию, а это окажется в итоге тем, что тебе не нравится.

Рикер поддался вперед.

— Дорогая, так ты, прежде чем что-то делать, сначала со мной советуйся. Ты ведь молчишь, предпочитая свои проблемы решать самостоятельно.

— Хорошо, — да, я умею при необходимости быть покладистой и идти на компромиссы, тем более, осознаю, что опять подставила собственного мужа.

— По поводу твоего наказания, — затаила дыхание. — Миа, ты уже взрослая девушка. Прошлый раз тебя, по всей видимости, ничему не научил, раз ты решила вновь идти против, поэтому я не знаю, как тебя наказывать, и чем пугать, чтобы ты, наконец, поняла, как надо поступать, а как нет. Поэтому наказание для себя ты придумаешь сама.

— Сама? Как так?

— А вот так. Реши сама для себя, что считаешь достойным наказанием своего поступка, и исполни.

— Но… Если я смухлюю?

Супруг наклонился ко мне еще ближе, при этом глаза его загадочно блестели.

— Это будет только на твоей совести, — сказав это, он встал и ушел.

Во внезапном порыве мне захотелось взять, и садануть чашкой, которую держу в руках, со всей дури об стену. Но я сдержалась.

Из всех наказаний, которые мог придумать для меня Рикер, это, пожалуй, самое плохое. Как он додумался? Неужели успел так хорошо меня изучить? Я имею собственный кодекс чести, правила, которым следую. В разговоре признала свою вину, и сказала, что готова к наказанию. И я бы приняла его. Любое. Раз сказала, значит, сделаю. Но так. Избрать для себя, то, что посчитаю самым эффективным и исполнить?

Просидела на кухне не меньше часа. Все обдумывала состоявшийся разговор. Я, даже особо и не задумываясь, поняла, что для меня будет наибольшим и самым запоминающимся наказанием, поэтому скорее пыталась просто решиться. Наконец, встала с неохотой, и пошла переодеваться. Все-таки купленное когда-то вместе со стилистом красивое белье мне пригодиться.

В спальне, мужа не обнаружила, что к лучшему. Залезла в шкаф, и надела то что первое попало под руку. Критически оглядела себя в зеркало. М-да, не очень. Нет, сам черный кружевной комплект нижнего белья сидел очень хорошо. Тем более что моя фигура больше не напоминала скелет, и обзавелась аппетитными округлостями. Проблема была в другом. Почти все тело покрыто ссадинами и гематомами. На ноги вообще смотреть страшно. Медики сделали все необходимые процедуры, и сбитые в кровь коленки скрывали специальные заживляющие пластыри, но все равно выглядело это не слишком привлекательно. Такой же пластырь, только более широкий и длинный — в месте пореза. Довершал картину отек на лодыжке. День, в крайнем случае, два, и ускоряющие регенерацию пластыри можно снимать, а пока, что есть, то есть.