— Барон, я очарована встречей с вами. Я много слышала о вас.

— И я тоже о вас, сударыня… Нет, не нужно представляться. Я вас узнал, хотя никогда не видел. Вы прекрасная, необыкновенная мадам де Пейрак! Хотя я слышал много рассказов о вас, действительность намного превосходит то, что я мог себе представить… Вы приняли меня за индейца? Как объяснить вам мое неучтивое поведение? Увидев вас вдруг перед собою, поняв мгновенно, кто вы, и что вы здесь, я был поражен, потрясен и онемел, как те смертные, которых в их жалкой земной обители, повинуясь неизъяснимому капризу, посещают богини. Да, сударыня, я знал, что вы невероятно прекрасны, но не знал, что вы к тому же обладаете таким очарованием и приветливостью. Услышать из ваших уст слова индейского языка, который я так люблю, и увидеть вашу улыбку, озарившую вдруг это темное и грубое прибежище, — какое удивительное потрясение! Я никогда его не забуду!

— Теперь я вижу, сударь, что вы гасконец! — воскликнула она со смехом.

— Вы, действительно, приняли меня за индейца?

— Разумеется.

Она разглядывала его бронзовое лицо, на котором блестели совершенно черные глаза, его шевелюру.

— А теперь? — спросил он, сбросив красную, вышитую жемчугами и иглами дикобраза накидку. И предстал перед нею в голубом камзоле офицеров полка Кариньяна — Сальера, отделанном золотым сутажем, с жабо из белых кружев. Но только этот камзол представлял предписанную униформу. Что касается остального, то Сен-Кастин носил высокие гетры по-индейски и мокасины вместо сапог.

Барон подбоченился, упершись кулаком в бедро, с надменным видом молодого офицера королевской свиты.

— А так? Не похож ли я на примерного придворного в Версале?

Анжелика покачала головой.

— Нет, — сказала она, — ваше красноречие запоздало, сударь! В моих глазах вы вождь абенаков.

— Хорошо, пусть будет так! — сказал барон де Сен-Кастин с важным видом. — Вы правы. Он нагнулся, чтобы поцеловать ей руку.

Этот оживленный обмен любезностями и комплиментами по-французски происходил непринужденно в полной табачного дыма комнате. Сидящие за столом посетители и ухом не повели. Что касается нескольких индейцев, находившихся в зале, то они, занятые своими торговыми сделками, не обращали никакого внимания на эту сцену. Один из них при помощи магнита пересчитывал одну за другой иголки, второй пробовал лезвия складного ножа о край прилавка, третий, отступая, чтобы измерить кусок ткани, толкнул Анжелику и, недовольный, бесцеремонно отодвинул ее в сторону, дабы она ему не мешала.

— Пойдемте отсюда, — решительно сказал барон. — Рядом есть комната, в которой мы сможем спокойно побеседовать. Я попрошу старого Джозефа Хиггинса принести нам туда что-нибудь перекусить. Этот очаровательный ребенок — ваша дочь?

— Нет, это маленькая англичанка, которая…

— Тише! — резко прервал ее молодой гасконский офицер. — Англичанка!.. Если об этом узнают, то я не дам дорого за ее голову или, во всяком случае, за ее свободу.

— Но я выкупила ее должным образом у индейцев, которые взяли ее в плен, — запротестовала Анжелика.

— В качестве француженки вы можете позволить себе некоторые вещи, — сказал де Сен-Кастин. — Но, как известно, господин де Пейрак не имеет привычки выкупать англичан, чтобы затем их крестить. Это не нравится в высоких сферах. Потому не дайте никому заподозрить, что эта малышка — англичанка.

— Но здесь много иностранцев. Разве глава этой фактории не голландец, а его служащие не прибыли сюда, как мне кажется, прямехонько из Новой Англии?

— Это ни о чем не говорит.

— Но они здесь.

— На какое время?.. Поверьте мне, будьте осторожны. Ах, дорогая графиня,

— воскликнул он, снова целуя ей кончики пальцев, — как вы очаровательны и совершенно соответствуете той репутации, которая сложилась о вас.

— Я думала, что у французов мне создали скорее дьявольскую репутацию.

