Битва была отчаянной, ударом хвоста морской гигант швырял в воздух лодки китобоев, и все же был добит и притянут к берегу под истошные крики бесчисленных чаек. Туша кита была еще наплаву, между берегом и лодкой, стоящей на якоре, когда ее начали разделывать.

На берегу три огромных чана грелись на кострах. Рыбаки бросали в них куски жира, и все радовались богатой добыче, подсчитывая в уме барыши. Из глубоких впадин в голове кита люди черпали ведрами белую маслянистую жидкость — спермацет, идущую на производство свечей особо высокого качества. Китовый ус пойдет на изготовление одежды, корсажей, вееров и украшений… Изысканные блюда из языка подадут в королевских дворцах, а жир — в хижинах бедняков, на масленицу. Из костей понаделают стропила, балки и изгороди…

Главный гарпунер Эрнани д'Астигуерра, он же капитан небольшого судна, горделиво прогуливался по причалу, опираясь на гарпун, как индеец — на пику. Когда загорится первая звезда на небосклоне, а лес темным контуром обозначится на фоне зеленоватого неба, он прикажет приостановить работу и разжечь вдоль берега большие костры. Сегодня — ночь святого Жана, когда все будут плясать и прыгать через огонь.

Тем временем Анжелика приглядела для себя у мистрис Мак Грегор шубу из очаровательного бархатистого меха тюленя.

— Сейчас со мной нет денег, — сказала она, — но, как только я доберусь до Голдсборо, я пришлю вам кошелек с двадцатью экю и подарочек, который вам будет приятен. Что бы вы хотели получить?

— Мы живем в достатке, — отвечала крестьянка, — и не стоит беспокоиться. Я слышала, вы умеете лечить. Если бы вам удалось вылечить моего внука Алистера, мне больше ничего и не нужно. А малец будет счастлив.

Они отправились в дом, где жил мальчик. У мистрис Мак Грегор было двенадцать детей. Оставшиеся в живых сыновья и дочери все повыходили замуж и женились и жили на острове, составляя многочисленный род. Чтобы не создавать трений между двумя религиями, в этих франко-шотландских семьях детям давали имена через одного — то французское, то шотландское. После Леонарда шел Оугилвей, а после Алистера шла симпатичная Жанетон. Несколько дней тому назад с юным Алистером приключилась беда: убегая по скалам от прилива, он хотел перепрыгнуть через расщелину. Если бы не перепрыгнул, свалился бы с высоты в шестьдесят футов. Он перепрыгнул, но с тех пор дикая боль мешала ему встать на ноги.

Анжелика поняла, что из-за конвульсивного сокращения пальцев ног, вызванного необходимостью удержаться при приземлении, у главных нервов подошвенного свода растянулись оболочки. Чтобы вернуть их на место, пришлось прибегнуть к болезненной процедуре, но после часового массажа парень смог, сперва робко и нерешительно, встать на пол, но тут же, видя что ноги не болят, обрадовался и пообещал в тот же вечер сплясать танец скрещенных кинжалов. Анжелика строго запретила ему это. Ногам нужен покой, так как связки должны окрепнуть. Она попросила дать ей барсучьего сала (у каждой Доброй хозяйки обязательно найдется баночка с этим снадобьем) и, растерев им в последний раз ноги Алистера, разрешила ему ходить с палочкой. Так он сможет, по крайней мере, присутствовать на празднике…

На это чудо исцеления смотрела целая толпа людей, одетых в клетчатые пледы-тартаны, кто — с капюшоном, а кто — в синем берете с помпоном; все они были из кланов Мак Грегор и Мак Дэйлайнс. Были там и английские переселенцы, и купцы в темных рединготах, потомки первых обитателей залива и мыса Код. Были здесь и странники-монахи. Подобно старому Жозюе, которого Анжелика повстречала в Хоусноке, все они, несмотря на строгие нравы, были людьми веселыми, к великому огорчению преподобного отца Пэтриджа. Были там еще две семьи ирландцев-рыбаков и одна — французов Дюмаре, известных тем, что они удерживали печальный рекорд по числу утопленников. Ведь в этом краю ребенок, едва встав на ноги, пускается вплавь по волнам верхом на доске. Как тут не тонуть? Они ведь только и делают, что плавают между островами, а в возрасте 14 — 15 лет эти неутомимые мореплаватели по проливам особенно отважны, хотя опыта-то нет, ну и тонут, попав в особо опасном месте в критическую ситуацию.

