***
Сюда же, на эту площадь, уже много веков приводили всех осужденных в длинных рубахах смертников, с пятнадцатиливровой свечой в руке, чтобы они покаялись перед богоматерью, прежде чем их сожгут или повесят.
Анжелика представила себе мрачное шествие этих зловещих призраков и содрогнулась.
Сколько их преклонило здесь колена под крики жестокой толпы, и на них бесстрастно смотрели своими незрячими глазами высеченные из камня святые старцы.
Анжелика тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли, и подумала, что пора вернуться в дом прокурора, но в этот момент ее остановил какой-то священник.
– Госпожа де Пейрак, разрешите выразить вам свое почтение. Я как раз направлялся к мэтру Фалло, чтобы побеседовать с вами.
– Я в вашем распоряжении, господин аббат, но, простите, я не могу припомнить ваше имя.
– Неужели?
Аббат приподнял свою широкополую шляпу, а вместе с нею седоватый короткий парик, и Анжелика с изумлением узнала адвоката Дегре.
– Это вы? Но к чему такой маскарад?
Молодой человек надел шляпу.
– Потому что вчера потребовался исповедник в Бастилию, – вполголоса сообщил он.
Порывшись в складках своей сутаны, он достал роговую табакерку, сунул в нос понюшку табаку, чихнул, высморкался и наконец спросил Анжелику:
– Ну, что вы скажете? Настоящий священник, не правда ли?
– Конечно. Даже я попалась на вашу удочку. Но… скажите, вам удалось проникнуть в Бастилию?
– Тс-с-с… Идемте к господину Прокурору, там мы сможем спокойно побеседовать.
Анжелика шла, с трудом сдерживая нетерпение. Неужели адвокат наконец-то что-то узнал? Видел ли он Жоффрея?
Дегре степенно шагал рядом с достойным и скромным видом набожного викария.
– Ив вашей профессии часто приходится прибегать к подобному маскараду? – спросила Анжелика.
– В моей профессии – нет. Эти маскарады унижают мою адвокатскую честь. Но ведь жить-то нужно! Когда мне надоедает жизнь хищной птицы, надоедает охотиться за клиентами на ступеньках Дворца правосудия, чтобы добиться права вести процесс, за который я получу три ливра, я предлагаю свои услуги полиции. Конечно, если бы это стало известно моей корпорации, у меня были бы неприятности, но я всегда могу сослаться на то, что веду расследование для своих клиентов.
– Но ведь это довольно рискованно – выдавать себя за духовное лицо. Вы невольно можете совершить святотатство.
– Я не причащаю, а лишь исповедую. Сутана внушает людям доверие. Никто так не наивен с виду, как молодой, только что вышедший из семинарии викарий. И ему можно выложить все. О, я, конечно, понимаю, положение не блестящее. Не то что у вашего зятя Фалло, бывшего моего однокашника по Сорбонне. Вот он далеко пойдет! В то время как я разыгрываю перед девицами молоденького робкого аббата, этот важный магистрат отправляется во Дворец правосудия и там, преклонив колена, все утро слушает защитительную речь мэтра Талона по какому-нибудь делу о наследстве.
– Но почему же на коленях?
– Такова традиция юриспруденции со времен Генриха IV. Прокурор готовит обвинительные материалы. Адвокат оспаривает их. По рангу адвокат считается выше прокурора, и тот обязан выслушивать его, стоя на коленях. Но у адвоката живот подводит от голода, а у прокурора брюхо сытое. Еще бы! Ведь он ухватил хороший куш на всех двенадцати инстанциях судебной процедуры.
– Все это слишком сложно для меня.
– Но вы все же постарайтесь запомнить некоторые подробности. Они могут вам весьма пригодиться, если мы сумеем добиться процесса над вашим мужем.
– Неужели дело дойдет до процесса? – воскликнула Анжелика.
– Нужно, чтобы до этого дошло, – серьезно проговорил адвокат. – Это единственная надежда на его спасение.
В маленьком кабинете мэтра Фалло адвокат снял парик и пригладил ладонью свои жесткие волосы. Его лицо, обычно веселое и оживленное, сейчас казалось озабоченным. Анжелика села у маленького прокурорского стола и принялась машинально вертеть в руках гусиное перо. Она никак не могла набраться смелости и расспросить Дегре. Наконец она не выдержала:
– Вы его видели?
