Когда вошли в холл с мозаичным изображением Святой Марии на стене, вздохнула: — Вот где надо было остановиться, а не в той стеклянной коробке на задворках.

— Может, завтра и переедем. Похоже, ты входишь во вкус паломничества по святым местам.

Ресторан был на крыше под навесом, и панорама действительно великолепная. Сели, официант разлил по бокалам красное вино. В городе зажигались огни, над сизым сумраком у горизонта недолго горела багровая полоса, а потом сразу стемнело. Стрельчатые окна в красивых башнях над входом осветились желтым.

Вдруг Хельга оторвалась от сырного фондю:

— Что это?

Красная черточка прорезала темный небосвод. Огненный фонтан взметнулся среди городских огней, и чуть погодя донесся тяжелый гул. Вот взлетел еще один факел, а на месте первого стал подниматься дым.

Метельский вскочил, расплескав вино по скатерти: — Обстрел! Похоже, ракетами.

Еще несколько вспышек среди городских построек. Завыли сирены. Хельга тоже встала:

— А Храмовую гору не обстреливают.

Действительно, разрывы происходили далеко от сиявшего золотом купола мечети Омара.

— Если стреляют арабы, они боятся попасть в свои мечети. — Метельский схватил Хельгу за руку: — Уходим!

— Подожди! Красиво.

Из нескольких мест в городе стали выметываться голубые лучи, и в небе вдруг распустились багровые цветы.

— А это излучатели, сбивают ракеты! — Хельга дрожала от возбуждения. — К нападению все-таки готовились.

Пол под ногами содрогнулся. Одна из башен над центральным входом рухнула, разлетаясь на куски. В лицо ударила горячая и смрадная воздушная волна. Метельский, а следом Хельга упали, хватаясь за мебель.

— Быстрее! — крикнул Метельский, кое-как поднимаясь на ноги и вздергивая Хельгу. — Здание может обрушиться.

Они побежали к выходу. Их толкали, но среди отчаянных криков достигли лестницы и бросились вниз. Вокруг стоял страшный треск, в стенах молниями возникали трещины. Влетели в холл. Стена с входными дверями разламывалась на глазах.

— Сюда! — отчаянный крик перекрыл даже скрежет.

В полу возле боковой стены возникло прямоугольное отверстие, у него стоял человек в черном балахоне и махал руками. Метельский потащил туда Хельгу, следом побежало еще несколько человек.

— Скорее в убежище! — крикнул человек в балахоне.

Ударяясь о металлические перила и удерживая Хельгу почти на весу (сильно мешала палка в другой руке), Метельский скатился по крутой лестнице. Чуть не на голову ему свалился кто-то. Не разбирая дороги, Метельский рванулся в сторону, и вовремя — у подножия лестницы образовалась куча-мала. С лязгом закрылся люк, а следом раздался гул, пол заходил под ногами, и с потолка посыпался мелкий сор. В желтоватом свете стало видно, что по лесенке спускается человек в балахоне.

— Laudatus sis, mi Domine![122] — громко произнес он, и еще что-то, тоже на латыни.

Похоже, священник или монах: одет в черный короткий плащ, под плащом белая туника. Наверное, какое-то католическое облачение, ведь отель принадлежит католической церкви. Метельский прокашлялся, горло саднило от пыли:

— Где мы?

— В бомбоубежище, — спокойно сказал монах, теперь уже по-английски. — В него ведет несколько входов, и надеюсь, что спаслись еще другие. Иерусалим долго жил под обстрелами, и Господь снова попускает это, чтобы привести нас к покаянию.

— Зря ела это фондю, — простонала Хельга. — Хотя еда вроде постная.

Сверху все еще слышался гул, но голоса были вполне различимы. Метельский глянул вверх, там массивные арки — католической церкви не привыкать к катакомбам. И все равно, под руинами наверняка погибли люди. Не помогла статуя «Нашей Дамы», тоже наверное лежит в обломках. Надоело человечеству жить в мире.

Или кому-то еще…

— Пройдемте дальше, в глубинную часть убежища, — сказал монах. — Она была устроена в двадцать первом веке, и должна выдерживать ядерный удар.

