Амбруазина послушалась, побрела к кровати и словно в изнеможении легла.

– Что за муки! – прошептала она, накрываясь одеялом и с каким-то сладостным чувством зарываясь в подушку. – Ах! Анжелика, как прекрасно быть подле вас! Вы такая чистая, недоступная. Меня покоряет ваша сила. Вам неведом страх.

– Где вы черпаете ваше мужество? Вы получили что-то особенное в наследство? Ах! Почему этого нет у меня? Почему дьявол преследует меня с самого рождения?!

На этот раз Анжелика не стала гасить свечу. Она уже не надеялась, что, несмотря на свою усталость, сможет уснуть. Она понимала, что этот жалобный голос напоминает ей о чем-то далеком, когда-то близком ей самой. Это был голос покинутой, одинокой, непонятой женщины, выброшенной из привычной жизни в результате некоего сговора, голос бедной, отчаявшейся женщины, звучавший, словно призыв о помощи из уст несчастного ребенка.

Неожиданно для себя Анжелика протянула руку и погладила тяжелые волосы Амбруазины, в которых отражался огонь свечи. Глаза герцогини смягчились, она посмотрела на Анжелику с детским изумлением.

– Вы так добры, – прошептала она растерянно. – Отчего вы так много для меня делаете?

– А почему вас это удивляет? Вам нужна помощь, рядом с вами нет никого из близких. Я хочу, чтобы вы отдохнули и успокоились.

– Какое счастье смотреть на вас, слушать вас, – мечтательно проговорила Амбруазина. – Как вы прекрасны! И у вас доброе сердце. Оно обладает даром любви, вот что главное. Вам даровано это чудо: любить и внушать другим любовь к себе. Я никогда ничего не чувствую… кроме страха. Я знаю, что вызываю у людей неприязнь.

Она робко прикоснулась к волосам Анжелики, в восхищении провела пальцами по ее щеке и губам:

– Вы так красивы, и все же…

– Вздор, – Анжелика пыталась разгадать за бессвязными речами Амбруазины ее душевную тайну. – Не смешите меня! Вы тоже красивы. И вы это знаете! А что до того, что вас якобы не любят… А как же преданность ваших спутниц, всех, кто вас окружает?

Вдруг Анжелика вспомнила, какой вопрос не давал ей покоя все это время:

– Амбруазина! Запах ваших волос… Он по-прежнему пьянит… Вы недавно пользовались духами. Но вы же сказали, что потеряли последний флакон во время кораблекрушения.

Амбруазина слегка поморщилась и улыбнулась:

– Знаете, получается, что вы были правы, говоря, что меня окружают любящие люди. Представляете, мой секретарь Арман Дако, зная, как дороги мне эти духи, взял с собой запасной флакон на случай, если я буду испытывать в них недостаток в Новой Франции. Как человек предусмотрительный и старательный, он завернул его в непромокаемую ткань и зашил в пояс своего камзола. Когда ой узнал, что я лишилась несессера, то отдал мне эти божественные духи.

– Я слышала, что именно он помог вам спуститься в лодку с ребенком Жанны Мишо… Видите, какую преданность вы сумели внушить даже такой канцелярской крысе, как этот Дако. На вид он совсем не годится на роль героя…

Амбруазина улыбнулась в ответ, но вокруг ее рта обозначились горькие складки.

– Да, такой толстый увалень… Она подняла глаза на Анжелику и с горячностью сказала:

– А вас любят все мужчины. Самые достойные. Ваш супруг, например… Необыкновенный человек… Одаренный, обаятельный, само совершенство. Любая женщина была бы счастлива покорить такого мужчину, а он очарован только вами, не сводит с вас глаз, улыбается только вашим шуткам… И тот блондин, молчаливый гигант… С первого взгляда заметно, какие чувства он к вам питает… Даже между тем статным иезуитом и вами чувствуется особая «аура» близости, родства, которое вы умеете создавать в отношениях с любым, самым обыкновенным мужчиной, будь то глупый солдат или гнусный пират… Взять даже того жуткого индейца… Он тоже вас любит, это очевидно. И убьет всякого, кто осмелится посягнуть хотя бы на ваш мизинец, я это поняла… Стоит вам только появиться, и происходит нечто необъяснимое… будто люди начинают чувствовать себя более счастливыми… Даже медведь, даже медведь, и тот вас обожает! – вскричала Амбруазина, ломая руки.

Анжелика рассмеялась:

– Какая страстная обвинительная речь! Но вы преувеличиваете, моя дорогая!