– Кого?
– Моего мужа?
– Нет, что вы! Об этом не может быть и речи, он совершенно изолирован. Де Пейрак не должен ни с кем ни видеться, ни переписываться, за это комендант Бастилии отвечает своей головой.
– Как с ним обращаются?
– Пока хорошо. У него в камере есть даже кровать и два стула, и ему подают обед из кухни коменданта тюрьмы. Мне рассказали также, что он часто поет и кусочками штукатурки исписал математическими формулами все стены своей камеры. И еще он пытается приручить двух огромных пауков.
– О, узнаю Жоффрея, – улыбнулась Анжелика. Но на Глаза ее набежали слезы.
Значит, он жив, он не превратился в слепого и глухого призрака, и стены Бастилии оказались недостаточно непроницаемы, чтобы сквозь них не пробилось эхо его неутомимой жизненной силы.
Она подняла взгляд на Дегре.
– Спасибо, мэтр.
Адвокат с досадой отвел глаза:
– Не надо меня благодарить. Дело необычайно трудное. Должен вам признаться, чтобы добыть эти скудные сведения, я истратил все деньги, что получил от вас.
– Деньги не имеют значения. Скажите, сколько вам Нужно, чтобы продолжить расследование?
Но молодой адвокат упорно продолжал глядеть в сторону, словно он, обычно такой бойкий на язык, вдруг оробел.
– Сказать по чести, – решился он наконец, – я даже подумываю, не должен ли постараться вернуть вам ваши деньги. Мне кажется, я поступил несколько неосмотрительно, согласившись вести дело, судя по всему, весьма сложное.
– Вы отказываетесь защищать моего мужа? – вскричала Анжелика.
Еще вчера она не могла побороть в себе чувство недоверия к адвокату, который, несмотря на все свои великолепные дипломы, влачил жизнь полуголодного бедняка, но сейчас, когда он дал понять, что намерен отказаться от защиты, ее охватила паника.
Он покачал головой и сказал:
– Чтобы защищать, нужны обвинения.
– А в чем его обвиняют?
– Официально – ни в чем. Он просто не существует.
– Но тогда его не смогут осудить.
– Сударыня, о нем могут навсегда забыть. В подземельях Бастилии есть узники, которые сидят по тридцать – сорок лет, и они уже сами не помнят ни своего имени, ни за что их заточили в тюрьму. Вот почему я и говорю: его единственное спасение – добиться процесса. Но даже в том случае, если процесс будет, он скорее всего состоится при закрытых дверях, и подсудимому не разрешат иметь адвоката. Так что вы истратите ваши деньги впустую.
Анжелика подошла к нему и внимательно взглянула ему в глаза.
– Вы боитесь?
– Нет, но меня гложут сомнения. Не лучше ли для меня не вести никакого дела, чем идти на скандал? И не лучше ли для вас вместе с ребенком скрыться где-нибудь в глуши, подальше от столицы, и жить там на оставшиеся у вас деньги, чем рисковать своей жизнью? И не лучше ли для вашего мужа провести несколько лет в тюрьме, чем на процессе быть обвиненным… в колдовстве и в святотатстве?
У Анжелики вырвался вздох облегчения:
– Колдовство и святотатство!.. Значит, вот в чем его обвиняют!
– Во всяком случае, это обвинение послужило поводом для ареста.
– Тогда все не так страшно! Просто это результат невежества архиепископа Тулузского!
Анжелика подробно рассказала молодому адвокату о ссорах между архиепископом и графом де Пейраком, о том, как граф нашел способ добывать золото из горных пород, а архиепископ, завидуя его богатству, решил завладеть секретом, хотя, по существу, здесь нет никакого секрета.
– И никакой магии – это результат научных исследований.
Адвокат скорчил недовольную гримасу:
– Сударыня, лично я – полный профан в данном вопросе. Если обвинение зиждется на этом, то нужно будет вызвать свидетелей, продемонстрировать весь процесс при судьях, дабы убедить их, что здесь не кроется ни магии, ни колдовства.
– Мой муж не отличается особой набожностью, но он посещает воскресные мессы, соблюдает посты и причащается по большим праздникам. Он щедро жертвует на церковь. И все-таки Тулузский примас боялся его влияния и многие годы вел против него борьбу.