Тускло освещенные коридоры, но сырости не чувствуется. Стены как будто из известняка, порой встречаются арматурные пояса. Монах открыл люк и спустились еще ниже. Довольно обширное помещение и немало людей — видимо, не стали задерживаться, чтобы полюбоваться ракетным обстрелом. Но вводят других, эти окровавлены и стонут. Укладывают на скамьи, и две женщины — похоже, медсестры — начинают хлопотать возле них. Четко все организовано у католиков.

Монах сразу ушел, а Хельга не стала присаживаться: — Нас учили оказывать первую помощь. Пойду, помогу.

Метельский сел на скамейку (и это предусмотрели!), вслушиваясь в многоязычную речь. Сивилла переводила, и стало ясно, что большинство подозревает в нападении фанатиков мусульман. Попросил «Сивиллу» показать новости. Шла прямая трансляция с дронов, и на фоне бомбоубежища поплыли картины разрушений, пожаров и пустынных улиц. Жителям и туристам настоятельно рекомендовали не выходить из укрытий, хотя большинство ракет как будто удавалось сбыть. Как заметил комментатор, словно вернулись времена последней арабо-израильской войны XXI века.

Наконец вернулась Хельга — рукава блузки засучены и в пятнах крови.

— Толку от меня немного. — пожаловалась она, — да и раненые перестали поступать, все завалено.

Вернулся монах — плащ порван, а белая туника тоже испачкана.

— Спасательные команды начали разбирать завалы наверху, — сказал он. — Можно будет эвакуировать раненых.

— Похоже, вы подготовились, — заметил Метельский.

— Видно было, куда все идет, — вздохнул монах. — Да и Господь не оставил без указаний.

— А что у вас за орден? — спросила Хельга. — И эмблема на плаще странная, как будто собака с факелом в зубах

— Орден святого Доминика.[123] Раньше братья называли себя dominicanes, «псы господни». Ныне мы мирный орден братьев-проповедников.

— Закончились мирные времена, — сказала Хельга, огорченно разглядывая свою блузку.

— Похоже на то. Но мы готовились к этому, и при надобности вспомним про dominicanes… Однако лучше поговорим о вас. Господь допускает свершиться злу, однако посылает и возможности к лучшему. Наша встреча может быть не случайной. Вы крещены?

— Я нет. Даже имя языческое, Хельга.

— А меня крестили в Польше, в католическом храме, — сказал Метельский. — Но я считаю, что принадлежу к Единой церкви.

Хельга покосилась, а монах пожал плечами: — Различия несущественны. Скоро христианские церкви уйдут в катакомбы, и на поверхности земли постепенно воцарится ад. Почему бы вам не уйти с нами? В Иерусалиме стало опасно, но мы переберемся в Тель-Авив, где ждет судно ордена. Оно заберет всех желающих и доставит в Италию. Вас, — он улыбнулся Хельге, — могут окрестить в пути, пройдете ускоренный курс катехизации[124]. Я видел, как вы проявляете милосердие, так что слово Христово вам не чуждо.

Хельга поерзала, а Метельский прокашлялся (все еще першило в горле):

— Извините, отец…

— Себастьян, — подсказал монах.

— Извините, отец Себастьян. Здесь у нас пока много дел. Но не оставите координаты, как вас найти в случае надобности?

— Пожалуйста, — монах протянул карточку, и вдруг озабоченно поглядел на темный проход в стене. — Извините, надо кое-что проверить. Не посветите?

Он достал из кармана фонарик в виде факела. Метельский взял его, прислонил свою трость к скамейке и поднялся.

— Сиди пока тут, — сказал он Хельге, и пошел вслед за монахом.

Они вошли в узкий проход, электрический факел осветил выщербленные стены, а потом металлическую дверь. Отец Себастьян потянул рукоятку, и дверь открылась.

— Вот оно, кто-то разблокировал дверь. Обычно это можно сделать только с центрального пульта. Под Иерусалимом настоящий подземный город. Копали с древних времен, а потом арабы, израильтяне. Когда строили убежище, подозрительные проходы закрыли дверями, и вот сейчас датчик зарегистрировал какую-то активность.