В семье Дюмаре бабушка обладала даром ясновидения и всегда предчувствовала несчастья. Бывало, будь то днем или ночью, она вставала и начинала складывать одежду парня, ушедшего в море. «Он только что утонул» — говорила она.

Много разных рассказов услышала Анжелика, пока ее водили из дома в дом, с одной фермы на другую. Этими визитами знатной дамы очень гордились жители острова, а исцеление Алистера сделало ее легендарной личностью. Моряки из Дьеппа, пришедшие за пресной водой на двух шлюпках, дополняли в тот вечер население острова. Повсюду слышалась странная смесь языков и наречий французского, английского и диалектов индейцев. Несколько миролюбивых представителей племени мик-мак, породнившихся с жителями острова, вышли из леса, положили меха и дичь на порогах домов и, сидя на корточках на возвышении, с любопытством разглядывали празднество бледнолицых. Это были, как правило, очень крупные мужчины с бронзовыми прямоугольными лицами.

К 10 часам вечера Анжелика решила, что с визитами вежливости пора кончать, и что до начала праздника неплохо было бы вздремнуть.

После горячей бани у мистрис Мак Грегор волосы ее быстро высохли на теплом ночном ветерке, но усталость не проходила.

Завернувшись в новую меховую шубу, она присела в сторонке, у подножья высокого дуба.

Завтра она будет в Голдсборо. Дай-то Бог, чтобы море было спокойно!

Тем временем вокруг домов и на берегу становилось все оживленнее, выросли кучи хвороста.

На импровизированных столах появились бочонки, кубки, миски. Полночь приближалась, а с ней и время костров святого Жана.

С криками, взявшись за руки, пробежали мимо ребятишки, увлекая за собой негритенка Тимоти, юнгу Аббиала и Самюэля Коруэна.

Вечный Монеган, колыбель моряков, вступал в волшебную ночь, и слышались удары его сердца — шум волн, разбивающихся о скалы, и первые раскаты барабанов басков, репетирующих танец…

В году тысячном от рождества Христова, в этом узком фиорде появились люди на ладьях, украшенных фигурами драконов. Они открыли для европейцев гранитные берега Ньюфаундленда с холмами, утопающими в цветах. С тех пор на серых скалах стали появляться загадочные надписи, сделанные рукой бородатых викингов и светловолосых норманнов. После них прославились имена Джона Кэбота, Веразано ле Флорантена из Франции, испанца Гомеса, англичанина Рата, французского пастора Андре Тэо, сэра Хемфри Гелберта, Гаснолда, Шамплейна и Джорджа Уэймотов, Джона Смита, приплывшего в 1614 году с миссией «исследовать Северную Америку с точки зрения перспектив на добычу золота и китов».

Пестрая и непоседливая масса людей слагала на протяжении долгой истории волнующую сагу об острове могикан, полную кельтских, ирландских и шотландских выражений. Острые запахи, крепкие ругательства на всех языках, понятный всем смех мужчин, женщин, детей, одежда из разных стран: шотландские юбочки, красные береты басков, черные шляпы кальвинистов, атласные косынки барбадосских пиратов и матросские шапочки со всего света…

А в траве не умолкал пронзительный стрекот кузнечиков.

И на шафранном горизонте, там» где из зеленоватого неба и темнеющих волн сгущалась ночь, нескончаемой чередой шли паруса, паруса, паруса.

И вдруг все исчезло: и море, и берег опустели. Анжелика увидела, что сидит одна на пустынном берегу моря. Почему сегодня столько раз звучит «Бар Харбор», почему сейчас столько «опустевших портов»?.. Повсюду, повсюду, вдоль бесконечных изрезанных бухтами берегов:

Бар Харбор, Бар Харбор — как похоронный звон… Пустыня… Ушли киты и косяки трески и сардин, ушли похожие на серебристые подносы скаты, и птицы тучами улетели, ушли тюлени и морские свиньи, голубые кашалоты, прожорливые касатки и ласковые дельфины…

Но не только от этого тяжело… Уныние охватывает душу, бесконечная, ноющая ностальгия… Глухое отчаяние опустевших бухт…