— Так оно и есть, — подтвердил он. — Дьявольскую — для тех, кто, как и я, слишком чувствителен к женской красоте… Дьявольская также для тех, кто… В конце концов, я хочу сказать, что вы похожи на вашего супруга, которым я восхищаюсь, и который пугает меня. По правде говоря, я оставил свой пост в Пентагуете и отправился на Кеннебек, чтобы встретить его. У меня есть для него важные новости.

— Что-нибудь плохое случилось в Голдсборо? — спросила Анжелика, побледнев.

— Нет, успокойтесь. Но я полагаю, что господин де Пейрак с вами. Я попрошу его придти к нам.

Он толкнул дверь. Но, прежде чем Анжелика, держа за руку Роз-Анн, успела пройти в соседнюю комнату, кто-то с шумом переступил порог главного зала и устремился навстречу барону де Сен-Кастину.

Это был французский солдат с мушкетом в руке.

— На этот раз так и есть, господин лейтенант, — простонал он. — Они разожгли костры под своими котлами войны… Я не ошибаюсь. Этот запах я узнаю среди тысячи других. Идите, идите, понюхайте!..

Он схватил офицера за рукав и почти силой вытащил на улицу.

— Понюхайте! Понюхайте! — настаивал он, выставив свой длинный, вздернутый нос, который придавал ему вид ярмарочного клоуна. — Как это пахнет?! Это пахнет маисом и вареной собакой. Правда? Вы не чувствуете?

— Это пахнет столькими вещами, — бросил де Сен-Кастин с брезгливой миной.

— Нет, меня не обманешь. Когда так воняет, это значит, что там, в лесу, они пируют, прежде чем отправиться воевать. Они едят маис и вареную собаку! Чтобы придать себе смелости. И еще они пьют воду сверх всякой меры, — добавил он с выражением ужаса, который еще больше расширил ею выпученные глаза встревоженной улитки.

У солдата было лицо простофили. Если бы его подобрали для своих подмостков бродячие комедианты, они вознаградили бы себя безудержным смехом зрителей.

Действительно, речной ветер доносил из глубины леса сладковатый запах индейского пиршества.

— Это несется оттуда и оттуда, — продолжал солдат, показывая различные места на левом берегу Кеннебека. — Я не ошибаюсь!

Забавный персонаж! Затянутый в свой голубой мундир, он держал оружие с опасной неловкостью. У него не было ни гетр, ни мокасинов, тяжелые башмаки еще больше подчеркивали его неуклюжесть, а толстые полотняные чулки, подвязанные под коленями, свисали непредписанными складками.

— Почему вы так взволнованы, Адемар? — спросил барон де Сен-Кастин с лицемерным участием. — Не нужно было вербоваться в колониальный полк, если вы так боитесь индейской войны.

— Но я же вам говорил, что вербовщик во Франции напоил меня, и я проснулся уже на корабле, — промолвил жалобно его собеседник.

Между тем, подошли граф де Пейрак, Голландец и француз, который встретил их на берегу. Они слышали утверждения Адемара относительно котлов войны.

— Я думаю, этот парень прав, — сказал француз. — Тут много говорят о скором выступлении абенаков, которые хотят покарать наглых англичан. Вы не будете в этом участвовать, Кастин, с вашими эчеминами?

Барон казался озадаченным и не ответил. Он поклонился графу, который приветливо протянул ему руку.

Затем Жоффрей де Пейрак представил жене своих двух попутчиков. Голландца звали Питер Богген.

Второй был мессир Бертран Дефур, который с тремя братьями владел небольшой концессией на перешейке в самой глубине Французского залива [54].

Пикардиец с широкими плечами, крупными, словно вырезанными из дерева чертами загорелого лица, по-видимому, давно уже не имел возможности разговаривать с красивой женщиной.

Он казался вначале смущенным, но потом, взяв себя в руки, поклонился с простой непосредственностью.

— Нужно отметить эту встречу, — сказал он. — Пойдемте выпьем.

Какой-то хрип, раздавшийся позади группы, заставил всех обернуться.

Солдар Адемар прижался к двери, устремив глаза на Анжелику.

— Демон, — бормотал он. — Это.., это она!.. Вы мне не сказали. Это нехорошо. Почему вы мне ничего не сказали, мой лейтенант?

Де Сен-Кастин застонал от отчаяния. Он схватил солдата и сильным ударом ноги в нужное место отправил на землю.