Нужно зажечь свет. Анжелика протянула руку к ночному столику у своего изголовья, наткнулась на теплое тельце котенка – шерсть у него и вправду стояла дыбом, словно колючки у ежа. Когда она дотронулась до его спины, в разные стороны брызнули мелкие искры, котенок пронзительно мяукнул и спрыгнул на пол. Наверное, он забился под шкаф и теперь сидел там, свернувшись в комочек и дрожа от страха. Анжелика наощупь поискала огниво и свечу. Безуспешно. Сердце готово было выскочить из ее груди. В комнате кто-то был, это очевидно, но кто? Неловким движением она смахнула на пол какой-то предмет, мысленно отругала себя.

«Будь то сам Дьявол, я должна его увидеть», – стуча зубами, сказала она себе.

Анжелика чувствовала, как некая волна надвигается на нее, смутно напоминая что-то знакомое. Она должна была кого-то о чем-то спросить… но забыла, и нить была потеряна.

Дрожащей рукой Анжелика пыталась высечь огнивом искру. Скорее, скорее, пока волна не накрыла ее целиком. Наконец, сверкнула искра, трут, увы, не загорался, но в мгновенном проблеске света Анжелика увидела, что в спальне она не одна.

Кто-то стоял в глубине комнаты, в углу, слева от двери. Анжелика успела увидеть очертания неподвижной человеческой фигуры, будто закутанной в черную траурную накидку.

Откуда вдруг подступила тошнота? Откуда взялся этот невыносимый запах? В нем была разгадка, в нем таилась опасность!

Анжелика собрала всю свою волю, стараясь не обращать внимания на холодный пот, который струился по ее спине. Когда наконец трут воспламенился, она старательно, не глядя по сторонам, подожгла фитиль, подождала, пока свеча разгорится и рассеет мрак, осветив все уголки комнаты.

Подняв свечу, Анжелика направила ее в ту сторону, где ей померещился застывший человеческий силуэт. Заставляя себя успокоиться, она старалась разглядеть невидимое. Так и есть – кто-то стоял у стены, будто призрак, с головы до ног закутанный в черную мантию с капюшоном, который полностью скрывал склоненное лицо. Он был подобен статуям скорбящих монахинь, что стоят в королевских усыпальницах.

У Анжелики мелькнула мысль, что это обман зрения, не что иное, как повешенное ею платье, игра воспаленного воображения, Но в этот момент призрак шевельнулся и сделал шаг вперед.

Сердце Анжелики сжалось, но рука со свечой не дрогнула.

– Кто здесь? – спросила она как можно тверже.

Ни звука в ответ… Внезапно Анжеликой овладел гнев. Она поставила свечу на столик, отбросив одеяло, села на край кровати, поискала ногой и надела свои расшитые кожаные туфли без задников и встала, не сводя глаз с немой фигуры.

На миг остановившись, она снова взяла в руку свечу и направилась к черному призраку.

Ее настиг резкий, дурманящий аромат, в тут, внезапно узнав этот запах, она испытала такой панический ужас, что чуть не лишилась чувств.

Амбруазина!

Одновременно мысли Анжелики пришли в порядок, неизвестность отступила: «Если это действительно она, чего мне бояться?» Она шла теперь гораздо решительнее. Аромат, разлитый в комнате, отчетливо напоминал о той, которая несколько дней была гостьей этого форта – птице в ярком оперении, женщине несравненной красоты, печальной, набожной, мудрой и наивной, ребячливой и серьезной… Таинственной и загадочной «благодетельнице».

Анжелика почти не сомневалась, что это она, поэтому совсем не удивилась, когда отбросив ее капюшон, увидела горящие темные глаза на белом, как мел, лице герцогини.

– Амбруазина, – вернув себе хладнокровие, сказала Анжелика. – Амбруазина, что вы здесь делаете?

Губы герцогини де Модрибур задрожали, но она не издала ни единого звука.

Словно теряя последние силы, она упала на колени, обвила руками стан Анжелики и прижалась лбом к ее груди.

– Я не могла, – наконец с отчаянием прошептала она. – Я не могла…

– Чего вы не могли?

– Уехать из этих мест… Уехать от вас… По мере того, как берег исчезал вдали, росла моя боль. Мне казалось, что, стремясь куда-то далеко к праведной жизни, на самом деле я навсегда лишаюсь последнего желанного приюта на земле… Что именно здесь, да здесь я должна жить… Я не могла.