– Нет, – упрямо возразила Амбруазина. – Вы наделены даром внушать любовь, может быть, оттого, что умеете воспринимать чужое чувство, умеете любить? Я бы все отдала, лишь бы научиться этому!

– Разве сложно, например, научиться любить жизнь? – серьезно спросила Анжелика.

Теперь она понимала, что в душе этой красивой, одаренной женщины живет глубокое отчаяние.

– Разве в этом заключается дар любви? – задумчиво переспросила Амбруазина. – Нет, все не так просто…

Она погладила загоревшее на морском солнце плечо Анжелики.

– У вас прекрасное тело, вот в чем секрет. Вы воспринимаете окружающее не только сердцем, но и всей плотью: счастье и беду, солнце, птиц в небе, блеск морской воды, все, что может с вами произойти завтра… С радостью вы встречаете и отдаете любовь…

– Что вам мешает делать то же самое?

– Что мне мешает?

Амбруазина почти прокричала эти слова. Широко раскрытыми глазами она словно заглядывала себе в душу, и не находила там ничего, кроме отчаянья. Горькие складки вокруг ее рта обернулись на миг глубокими морщинами, обезобразив лицо и превратив ее в уродливую старуху.

– Оставьте меня, – воскликнула она, отталкивая руку Анжелики. – Оставьте меня, пора, наконец, свести счеты с этой жизнью! Надо было сделать это сегодня ночью…

– Сегодня ночью?

– Нет, нет, – в каком-то лихорадочном безумии проговорила Амбруазина, – довольно об этом. Я покончу с собой, и все…

– Господь осуждает такие поступки. Вы столь благочестивы…

– Благочестива! Да, я знаю. Мне ведь нужно чем-то жить, если почти все во мне мертво. Вот я и нашла отдушину: молитвы, набожность, деятельность на благо церкви. Вы смеетесь надо мной, над моей религиозностью, не так ли? Конечно, вам подвластно все, вам не понять…

– Что, Амбруазина?

– Нет! Нет! Я вам никогда не скажу! Вы не поймете!

– Почему вы так думаете?

Анжелика обняла Амбруазину де Модрибур, которая конвульсивно вздрагивала. Казалось, она вот-вот бросится на пол в приступе отчаяния. Вырываясь из рук Анжелики, она забыла о том, что на ней почти нет никакой одежды. У Амбруазины было удивительно молодое, совершенное тело, будто у юной девственницы.

– Вы думаете, я ничего не понимаю в жизни? – спросила Анжелика. – Я видела много горя, поверьте, прошла через многие испытания.

– Нет, нет! Вы сильная… А я… Вы не можете понять, что такое быть…

– Кем, Амбруазина?

– …пятнадцатилетней девочкой, отданной похотливому старику! – крикнула Амбруазина, словно ее вырвало ядом, раздиравшим ее внутренности. Она вся сжалась, едва переводя дыхание.

– Я кричала, – прошептала она, – я кричала… Никто не пришел ко мне на помощь… Я отбивалась всю ночь… В конце концов он приказал своим слугам держать меня! И все это с благословения церкви…

Бледная, она откинулась на подушку. Пот струился по ее вискам. Вокруг прикрытых век обозначились фиолетовые круги. Она казалась полумертвой.

Анжелика вытерла пот с ее лица.

– Вы ведь никому не расскажете, – еле слышно пробормотала герцогиня.

– Никому не расскажете… что я кричала… Я была такой гордой… Чистым, восторженным, но гордым ребенком… В монастыре я превосходила своих подруг, была самой красивой, самой образованной, самой любимой. С детства я поражала богословов, математиков, которые приходили в наш монастырь только для того, чтобы поговорить со мной. Я была высокомерна с монахинями, этими невеждами… И вдруг такое унижение… Оказалось, что все мои высокие таланты ничего не стоят, не могут защитить от обычной судьбы… И я – всего лишь добыча для мужчин, и меня можно продать, заручившись благословением священников… Невзирая на мою невинность… продать погрязшему в пороке человеку, старше меня на пятьдесят пять лет.

Амбруазина замолчала, вконец обессилев. Казалось, ее сейчас вырвет. Анжелика молча поддерживала голову герцогини. Что ей ответить? Анжелика вспомнила… Для нее самой, сосватанной за глаза, все могло обернуться таким же кошмаром и унижением. Но в Тулузе ее ждал Жоффрей де Пейрак, и между проданной юной девушкой и купившим ее знатным вельможей родилась необыкновенная, страстная любовь.