Он протянул Пейраку кожаный шнурок с нанизанными на него раковинами.
– Скудун призвал меня к себе в селение Метудик, чтобы послать к вам. Эти квебекские господа просят его повести из Джемсега индейских воинов против англичан. Он еще не принял решения и посылает вам вот это.
– Только одна ветвь!
Пейрак перебирал связку ракушек на ладони и размышлял. Послание было весьма скромным. Оно могло означать:
«Что я должен делать? Я жду», равно как и «Примите это в знак моего уважения, прежде чем я начну военные действия, но я буду действовать по моему разумению».
– Вы видели послание, отец мой, что вы об этом думаете? – поинтересовался Пейрак, обернувшись к капуцину.
– Он не двинется с места, не узнав вашего мнения. Однако же он повелел начать некоторые военные приготовления, чтобы угодить тем господам, чьим кораблям угрожают англичане.
В речах капуцина сквозило безразличие. Чувствовалось, что исход переговоров его мало волновал. Он был молод, безбород; лицо его, энергичное и привлекательное, сильно загорело; ветер растрепал его волосы, рясу он подоткнул за веревочный пояс, обувью ему служили мокасины. Было в нем что-то – хотя он и принял сан и мог служить обедню – отчего его звали братом Марком, словно послушника.
– Вам на редкость повезло, что именно вас Скудун послал продираться сквозь лесную чащу, – резко бросил ему Виль д'Авре, – вам же это нравится гораздо больше, чем читать «Отче наш». А так вы смогли вытворять бог весть что на стремнинах реки Святого Иоанна, Сент-Круа и даже Медукснакеаг. Сколько раз ваша лодка переворачивалась вам на голову? Сколько раз вы пускали пузыри в водоворотах и бурунах у скал?.. У этой молодежи на уме только безумные подвиги в пучинах, эта страна их сводит с ума, – воззвал он к Анжелике. – Посмотрите на этого монаха. Он поражает даже индейцев той отвагой, с какой покоряет все реки, считающиеся непроходимыми и опасными. Вы полагаете, он думает о служении Господу, ради чего он и был послан сюда?.. Ничего подобного… А мой Александр? Мои родственники доверили мне его, чтобы я сделал из него настоящего дворянина, а не дикаря, который только и мечтает, как бы ему проплыть по реке против течения со скоростью десяти рысаков, как в прошлом году на Малом Кодиаке. А в этом году ему уже понадобилось устье реки Святого Иоанна…
– Так значит, вы признаете, что впутали всех нас в эту историю, чтобы угодить вашему любимчику? – закричал Бертран Дефур.
– Я не вызывал Фипса, – прорычал Виль д'Авре, выведенный из себя.
– А все-таки невероятное свершение остается, – примирительно сказал брат Марк. – Заметьте, от них бывают не только убытки. Именно воспоминание о прошлогоднем плавании вверх по реке и вот об этом, недавнем, привело Скудуна в такой восторг, что он задумался – а не придти ли ему на помощь французам, доказав тем самым, что он надежный союзник.
Лицо маркиза засияло, и он улыбнулся той юношеской улыбкой, которая молодила его лет на двадцать.
– Говорил я вам! – воскликнул он. – Александр не напрасно рисковал своей жизнью… и моей. Это необыкновенный молодой человек. Видите ли, граф, если бы не мой Александр, мы бы погибли.
– Осторожно, мы еще не спасены, – поправил его Пейрак, улыбаясь. – Я как раз не хотел бы, чтобы Скудун оставался слишком верен французам. В данном случае я предпочел бы, чтобы его высокомерный нрав одержал верх. Теперь моя очередь найти что-то такое, что могло бы произвести на него должное впечатление.
Он огляделся и пошел к группе англичан – большая их часть сидела на песке, неподалеку от кромки водорослей, за скромной трапезой, попивая пиво.
– Мистер Кемптон, разносчик, есть среди вас? Он был тут и деятельно снимал мерки со всех имеющихся ног, обещая всем поставить назавтра же, самое позднее – на следующей неделе пару башмаков, по-лондонски элегантных и невообразимо прочных. А есть ли у него кожа для такого количества заказов? Конечно, есть, да к тому же отменного качества. В крайнем случае, он раздобудет ее дня через два. Он знает остров, где…
Услышав слова Пейрака, маленький разносчик из Коннектикута – вокруг шеи у него было намотано несколько локтей лент, что делало его похожим на заклинателя змей, – засвидетельствовал свое почтение важной персоне, высоко задрав свой острый нос.