Тело ее сотрясалось от сдерживаемых рыданий. Через тонкую батистовую сорочку Анжелика чувствовала, что руки герцогини оплели ее, будто гибкие, но прочные и цепкие лианы, что жар, которым та охвачена, проникает сквозь все покровы. В ее душе возникло чувство сострадания и нежности к этой отчаявшейся женщине.

Анжелика дотянулась до ближайшего столика, поставила на него свечу, и с немалым трудом разомкнув пальцы Амбруазины, освободилась от ее судорожных объятий.

В этот момент плотную завесу тумана прорезал звук сигнального рожка, который обычно предупреждал об опасности столкновения кораблей в густом тумане.

Этот долгий унылый сигнал, идущий издалека, со стороны Французского залива, заставил Анжелику содрогнуться и снова усомниться: неужели стоящая перед ней на коленях женщина – та самая герцогиня де Модрибур, которая совсем недавно отбыла в Порт-Руаяль. А вдруг это призрак, мираж, дурной сон наяву? Да и где граница между сном и явью?

Глаза Амбруазины де Модрибур были сказочно прекрасны, из них струился тихий свет, они звали и завораживали.

Снова раздался звук сирены, предупреждая моряков об опасности.

– Но туман! – воскликнула Анжелика. – Как вы добрались в таком тумане? Где ваши девушки? Когда вы высадились на берег?

– В этот час мои девушки, думаю, уже в Порт-Руаяле, – заговорила герцогиня. – Когда мы туда плыли, нам повстречалась рыбачья лодка. Она направлялась к Голдсборо. Я не смогла удержаться. Я велела продолжать путь без меня, а сама попросилась в лодку к рыбакам. Они высадили меня недалеко отсюда. Несмотря на туман, я легко сориентировалась, пошла по направлению к форту, где – я знала – найду вас. Часовые меня узнали.

– Они должны были меня предупредить, – растерянно проговорила Анжелика.

– Разве это важно? Я знала, где находится ваша комната, я поднялась, дверь была незаперта.

Анжелика вспомнила, что перед сном открывала дверь, чтобы услышать человеческие голоса и успокоить себя, а потом забыла задвинуть засов. Итак, именно собственный страх и небрежность – вот чему она была обязана своим ночным кошмаром. Она была вся покрыта испариной от пережитого волнения и ощущала полное бессилие, как после изнуряющей жары. В то же время ее бил озноб, и она едва сдерживалась, чтобы не застучать зубами. Хороший урок! Впредь нельзя поддаваться внезапным порывам и смутным страхам.

Анжелика с радостью устроила бы Амбруазине хорошенькую встряску, чтобы отучить ее впредь проникать в комнату спящего человека и являться ему в виде призрака. Но она прекрасно понимала, что герцогиня де Модрибур была сейчас не совсем вменяема. Казалось, что она в состоянии некоей прострации, движимая бессознательным, отчаянным чувством, проделала весь обратный путь к Голдсборо по морю, а затем шла пешком сквозь туман к форту до комнаты Анжелики.

Руки Амбруазины, все еще сжимавшие Анжелику, были холодными и дрожали. Она по-прежнему стояла на коленях, но, похоже, постепенно приходила в себя и начинала сознавать, что она натворила.

– Простите меня, – прошептала герцогиня. – О! Простите! Что я наделала?! Я у вас в комнате?! Вы ведь не покинете меня, а то я пропаду.

Она начинала бредить.

– Встаньте, вам нужно лечь, – сказала Анжелика, – вы утомлены.

Она помогла герцогине дойти до кровати, стала снимать с нее накидку, как вдруг красная молния пронзила темноту и осветила на миг обеих женщин: мантия была подбита пурпурным атласом, отразившим пламя свечи. Брошенная на постель, она напоминала огромную лужу темной крови. «Откуда у нее этот плащ?» – подумала Анжелика. Но эта мысль исчезла так же быстро, как и появилась. Анжелика все еще не до конца верила в реальность происходящего.

Она помогла Амбруазине лечь в постель на простыни, еще хранившие тепло ее собственного тела.

– Мне холодно, – пожаловалась герцогиня, не раскрывая глаз. Она вздрагивала всем телом, словно в конвульсиях.