– Мистер Кемптон, – сказал ему граф, – мне был бы нужен ваш медведь.
– Мой медведь! Что вы от него хотите? – воспротивился недоверчивый Илай Кемптон.
– Сделать из него союзника. Или, вернее, доверить ему миссию чрезвычайной важности. Столь умный медведь не может не ощущать в себе потребности поступить на дипломатическую службу на благо Англии. Я хочу взять его с собой в Метудик; он должен покорить Скудуна, вождя малеситов, от которого я жду важных услуг, среди прочего – не выступать в войне на стороне французов.
Илай Кемптон отрицательно покачал головой.
– Это невозможно, мистер Уилаби не может ввязываться в столь рискованные затеи. И в любом случае, я не могу расстаться со своим медведем.
– Но вы можете поехать вместе с ним.
– A! Yes. Да. Есть ли там европейские женщины? – подозрительно спросил разносчик.
– Конечно! Они совершенно заброшены и с радостью; встретят вас.
– A! I see. Понятно. Это все меняет, – Илай Кемптон пришел к восторг, глаза его заблестели.
– Эти англичане такие похотливые, – с отвращением заметил Виль д'Авре. – Он достаточно знал английский, чтобы следить за диалогом, продолжая смаковать пирог с черникой и откусывая от него маленькие кусочки.
– Да нет, это совсем не то, что вы думаете, – со смехом уточнила Анжелика. – Этот славный человек – разносчик из Новой Англии, и он ищет покупателей. Его котомка поистине бездонна. У него всегда есть что-нибудь на продажу. Именно ему мы обязаны этим чудом – появлению на наших берегах бесчисленных кружевных манжеток и атласного шнура. И, конечно, все женщины бывают рады его приезду.
Кемптон принял решение.
– Хорошо. Я уведомлю мистера Уилаби и передам его ответ завтра, – заключил он. Торопясь вернуться к своим делам, он ушел, выкрикивая: «Прекрасные туфельки! Прекрасные новые туфельки!»
– Какая необычная личность, – восхитилась герцогиня де Модрибур, – до чего же все они живые и уморительные…
Я никогда так не забавлялась, – воскликнула она, глядя на Анжелику с восторгом девочки, выехавшей на свой первый бал.
Казалось, она была заворожена и даже позабыла о своей ответственности «благодетельницы», так что те из новых поселенцев, кто считали себя «нареченными» королевских невест, воспользовались этим, чтобы попытать удачи. Они увлекли девушек к столам, дабы, поднося им блюда и напитки, постараться побеседовать наедине с избранницей своего сердца. Барсампюи стремился обезоружить своей обходительностью скромность Кроткой Марии; Ванно принялся рассказывать Дельфине Барбье дю Розуа о своих военных кампаниях во всех концах света. Аристид Бомаршан конечно же, из кожи вон лез, чтобы понравиться Жюльене, а та временами не могла сдержать оглушительный взрыв смеха, который она тут же подавляла, прикрыв рот ладонью и встревоженно поглядывая на герцогиню и Петронилыб Дамур. Но даже тучная компаньонка ослабила бдительность. Прибытие Кромли совершенно перевернуло воззрения этой честной женщины на сильный пол. Сей представитель мужского племени, носящий юбку и рыжие, растрепанные, словно веник, бакенбарды, явно поразил ее воображение. Видя такой интерес к своей особе, шотландец начал с привычной самоуверенностью рассказывать ей всякие жуткие истории о привидениях, являющихся в Заливе, о кораблях-призраках и морских чудищах.
Анжелика заметила, что только мавританка, хотя и весьма любезная и миловидная, осталась словно позабытая всеми. Матросы Колена Патюреля, настроившись на благопристойный лад, вовсе не хотели, ухаживая за метиской, напоминать о былом пристрастии, – во время своих странствий – к островитянкам.
Анжелика вознамерилась было подойти к ней, чтобы развлечь ее и поручить заботам молодых девиц Голдсборо, но Жан ле Куеннек опередил графиню и, заметив одиночество мавританки, заговорил с ней.
